Старые мысли, устарелые методы (Ответ А. Зимину)

1

Прошло уже более четверти столетия с того времени, как в Париже вышла печально известная книга А. Мазона «Le Slovo d’Igor», вызвавшая недоумение и возмущение во всем мире. Ученые разных стран, самых разных политических убеждений (вплоть до русских эмигрантов) приняли участие в полемике с А. Мазоном и показали, что его попытки возродить скептическую школу Каченовского являются покушением с негодными средствами.

А. Зимин решил обновить научно несостоятельную гипотезу А. Мазона, считавшего «Слово о полку Игореве» написанным в конце XVIII века в подражание «Задонщиие».

Научная общественность вправе ожидать от нового сторонника старых взглядов, во-первых, новых аргументов, нового исследования, новых фактов, а во-вторых, честной и смелой полемики со своими научными противниками. К величайшему удивлению и сожалению, автор решительно уклоняется от полемики, от научного спора с теми специалистами, в область которых он вторгся.

В 1962 году девять крупнейших советских специалистов по истории русской литературы XI – XVIII веков выпустили солидную книгу, подводящую итоги научному разгрому гипотезы А. Мазона¹.

Спустя полтора года, имея достаточно времени для ознакомления с этой книгой, А. Зимин выступает с работой «Слово о полку Игореве. Источники.

Время созданий. Автор» (1963), в которой он не разбирает аргументов своих оппонентов, а лишь вскользь упоминает отдельные положения².

Рукопись А. Зимина вызвала серьезную критику на дискуссии, состоявшейся в Академии наук в мае 1964 года. Здесь выступили тридцать два человека, из которых только пятеро (В. Вилинбахов, А. Клибанов, В. Кобрин, Я. Лурье и А. Монгайт) поддержали отдельные положения А. Зимина³.

Однако ни в заключительном слове, ни позднее, после опубликования отчета о дискуссии, А. Зимин не остановился на основных возражениях, сделанных ему литературоведами, лингвистами-славистами, лингвистами-тюркологами, историками, археологами.

В статье, помещенной в этом номере журнала «Вопросы литературы», А. Зимин умалчивает о статье Ф. Приймы, о статье Л. Гумилева, о рецензиях на извлеченный А. Мазоном из архива «труд» М. Успенского, о новых работах американского слависта Р. Якобсона.

Но самым невероятным и необъяснимым, с точки зрения научной этики, является уклонение А. Зимина от ответа коллективу авторов, написавшему монументальное исследование о «Задонщине» и «Слове о полку Игореве», то есть о краеугольном камне гипотезы Мазона – Зимина⁴.

А. Зимину можно было бы подождать с публикацией своей статьи, если он еще не подготовил ответа на этот убийственный для его построений том, являющийся результатом многолетних работ и учитывающий все текстологические и общие построения А. Зимина.

Выступать же в печати, делая вид, что книги не существует, не удостаивая ее внимательного разбора, по меньшей мере своеобразный способ утверждения своего мнения.

Умалчивая о работах, развенчивающих его исторические приемы и выводы, А. Зимин пытается вернуть нас во вчерашний день науки и, что самое странное, объявить взгляды Каченовского, Мазона и свои новаторскими, выступая против «традиционных взглядов».

Нам остается надеяться, что невнимательность к доказательствам своих оппонентов А. Зимин компенсирует отточенностью и обоснованностью своих собственных доказательств; надо полагать, что для краткого изложения своих взглядов в статье им отобраны наиболее непреложные факты, наиболее неотразимые аргументы, основанные на новом исследовании вопроса.

Посмотрим.

* * *

Первый вопрос, на который должен был бы ответить А. Зимин, это вопрос о причинах подделки в 1767 – 1791 годах. Расценивая «Слово о полку Игореве» как произведение героическое, А. Зимин попадает в странное положение: екатерининская Россия одерживает одну победу за другой, оттесняя турок и татар из степей, основывая Новороссию и побеждая турок на Дунае. А в это время, желая прославить успехи русского оружия, ярославский архимандрит И. Быковский сочиняет невероятно сложным путем стилизованную поэму о поражении русских в степи 600 лет тому назад, выбрав в герои второстепенного северского князя.

У И. Быковского, если принять гипотезу А. Зимина, был более простой путь, – ведь по его предположению И. Быковский был единственным из русских образованных людей, обладавшим тогда драгоценной рукописью «Задонщины», воспевавшей именно победу над татарами в 1380 году. Свой замысел прославить победу «старыми словесы» И. Быковский мог бы выполнить путем публикации «Задонщины», тем более что в этой поэме упоминались Кафа и Тырнов, где и в XVIII веке велись сражения с татарами и турками. И. Быковский, по воле А. Зимина, предпочел в честь побед воспевать поражение.

Мало того, наделив И. Быковского уникальной рукописью в своей собственной редакции, А. Зимин сам же и лишает его этого сокровища, – ни в ярославской библиотеке, ни в библиотеке А. Мусина-Пушкина «Задонщины» не было. Куда же дел рукопись И. Быковский после того, как он превратил «Задонщину» в «Слово о полку Игореве»?

Не считает ли А. Зимин странным, что И. Быковский написал поэму, являвшуюся «горной вершиной русской литературы» XVIII века, таким языком, которого не понимал как следует ни один из его современников?

Как примирить страстный призыв «Слова» к единению русских феодальных князей XII века с тем, что это сочинялось в условиях централизованной абсолютистской империи, где надобности в таком призыве давно уже не было?

Единственный ответ, который может дать А. Зимин на вопрос о причинах появления такой несуразной (с точки зрения читателей XVIII века) стилизации, это тот же самый ответ, который дал в свое время А. Мазон, – оправдание внешней политики Екатерины II⁵.

Далее своего учителя А. Зимин не продвинулся.

* * *

Рассмотрим подробно один из разделов статьи А. Зимина, чтобы выяснить глубину исследовательской разработки им источников. Хронологически первым является раздел о летописях, сообщающих сведения о походе 1185 года.

Главная методическая ошибка А. Зимина в потребительском, а не источниковедческом подходе к летописям, вытекающем из презумпции подложности «Слова о полку Игореве».

А. Зимин считает, что И. Быковский для создания «Слова» пользовался тремя летописями: Ипатьевской, Кенигсбергской и Никоновской. Из Никоновской фальсификатором взято только одно (!) слово – имя разбойника Могуты (1008 год) – и превращено в поэме в название народа «могуты». В «Слове» упоминается семь загадочных народов, служивших Ярославу Черниговскому; откуда взяты имена остальных шести, А. Зимин не знает, а только для одного будто бы понадобилась Никоновская летопись, из которой ничего более не взято.

Кенигсбергская (Радзивиловская) летопись понадобилась И. Быковскому, по мысли А. Зимина, затем, чтобы ввести в плач Ярославны слова о зное во время битвы: «В поле безводне жажею имь лучи съпряже…» О том, что в мае месяце в южной безводной степи было жарко, можно было знать, и не заглядывая в летопись. Даже в Новгороде, по дендрологическим данным, лето 1185 года было действительно засушливым, что сказалось на годичных кольцах древесины XII века из раскопок⁶.

В «Слове о полку Игореве» и в другом месте косвенно говорится об этом: «А древо на бологом листвие срони», – ранний листопад – следствие весенней засухи. Откуда же мог знать Быковский в 1770-е годы о сроках листопада 1185 года?

Второй раз Радзивиловская летопись понадобилась будто бы для того, чтобы сочинитель мог ввести в поэму два солнечных затмения – до похода и во время похода.

Здесь целый ряд несуразиц. Во-первых, двух затмений подряд на протяжении одной недели никогда не бывает, и это образованный Иоиль несомненно знал. Во-вторых, человек, пользующийся одновременно Радзивиловской и Ипатьевской летописями, должен знать, что поход начался 23 апреля, а затмение (единственное) произошло 1 мая 1185 года, что подтверждено и астрономами. Зачем же заставлять своего литературного героя совершать нелепости и писать о двух солнечных затмениях?

Торопливость А. Зимина в подборе любых, кажущихся ему доказательными, данных привела к тому, что он совершил непростительную источниковедческую ошибку, – ведь допрос о «двух затмениях» давно уже решен: в 1887 году А. Соболевский выяснил, что в ветхой рукописи «Слова о полку Игореве», с которой был сделан мусин-пушкинский список, были перепутаны страницы и единый рассказ о единственном затмении был механически перебит другим текстом. В 1917 году А. Соболевский развил эту мысль⁷.

И. Быковский, оказывается, и в третий раз обратился к этой летописи: «Текстологическая близость обнаруживается и в рассказе о Мстиславе, который по обоим источникам«зареза Редедю», – утверждает А. Зимин. Можно подумать, что рассказ о Мстиславе Тмутараканском только и содержится что в «Слове» и Радзивиловской летописи. Но ведь А. Зимин должен знать общеизвестный факт, что это событие 1023 года имеется во всех списках Повести временных лет, с которых начиналась и Радзивиловская, и Ипатьевская, и сотни других летописей.

Еще один важный факт И. Быковский якобы взял из той же Кенигсбергской (Радзивиловской) летописи: то, что князь Игорь «ускочи» из половецкого плена (в «Слове»»поскочи»). А. Зимин, очевидно, забыл, что Он только что доказывал использование И. Быковским Ипатьевской летописи, где подробно описан побег из плена. Зачем же ради одного слова понадобилось привлекать еще одну летопись? Да и слово-то вполне обычное: беглецы, если у них есть кони, всегда скачут, а не едут шагом.

В пятый раз эта же летопись будто бы была привлечена для того, чтобы извлечь из нее слова «Ярославли внуки». У Ярослава Мудрого было девятнадцать внуков, о которых подробно писали все летописцы XI и XII веков. При чем здесь близость «Слова» и Кенигсбергской летописи?

Весь абзац, посвященный этой летописи, завершается неожиданным выводом, что соединение в «Слове» данных Ипатьевской летописи с Радзивиловской (различных по своей политической направленности) «также свидетельствует о позднем происхождении «Слова».

Политическая направленность Радзивиловской летописи в «Олове» не отразилась, а пять разобранных выше случаев (жара летом, цитирование Повести временных лет, ускакавший Игорь, наличие внуков у Ярослава и два солнечных затмения на неделе) не только не доказывают позднего происхождения «Слова о полку Игореве», но ставят под сомнение подобное обращение с источниками – не только без анализа, но даже и без необходимого чувства осторожности.

Однако оказывается, что Никоновская и Кенигсбергская летописи вовлечены А. Зиминым в свою статью не без цели: «Практически же нужно исходить из того, что «Слово о полку Игореве» было написано после 1767 года, когда вышли в свет Никоновская и Кенигсбергская летописи,, то есть его предполагаемые источники». Вот мы и получили разгадку тех противоестественных натяжек, которые допускал А. Зимин в своем выборочном пользовании летописью. Дата выхода в свет изданий этих двух летописей рассматривается как terminus post quem. Пока в 1767 году не была опубликована Кенигсбергская летопись, стилизованная поэма об Игоре не могла появиться!

Но мы тогда должны внести важную поправку: «Слово о полку Игореве», опирающееся, по мысли А. Зимина, в основном на Ипатьевскую летопись, не могло появиться ранее 1843 года, года первой публикации этой летописи во втором томе Полного собрания русских летописей.

А. Зимин ошибается и вводит в заблуждение читателей или тогда, когда отрицает за своим предполагаемым автором, И. Быковским, право знакомиться с летописями до их издания, в рукописях (которых много было у него под рукой), или тогда, когда включает в свой текст ничего не утверждающую, ложную дату – 1767 год. Ложную потому, что для «Задонщины», изданной в 1858 году, и Ипатьевской летописи, изданной в 1843 году, он допускает использование их Быковским в рукописном виде, а для Кенигсбергской и Никоновской почему-то нет.

Предвзятость А. Зимина, очень далекая от науки, доходит до того, что на той же странице, начиная размышлять о том, кто бы мог после 1767 года написать «Слово о полку Игореве», он пишет: «…сразу же на ум приходит имя Ивана (в монашестве Иоиля) Быковского, первого владельца рукописи этого произведения. Именно в его библиотеке мы и находим упоминавшиеся выше Никоновскую и Кенигсбергскую летописи». А строчкой ниже еще решительнее: «…никто, кроме Быковского, не может претендовать на то, чтобы можно было связать с его именем создание этой героической поэмы» (курсив мой. – Б. Р.).

Пояснения излишни, методы ясны.

* * *

Последнее, что нам осталось рассмотреть, это страницы, посвященные Ипатьевской летописи.

Здесь также необходим разбор каждого положения.

Анализа летописного текста и определения его состава (применительно к 1185 году) здесь нет.

А. Зимин считает, что вся фактическая основа «Слова о полку Игореве» взята из Ипатьевской летописи. Это было бы очень вероятно, если бы было уже доказано, что «Слово» сочинено в XVIII веке, но так как сопоставление с Ипатьевской летописью необходимо для выяснения времени написания «Слова», то голословных утверждений здесь недостаточно, как бы категорично и безапелляционно они ни высказывались.

Почему А. Зимин считает, что композиция и летописи, и «Слова»»не определяется ходом военной экспедиции», что там и здесь существуют «неожиданные переходы от Игоря к Святославу Киевскому, затем в Переяславль и, наконец, снова к Игорю»? Еще на дискуссии 1964 года было подробно аргументировано положение, что летописный рассказ и «Слово» отражают один и тот же ход реальных событий 1185 года:

а) апрельско-майский поход Игоря,

б) две битвы с половцами,

в) сбор войск Святославом Киевским,

г) приход Кончака к Переяславлю,

д) раздоры князей на Днепре близ Переяславля,

е) побег Игоря из плена,

ж) Игорь в Киеве у Святослава.

Где же здесь неожиданности?

Перед нами совершенно естественный, строго хронологический ряд жизненных явлений 1185 года, затрагивавших всю Южную Русь и потому одинаково интересовавших и киевского летописца, и киевского поэта. Конечно, рассуждая теоретически, мы должны допустить три варианта расшифровки, и, кроме самого простого и естественного – оба автора сами знали о событиях, происходивших в их дни или у них на глазах, – мы можем говорить о заимствовании поэтом XII века сведений у современного ему летописца или, наоборот, летописцем у поэта, что, разумеется, менее вероятно.

Если исходить из принятых норм научного осмысления источников, то тот вариант, где подробный рассказ хрониста и краткий поэтический рассказ о тех же событиях в том же порядке восходят к одному источнику – к жизни, к описаниям очевидцев, донесениям гонцов, собственным наблюдениям, мы должны признать по крайней мере равноправным с двумя другими.

Историк обязан убедиться в невозможности возвести оба рассказа к жизни и лишь после этого говорить о литературном воздействии. При существующем положении совпадение канвы событий является аргументом в пользу синхронности летописи и «Слова».

Можно согласиться с А. Зиминым, что «Слово» не было источником летописного рассказа. Это явствует из изложенного выше взгляда на независимое происхождение обоих рассказов, что легко доказывается большей подробностью летописного повествования, содержащего имена, географические названия, детали боя, точный календарь событий и т. п.

Но к какому сложному и неубедительному ходу рассуждений прибегает А. Зимин! «Слово о полку Игореве» не могло быть источником летописного рассказа, ибо в нем начисто отсутствуют общие места Игоревой песни с «Задонщиной»…» Здесь комментарии были бы очень нужны, но дать их трудно.

Конструкцию летописного рассказа, передающего реальную последовательность событий, А. Зимин почему-то объясняет сложностью состава летописного свода, образовавшегося из летописей Черниговской, Киевской и Переяславской. Во-первых, никому не известно из статьи, что самый рассказ летописи о 1185 годе принадлежит руке трех авторов, а во-вторых, разве изменился бы порядок событий от местожительства автора? А. Зимина удивил «неожиданный» переход к Переяславлю, но ведь это Кончак после разгрома Игоря неожиданно оказался под стенами Переяславля, а Святослав только лишь после этого мог выступить против Кончака. Игорь мог попасть в Киев только после своего побега… и т. д. Ни один из семи эпизодов, перечисленных выше, не может быть сдвинут со своего места. Следовательно, конструкция летописного повествования не зависит от места написания (выяснением которого А. Зимин и не занимался), и приведено это в статье неизвестно зачем.

А. Зимин вновь пишет о том, что Ярославна оставлена без имени, так как летописец указал только имя ее отца, Д. Лихачев исчерпывающе ответил на этот вопрос, показав полную неосведомленность А. Зимина в летописных делах; ⁸ летописи называют без имени ряд княгинь – Дмитровну, Ростиславну, Кончаковну, Ярославну и др.

Плохим знанием летописи XII века объясняется утверждение А. Зимина о том, что автор «Слова» стремился держаться как можно ближе к тексту летописи даже в характеристиках исторических лиц.

В тяжелом бы положении оказался такой автор, так как внутри одной летописи (особенно Ипатьевской) мы находим самые противоречивые характеристики одного и того же лица, восходящие к разным летописцам, разным княжеским дворам. Очень контрастны характеристики Святослава Киевского, Рюрика Ростиславича, Владимира Галицкого, Романа Мстиславича и др.

Ошибкой автора «Слова» А. Зимин считает то, что Всеволод, брат Игоря, «предстает перед нами курским князем», тогда как по летописи он – князь Трубчевский. Перед кем Всеволод предстает курским князем? В «Слове о полку Игореве» этого нет! Там сказано только, что курские полки составляли авангард войск Всеволода, а остальное – домысел А. Зимина.

Другой ошибкой автора «Слова» А. Зимин считает то, что он, автор, упоминает о походах Романа Мстиславича на половцев и ятвягов. И снова А. Зимин попадает в неловкое для историка положение, так как добавляет: «но их (походы) князь совершал в 1196 – 1205 годах, то есть много лет спустя после бегства Игоря из половецкого плена, а не до этого события, как это изображено в «Слове».

Нельзя историку в середине XX века допускать такую фетишизацию писанного слова: раз в летописи не написано, значит, этого никогда не было.

Князь Роман княжил на Волыни с 1170 года. Ятвяги и половцы были враждебными соседями его земли. Личная летопись князя сохранилась в незначительных фрагментах, и то обстоятельство, что за время с 1170 по 1188 год киевский летописец ничего не говорит о походах Волынского князя, никак не может свидетельствовать об ошибке автора «Слова». В Киевской летописи походы Романа стали описываться лишь тогда, когда он женился на дочери киевского князя, а потом и сам стал великим князем киевским. Как же можно строить какие-либо выводы на аргументах от умолчания? Это и в XVIII веке не считалось признаком критического мышления.

Слово «толковины», встречающееся в «Слове о полку Игореве» и в летописи, А. Зимин объясняет заимствованием из летописи. Иоиль Быковский должен был перелистать всю летопись, чтобы под 907 годом найти глоссу «тиверци, яже суть толковины», и, приделав к загадочному слову эпитет «поганые», ввести в свою поэму.

Что же получилось у Иоиля – Зимина? «Из пустых колчанов поганых переводчиков высыпают крупный жемчуг…» Чтобы избавить своего героя от такой неловкости, А. Зимин оговаривается, что Иоиль не знал, что «толковины» означают переводчиков, и «счел за название одного из «поганых» народов». Дело обстоит проще: слово «толковины» означает «союзников», «помощников» (от «толока» – общественная помощь), а вовсе не толмачей. Странно было бы вещему Олегу в 907 году брать с собой в поход целое племя переводчиков! Не надо упрекать автора «Слова о полку Игореве» в непонимании «старых словес».

Размышляя о личности автора «Слова», А. Зимин пришел к выводу, что «он скорее всего принадлежал к духовенству». Этот вывод опирается на другой: он «очень плохо разбирался в древнерусском оружии. Так, он заставляет «копья» петь, но они в XII веке были еще не метательным оружием…» Во-первых, копья никогда и не стали метательным оружием, так что писать «были еще не метательным» просто нельзя. Во-вторых, образ поющих копий взят из жизни. Еще сейчас можно найти много кавалеристов, не раз слышавших, как поет ветер в поднятых пиках эскадрона, – «копья поют…».

А. Арциховский очень убедительно показал, что утверждения А. Зимина «сплошь состоят из археологических ошибок. Относительно мечей основных ошибок по крайней мере шесть» ⁹.

Можно добавить только, что напрасно А. Зимин обрушился на автора «Слова» по поводу глагола «скепать», который будто бы относился только к деревянным предметам. Древко копья называлось «оскепищем», а железный рожон – «оскепом» (как «топорище» и «топор»). Следовательно, глагол «скепать» в большей мере связан с железными доспехами, чем с деревом. И здесь спор А. Зимина с автором «Слова» окончился в пользу последнего.

Крайнее недоумение вызывает решение А. Зиминым вопроса о христианском и языческом в «Слове о полку Игореве». «Христианская направленность представлений автора вне всякого сомнения». И это пишется о смелом поэте, у которого церковь богородицы упоминается лишь в качестве топографического ориентира, а страницы поэмы пестрят языческими Даждьбогами, Стрибогами, Хорсами и Дивами, которые вмешиваются в жизнь людей точь-в-точь, как античные Зевсы, Венеры и Аполлоны у писателей Ренессанса.

Однако обращение к язычеству не было анахронизмом для второй половины XII века. В это время летописцы вели счет времени по языческим празднествам – «русалиям», князья воевали с епископами за право есть скоромную пищу в те христианские праздники, которые совпадали с древними языческими; церкви часто стояли пустыми, а «идольские игрища» были полны участников, на одежде княгинь и боярынь изображались языческие символы, и даже на церковных фасадах мастера белокаменных дел вырезали языческого Симаргла… Нет, автор «Слова» был человеком своей яркой и своеобразной эпохи, и его языческий романтизм неразрывно связан с жизнью XII века. Одеть его в монашескую рясу можно, только попирая прямые и недвусмысленные показания источника.

Итак, из пятнадцати пунктов исторического раздела статьи А. Зимина можно принять только один, а четырнадцать мы должны отвергнуть.

Б. РЫБАКОВ

2

Статья А. Зимина представляет собой конспект его монографии, которую автор рассматривает как «опыт пересмотра традиционных представлений об источниках, времени создания и авторе «Слова о полку Игореве». В кратком изложении особенно отчетливо выступает своеобразная методика, которой пользуется А. Зимин как историк русской литературы.

1. »Слово о полку Игореве» – памятник XII века», Изд. АН СССР, М. – Л. 1962. [↩]
2. К сожалению, работа А. Зимина напечатана только на ротапринте в количестве ста экземпляров, и, хотя на ней нет пометки «на правах рукописи», ограниченность тиража делает неэтичными ссылки на эту работу и прямую полемику с ним.[↩]
3. Отчет о дискуссии опубликован: «Обсуждение одной концепции о времени» создания «Слова о полку Игореве» – «Вопросы истории», 1964, N 49, стр. 121 – 140.[↩]
4. »Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. К вопросу о времени написания «Слова», «Наука», М. – Л. 1966, 619 стр. [↩]
5. См.; A. Мazon, Le Slovo d’Igor, Paris, 1940, pp. 71 – 76.[↩]
6. Справка Н. Черных, сотрудницы лаборатории дендрохронологии Института археологии АН СССР.[↩]
7. А. И. Соболевский, Материалы и заметки по древнерусской литературе, ИОРЯС, т. XXI, кн. 2, 1917, стр. 211 – 212; Н. К. Гудзий, Еще раз о перестановке в начале текста «Слова о полку Игореве», ТОДРЛ, Т. XII, стр. 37 – 41.[↩]
8. »Вопросы истории», 1964, N 9, стр. 127. [↩]
9. «Вопросы истории», 1964, N 9, стр. 138.[↩]