Среди журналов и газет

ВСТРЕЧИ С ЭРЕНБУРГОМ. «Илья Эренбург был человеком большой культуры, энциклопедических знаний, в разговоре удивительно спокойный и сдержанный. Редко выступал на писательских собраниях и совещаниях, но собеседником был весьма интересным – слушать его можно было часами, не только не уставая, но с удовольствием. Внешне сдержанный, он казался замкнутым, и лишь при близком знакомстве проявлялось его обаяние», – вспоминает на страницах «Литературной Армении» (1986, N 10) Г. Овнан. Автор воспоминаний не раз встречался с Эренбургом в 1930 – 1934 годах, но близкое знакомство состоялось лишь на фронте.

«В годы войны, – пишет Г. Овнан, – в редактируемых мною русских и армянских фронтовых газетах – «За правое дело», «Айкакан снайпер» («Армянский снайпер»), «Март анун Айреники» («Битва за Родину»), «Боевая звезда» публиковались десятки статей и очерков Эренбурга на армянском и русском языках. Многие из них переводил я. Отдельными листовками печатались его пламенные выступления против чудовищных злодеяний немецких фашистов.

Однако встретиться, подружиться с Эренбургом мне посчастливилось лишь в последние месяцы войны, в Геррлании, в городе Эльбинг (Восточная Пруссия) в феврале 1945 года.

Был поздний вечер, я только вернулся из подразделений, ведущих бои, когда вошел один из офицеров штаба и сообщил, что командующий вызывает меня.

– В чем дело? – спросил я.

– Не знаю, товарищ майор.

Немного помолчав, сказал:

– Из Москвы приехали писатели, может быть, потому вас и вызывают».

Командующий поручил Г. Овнану сопровождать И. Эренбурга и М. Брагина.

Весь следующий день они провели вместе. Посетили старинный немецкий замок, стоящий на окраине города. В войну он служил резиденцией высоких чинов гитлеровской армии.

«Эренбург с большим интересом рассматривал красивый замок. Центральное здание несколько пострадало от воздушных налетов. Огромное богатство хранилось в замке: драгоценные картины, скульптуры, старинное красивое стекло, роскошная мебель, другой антиквариат.

– Надо следить, чтобы не трогали картин и других вещей, – это большая историческая ценность, – сказал Эренбург сопровождающему нас офицеру.

В двух комнатах было много редких книг. Эренбург долго рассматривал книги, альбомы, гравюры.

На одной из книжных полок я заметил необычайно редкое издание произведений немецких классиков размером чуть больше спичечной коробки… Я протянул маленький томик Гёте Эренбургу.

– Посмотрите, какое издание, я не видел ничего подобного.

– Я видел, но это действительно прекрасно, – сказал Эренбург, с удовольствием листая книгу. Затем подошел кшкафу и одну за другой просмотрел все книги.

– Удивительно, – сказал он, отходя, – прямо-таки необъяснимо, как может народ, давший миру Гёте, Шиллера, Бетховена, позволить, чтобы нацисты причинили столько горя и боли человечеству.

Мы долго гуляли по красивому парку замка. Эренбург рассказывал о том, что на фронтах часто встречался с армянами и что он в дружбе со многими из них.

– Были в Армении?

– Не удивляйтесь, но я и сам не знаю, как получилось, что я до сих пор не побывал в Армении. Однако у меня много армянских друзей в Москве, за границей, да и в самой Армении. Даю слово после войны обязательно приехать к вам».

В 1958 году Институт литературы АН Армении готовил к печати академическое издание произведений Чаренца. Возникла необходимость обратиться к русским писателям с просьбой написать воспоминания о Чаренце, и, если у них имеются письма, рукописи поэта, предоставить их институту.

«Зная отношение Эренбурга к армянской культуре, армянским писателям и художникам, особенно к Чаренцу, с этой же просьбой я обратился к Эренбургу. Вскоре получил ответ:

Г. Н. ОВНАНУ Москва, 6 августа 1958 г. Уважаемый товарищ Овнан! Я получил Ваше письмо и письмо, не заставшее меня, товарища Закарян. То немногое, что я вспомнил из коротких встреч с Егише Чаренцем, который произвел на меня глубокое впечатление, я изложил в небольшой заметке. Не могу решиться написать что-либо более пространное.

Очень сожалею, что не могу выполнить Вашу просьбу.

С уважением

ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ».

В сентябре 1958 года Г. Овнан, будучи в Москве, все же решил еще раз обратиться к Эренбургу.

«Из гостиницы позвонил Эренбургу, договорились о встрече.

На следующий день часов в восемь я уже был у дома писателя. Дверь открыл Илья Григорьевич. Он пристально посмотрел на меня, не узнавая.

– Были б в военном, вероятно, узнал бы.

Сели за стол.

– Ну, рассказывайте, чем вы занимаетесь, когда приехали в Москву?

– В Москве я второй день, приехал на совещание в Институт мировой литературы.

Узнав, что я директор Института литературы АН Армении, он внимательно посмотрел на меня.

– Значит, это вы обратились ко мне с официальной просьбой написать воспоминания о Чаренце.

– Да.

– Вот как!

Я сообщил, что мы готовим академическое издание произведений Чаренца и сборник воспоминаний о нем.

– Знаете, – сказал Эренбург, – встреч с Чаренцем, как я написал вам, у меня было немного. В дни Первого съезда писателей он постоянно был окружен поэтами, не было случая побеседовать с ним наедине. Лишь однажды вечером встретился с ним у Пастернака. Немного поговорили, были и другие писатели, и впечатление общее осталось. Помню беспокойный спор о поэзии, настолько страстный, будто в военном штабе вырабатывался план наступления.

Я молча и внимательно слушал Эренбурга, он на мгновение замолк, дымя трубкой.

– Я, конечно, мог бы написать больше, но о таком поэтекак Чаренц, следует писать осторожно, боясь неточности, ведь малейшая ошибка может испортить добрый замысел.

– Да, но ваше слово для нас очень дорого, а слово о Чаренце – дорого вдвойне!

– Я понимаю, но сейчас необходимо дать русскому читателю самого Чаренца – в хороших переводах. Это – важно. Его имя приобрело в России большую известность, нежели его произведения.

Я сказал, что русские поэты стали переводить его, посмотрим, что получится.Беседа незаметно перешла на другие темы, Эренбург рассказал, что недавно вернулся из Парижа, был на похоронах Фредерика Жолио-Кюри. О Кюри говорил с большой грустью, как о родном человеке.

– Его любили везде настоящей любовью, а любовь завоевать труднее, чем почетное звание, премию, даже академические лавры. Настоящая любовь – это молчаливая, высокая оценка заслуг.

Эренбург признался, что по предложению Издательства политической литературы написал книжку о Фредерике Жолио-Кюри, которая вскоре выйдет в свет.

– Если написано доступно, я с удовольствием переведу книгу на армянский.

– Я писал ее для широких кругов.

Я мельком оглядел библиотеку Эренбурга и заметил его произведения в переводах на другие языки.

– Где же армянские переводы? – спросил я.

– У меня их мало…

– Я вам пришлю полный перечень переводов ваших произведений на армянский, а также отдельные издания, какие смогу достать.