Среди журналов и газет

РОВЕСНИЦА ВЕКА. Журнал «Волга» (1989, N 5) сообщает имя, почти неизвестное любителям поэзии, – Анна Александровна Баркова (1901 -1976). В 1922 году вышла единственная в ее жизни поэтическая книга – «Женщина», в предисловии к которой Луначарский пророчил двадцатилетней поэтессе большое будущее. Критики 20-х годов называли ее «Жанной д’Арк русской поэзии». Начинала свой трагический путь в литературе Анна Баркова в 1918 – 1922 годах на страницах иваново-вознесенской газеты «Рабочий край» под псевдонимом «Калика Перехожая», была активным членом «Кружка настоящих пролетарских поэтов», сложившегося при газете.

Судьба ее переломилась в 1934 году, когда Анна Баркова была репрессирована. Выйдя на свободу в 1939 году и поселившись в Калуге, она перенесла тяжесть оккупации.

В 1947 году новый арест и еще десять лет лагерей – до 1957 года. Едва получив документы о реабилитации, Баркова вновь была арестована – в третий раз. Освободиться ей помог А. Твардовский – в 1965 году. В общей сложности поэтесса провела за колючей проволокой двадцать три года. Сквозь все эти тяжкие годы Анна Баркова пронесла свой поэтический дар.

Публикаторы А. Агеев и Л. Таганов знакомят читателей с несколькими стихотворениями забытого поэта: «Командор» (1930), «Инквизитор» (1948) и «Вера Фигнер» (1950).

«ЗАБЫТАЯ ТЕТРАДЬ» ГИЛЯРОВСКОГО. В том же номере «Волги» Р. Тумановский помещает небольшое сообщение о поэтическом творчестве Владимира Алексеевича Гиляровского. В ЦГАЛИ СССР хранится вышедший в 1896 году вторым изданием сборник стихотворений и поэм «Забытая тетрадь». 17 августа 1897 года Гиляровский подарил сборник А. Е. Марковой, внеся в него дополнения и поправки. Большинство стихотворений сборника, вмещающего практически все поэтическое наследие поэта, не переиздавалось.

«Волга» публикует стихи Гиляровского, посвященные Волге: «Бурлаки» и «Все-то мне грезится Волга широкая…».

ЮРИЙ ДОМБРОВСКИЙ. ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ. «С Юрием Домбровским мне посчастливилось познакомиться зимой 69 года, – вспоминает Леонид Григорьян («Литературная Армения», 1989, N 3). – Он был тогда уже автором замечательного романа «Хранитель древностей», я – начинающим стихотворцем, успевшим к тому времени напечатать лишь несколько куцых журнальных подборок. В ту зиму мы были с Виталием Семиным в Москве. Однажды вечером он предложил мне: «Зайдем к Домбровскому?» Я с радостью согласился…

Часов в семь мы поднялись в коммуналку Домбровского. Меня сразу же пронзила радость узнавания. Да, это он написал «Хранителя», да, это он отсидел чудовищный срок в сталинских лагерях, да, это именно он написал сильнейшие лагерные стихи, ходившие в списках и, по тем временам, не имеющие ни малейшего шанса прорваться в печать. Высокий, подвижный, с измытаренным смуглым лицом и густой копной иссиня-черных волос. Едва мы вошли, как в комнате появилась супружеская пара – старик и старуха, соседи Домбровского по коммуналке. Они были суетливы, услужливы, но вели себя как-то необычно – не то по-родственному, не то по-хозяйски. Домбровский называл их «папуля» и «мамуля». У старика было отвратительное лицо старорежимного филера. Чувствовалось, что он не пропускает ни малейшего слова из разговора, в котором, впрочем, не участвовал. Он с готовностью бегал за водкой, приносил чекушки, при этом бесстыдно обсчитывал, неприметно набивал карманы сигаретами. Когда было уже основательно выпито и мы незаметно перешли на «ты», а старики на несколько минут куда-то вышли, я не удержался и спросил у Домбровского: «Как ты можешь терпеть эту парочку? Ведь невооруженным глазом видно, что твой папуля стукач». «Знаю, – спокойно ответил Домбровский, – но это ничего, папуля лишнего не настучит».

Потом стали запросто заходить какие-то разношерстные люди, пили, курили, спорили, читали стихи. В Домбровском не было и тени столичной суетности, склонности к мелкому злословию, столь нередкому в литературных кругах. Он был умен, остер и редкостно образован. Русская и мировая история, живопись, поэзия. Сначала читал стихи кто-то из пришедших, потом Виталий уговорил читать меня». Выбор был сделан неудачно – отрывок из поэмы о терроре, вялой и книжной. Едва чтение кончилось, как Юрий Осипович опрометью вылетел в коридор со словами: «Как он смеет! Мальчишка! Что он может об этом знать!» Потом вернулся.