Среди журналов и газет

РУКОЮ К. А. ФЕДИНА. Журнал «Волга» (1983, N 3,4) на своих страницах поместил публикацию писем К. Федина к В. А. Артисевич (публикатор Ю. Зверев).

Переписка Федина с В. Артисевич началась с 1947 года и продолжалась тридцать лет. Отвечая на первое письмо В. Артисевич – взволнованное послание неизвестного тогда Федину читателя из родного города, – писатель писал:

«Спасибо за выписку о «Петро-Павловске». Этим Вы, кажется мне, подсказываете, что не откажете при случае помочь в моих небольших изысканиях, нужных для моей работы. Если я не ошибаюсь, то случай такой как раз имеет место, и я позволю себе обременить Вас просьбой…»

Из ответного письма Федину выяснилось, что Вера Александровна Артисевич – директор Научной библиотеки Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского.

В 1949 году В. Артисевич приехала в Москву по служебным делам – она хлопотала о строительстве здания Научной библиотеки. В этот приезд произошло ее личное знакомство с писателем.

Вопрос строительства нового здания библиотеки писатель принимал близко к сердцу. В письме от 14 июля 1949 года, написанном в Переделкине, в частности, говорится: «…Поздравляю Вас с победой на Вашем строительном фронте! Значит, в Саратове будет новое здание библиотеки и Университет будет краше и богаче прежнего. И все это благодаря Вашим усилиям, Вашей энергии, перед которой отступает всякий противник! Браво, браво!..

Я по-прежнему очень занят и все еще не могу приняться за большую, «настоящую» работу. Но мечтаю об этом больше и больше.

Дожди не перестают лить ежедневно и способствуют сидению за столом. Созрела вишня. Урожай огромный, ягода мясистая, вкусная необычайно. Но девать ее некуда – мало сахару. Однако наливку сделаем, и если я дотерплю не выпить, то буду Вас… угощать изделием Переделвинтреста…

Не слишком ругайте меня, что не пишу. Помните всегда изречение Леон. Андреева, который сказал, что писателю писать письма – все равно, что почтальону ходить на моцион. Да и времена наши совсем не эпистолярные!»

В. Артисевич осторожно, а потом все настойчивее говорила Федину о необходимости открытия в библиотеке постоянно действующей выставки, посвященной писателю-земляку.

«Дорогая Вера Александровна, – пишет ей Федин, – Вы меня ужасно как испугали! Ведь это же похороны! Тризна! Сорокоуст!.. При живом-то человеке – реликвии собирать! Костюмчика не доносить, трубочки не докурить до дырки – все в музей! Этак Вы меня разорите, по миру пустите. Господь с Вами! Что это Вы?..

Но так как Вы и во втором письме возвращаетесь к той же мысли, то скажу Вам, что думаю о Вашем намерении серьезно:

Слава писателя, т. е. интерес к его трудам и личности, проверяется народной памятью о нем и, значит, обычно – его смертью. Сколько писатель проживет после своей смерти, заранее весьма трудно сказать. А ведь случается, что он умирает и раньше своей смерти. Может поэтому случиться, что музей-то есть, а писателя нет… К счастью, правда, бывает, что писатель есть, а музея нет. Это много лучше, чем наоборот. Блоковского музея (если не ошибаюсь) пока нет. Да и памятника Льву Толстому нет. Для Толстого это не существенно. Для Блока тоже, хотя и не в той мере…

Таким образом, если говорить об упрочении славы, то это можно делать, когда она укрепится временем в народе. Если говорить об успехе, то пропагандировать его лучше надо осмотрительно. И, значит, предприятие, о котором Вы пишете, зыбко в самом своем основании…

У Вас Ваша профессия выработала особое чувство ценности накоплений. Пользы собирательства, фактов, архивов и пр. я нисколько не отрицаю. Именно по-моему не отрицаю, что мы не знаем, кто кем станет для будущего. Наше дело – сохранить настоящее и прошлое.