Советские работы о Садовяну
Михаил Садовяну – один из крупнейших писателей XX века. Его обширное литературное наследие ставит перед исследователем немало сложных проблем. За последние годы у нас появились специальные работы (среди них – две монографии), посвященные творческому пути Садовяну, проблематике его произведений. Они заслуживают критического рассмотрения.
Глава о М. Садовяну в «Курсе лекций по истории зарубежных литератур XX века» 1 отражает не все его творчество. В соответствии с хронологией «Курса», автор ее, В. Розенцвейг, сумел довольно лаконично рассказать о деятельности Садовяну до 1917 года. Глава является третьей и последней в разделе «Румынская литература»: одновременно с оценочной характеристикой выдающегося писателя она подводит некоторые итоги целого этапа в развитии национальной литературы. Задача автора была непроста, ему пришлось в силу самого жанра книги («Курс лекций» – учебное пособие) ввести ряд сведений информационного порядка: задержаться на биографии писателя, подробно изложить содержание разбираемых произведений. Однако в целом глава оставляет впечатление добротности, хотя в ней с некоторой уклончивостью говорится о реализме Садовяну и не отводится должного места исторической тематике в его произведениях. Вряд ли основательны рассуждения автора о значении молдавских летописцев для Садовяну или наивно выраженные мысли об искусстве детали, которое «ничего общего не имеет с натурализмом» 2.
Если многие вопросы творчества Садовяну остались за пределами главы, то все же она имеет познавательный смысл и говорит о серьезности намерений автора. В. Розенцвейг с полным правом пишет об активном отношении к жизни, которое отстаивает Садовяну. «Призывом звучат слова мудрого, справедливого и верного борца деда Петри: «Лучше жить день соколом, чем год вороной» (из романа «Соколы», 1904).
По-другому отнесется читатель к двум статьям, которые появились тремя годами позже. Первая из них – «Михаіл Садовяну – виразник історичної співдружності румунського народу з російським та українським народами» – носит обзорный характер, а на второй – «Некоторые итоги исследования творчества Михайла Садовяну» 3 – приходится остановиться. Автором обеих статей является Г. Ворона, который так определяет задачи, стоящие перед исследователями творчества Садовяну: «Для того чтобы представить себе место Садовяну в румынской литературе вообще, в частности в литературе XX века, а также и в мировой литературе, необходимо внимательно присмотреться ко всему его творчеству, прислушаться к общественному резонансу его лучших произведений, получивших мировую известность». Что же интересного и Полезного можно получить, познакомившись со статьей об итогах исследования творчества Садовяну?
К сожалению, статья, полная ответственных деклараций, оказывается беспомощной. Удручает царящий в ней беспорядок, повторения, небрежная терминология, путаница с жанровой атрибуцией (рассказы произвольно называются романами и т. д.), а главное – отсутствие исследовательского плана в сочетании с шаткостью и неустойчивостью теоретических позиций автора. Несостоятельны попытки Г. Вороны дать четкую и обоснованную периодизацию творчества Садовяну: дооктябрьский, послеоктябрьский и народно-демократический периоды. Сам автор попутно замечает: «Первые два периода могут показаться, на первый взгляд, внешними, органически не связанными с развитием Румынии, а поэтому не имеющими непосредственного отношения к творчеству Садевяну», – но тут же пускается в рассуждения о влиянии мировых событий на метод и мировоззрение румынского писателя.
Сложное развитие Садовяну-художника намечается трафаретными вехами заезженных, не раскрытых автором определений, например: «раздвоение реализма», «две струи реализма», «нарастание критики», «углубление реализма» и т. п. Совсем некомпетентным показывает себя Г. Ворона в вопросах языка, хотя и берет на себя смелость осудить статью маститого румынского лингвиста академика Й. Иордана. Можно было бы продолжить замечания по поводу этой работы, претендующей на подведение итогов изучения Садовяну, но и сказанного достаточно, чтобы представить ее научный уровень.
Вероятно, никто из читавших эту статью не сможет признать осуществленной серию задач, намеченных Г. Вороной: «В этой работе автор пытается осветить лучшие черты творчества Садовяну, представить их в обобщенном виде, как конденсацию мыслей и чувств писателя… проникнуть в сущность творческого метода, его эволюции от критического – реализма к социалистическому, показать специфику формы произведений и определить место Садовяну в отечественной и мировой литературе». Задумано, может быть, и не так плохо, но выполнение оказалось неудачным.
Неудача постигла и Василия Сугоняя, выпустившего книгу о жизни и творчестве Садовяну4. Бросается в глаза, что автор лишь поверхностно знаком с румынской культурой; его книга изобилует грубыми фактическими ошибками. Волшебным образом «Румынская кобза» (лютня) превратилась в «Румынский алеут» (видимо, по созвучию -«Алэута ромыняскэ»), румынский хронист (летописец стал хроникером. Не задумываясь, автор переносит место действия из Молдовы в Бэрэганскую степь («Кроты») или в Трансильванию вместо Быстрины («Вэлинашев омут»), самовольно переиначивает ситуации в произведениях Садовяну (эпизод с Плотниковым в романе «Улица Лэпушняну» или судьба вдовы Агриппины в новелле «Сожаление»).
Напрасным трудом было бы искать в книге о Садовяну ответа на такие вопросы, как: а) творческий метод Садовяну и его эволюция, так как, кроме общих мест и маловразумительных, далеких от науки рассуждений о романтизме, критическом и социалистическом реализме, читатель ничего не найдет, и б) основная проблематика творчества. На второй вопрос автор не отвечает вовсе, занимаясь лишь пересказом содержания рассказов, а иногда и романов Садовяну. Автор идет по линии наименьшего сопротивления: на протяжении всей монографии он обильно и порой без всякой необходимости цитирует мемуарного характера книги Садовяну. Удивительно легкомысленно и бездоказательно В. Сугоняй рассматривает сложнейшие стороны мировоззрения М. Садовяну – его попоранизм5, творческие непоследовательности и прямые отступления от четкой демократической позиции. Неуверенны и беспочвенны рассуждения автора о композиции новелл и романов Садовяну, об особенностях его образотворчества; уделяя много внимания мастерству портретирования, В. Сугоняй остается все течи же малоподготовленным перелагателем чужих суждений и прописных истин.
Совсем другое отношение вызывает к себе вышедшая годом позже вторая книга о М. Садовяну, принадлежащая Ю. Кожевникову6. Автор известен как исследователь и переводчик румынской литературы; монографии о Садовяну предшествовали его работы о творчестве М. Эминеску, А. Сахия, З. Станку, М. Бенюка.
Хотя книга невелика – в ней 239 страниц, – но как исследовательская работа она не идет в сравнение ни с одним из приведенных раньше опытов. Ю. Кожевников обладает прежде всего хорошим вкусом и любовью к слову: он не только умеет его воспринимать, но и хорошо им владеет, четко, без словесного жеманства пишет, не вызывая раздражения «многоглаголаньем» и не набивая оскомины штампованными оборотами.
Конечно, немало пришлось потрудиться, чтобы овладеть литературным наследием очень плодовитого писателя, прочно войти в эпоху Садовяну, изучив исторические источники, основательно ознакомившись с литературной жизнью, а также привлекая своеобразный и выразительный фольклор. Настойчивость в овладении материалом, вдумчивое отношение к нему, наличие специальной подготовки обусловили доброкачественность предпринятого труда, однако следует сказать без обиняков, что полной монографии о трудах и днях Садовяну автору создать не удалось – такой нет еще ни у нас, ни в Румынии.
При чтении книги возникает невольное чувство неудовлетворенности, вызванное некоторой поспешностью изложения и неравномерным вниманием, уделенным важнейшим произведениям Садовяну.
Книга делится на две части, примерно равные по объему: творческий путь писателя до и после 1944 года. При этом на первую часть приходится свыше ста художественных произведений, а на вторую – три. Конечно, второй период очень интересен и важен: он.помогает понять процессы, происходящие в литературах стран народной демократии; но тем не менее такие романы, как «Митря Кокор» и «Никоарэ Подкова», имеют органические связи с творчеством первого периода, что отлично показано автором при сравнительном анализе «Подковы» и раннего романа «Соколы». Конечно, автор вправе выделять те или иные произведения, но хотелось бы, чтобы основным вещам первого периода было уделено больше внимания.
Привлекает желание Ю. Кожевникова найти решение трудных вопросов: становление и эволюция творческого метода Садовяну, мировоззрение писателя, в частности отношение к попоранизму, место Садовяну в румынской литературе. Без назойливой прямолинейности показана связь выдающегося романиста с русской литературой, особенно с Толстым, хотя, может быть, не худо было бы проследить поподробнее и тургеневские отзвуки в творчестве Садовяну. Интересно сопоставление исторического романа «Никоарэ Подкова» с «Айвенго», оно заключается выводом: «И Вальтер Скотт и Садовяну возвышают своих героев, романтизируют их, но делается это различными средствами. Вальтер Скотт поднимает частные качества отдельных лиц до уровня чуть ли не характерных черт целых социальных групп, Садовяну же типизирует общественное явление в индивидуальном образе главного героя. Эта разная «природа романтизма» обнаруживает и разницу в творческих методах двух писателей» (стр. 230).
Глава о романе «Никоарэ Подкова» – лучшая в книге. Здесь все на своем месте, удачен анализ содержания, художественных приемов романиста, сопоставления с другими произведениями. Одно, вероятно, Не устроит читателя – размышления о лексических средствах Садовяну, о «лингвистическом натурализме».
Этой теме посвящены серьезные и убедительные статьи А. Росетти, И. Иордана; из советских работ стоит назвать статью М. Фридмана «О языке и стиле произведений М. Садовяну, посвященных крестьянской теме», опубликованную в журнале «Ниструл» (1959, N 9). Сравнительно с ними наш автор ничего существенно нового не сказал.
При естественном пристрастии Ю. Кожевникова к своей теме он сохраняет способность трезво оценивать неудачи Садовяну как до 1944 года, так и позже, когда находит недостатки в повести «Малая Пэуна» или в романе «Митря Кокор». Трезвость анализа делает особенно убедительным то, что пишет автор о заслугах Садовяну, возглавившего новое литературное направление: «Садовяну принадлежит честь возглавлять писателей новой Румынии, идущих по пути социалистического реализма».
Как уже говорилось, Ю. Кожевников написал книгу просто и со вкусом, тем досаднее несколько стилистических неудач, вроде: «разбрасывание государственных денег», «могучей, переворачивающей душу страсти», «Рошка обретает себя в коллективе», «великая справедливость принципа», «воспреемник» (есть слово «восприемник», здесь же имелся в виду «преемник»), а также неточность перевода, правда, встреченная только однажды (на стр. 214).
Надо думать, что за книгой Ю. Кожевникова последуют другие содержательные работы, посвященные литературному наследию классика румынской литературы7.
- »Курс лекций по истории зарубежных литератур XX века», Т. I, Изд. МГУ, М. 1956, стр. 870 – 883. [↩]
- См. «Курс лекций по истории зарубежных литератур XX века», т. I, стр. 875. 879.[↩]
- »Наукові записки», т. XI. Полтавський педінститут, стр. 101 – 123, 234 – 276. [↩]
- Василий Сугоняй, Михаил Садовяну. Жизнь и творчество, «Советский писатель», М. 1959, 332 стр.[↩]
- Попоранизм был близок русскому народничеству, но его теория не искала основ в крестьянской общине, которой не было в Румынии.[↩]
- Ю. Кожевников, Михаил Садовяну, Изд. АН СССР, М. 1960, 239 стр.[↩]
- Много статей в советской печати было приурочено к юбилейным датам, дню кончины Садовяну. Стоит отметить выход в 1961 году в библиотечке «Огонька» сборника рассказов Садовяну «В Молдовской стороне» («Правда», М. 1961), а также подготовку тома избранных произведений в Гослитиздате.[↩]