Социология чтения

«Книга и чтение в жизни небольших городов (По материалам исследования чтения и читательских интересов)», «Книга», М. 1973, 328 стр.; Л. И. Беляева, Психологический анализ восприятия художественной литературы, издано Библиотекой имени В. И. Ленина (вып. 4-й из серии научных трудов: «Книга и чтение в жизни небольших городов»), М. 1973, 91 стр.; «Проблемы чтения и формирования человека развитого социалистического общества». Тезисы докладов и сообщений на научной конференции, издано Библиотекой имени В. И. Ленина, М. 1973, 178 стр.

Книга о роли чтения в жизни небольших городов – второе крупное исследование социологов Государственной ордена Ленина библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Первое было опубликовано пять лет назад (1968) под названием «Советский читатель». Оно подверглось в нашей печати разностороннему анализу и доброжелательной, в общем, критике.

Новая работа Библиотеки имени Ленина представляет собой шаг вперед во многих отношениях. Предмет изучения стал ýже, но зато конкретнее, и за этот счет подход к теме – глубже, методы совершеннее. Перед исследователем теперь не «всесоюзный читатель» по главным социальным категориям и демографическим признакам (поди охвати этакое гигантское явление!), а население одного небольшого города – Острогожска, подвергнутое старательно продуманному экспедиционному обследованию. Типичность самого Острогожска подтверждена данными, собранными по сокращенной программе в ряде других небольших городов средней полосы России.

В Острогожске социологи обратились не к абонентам библиотек и читальных залов, а ко всем потенциальным читателям города… Опираясь на научные методы, они составили по данным ЦСУ полную демографическую модель Острогожска (лишь дети до 7 лет исключены). В этой модели выделены группы: рабочие, колхозники, служащие, специалисты, учащаяся молодежь, пенсионеры, а также школьники 1 – 8 классов, Десятипроцентная выборка населения произведена с соблюдением всех подлинных пропорций, как они сложились в жизни этого небольшого города, учитывая пол, возраст, образование.

Но главное – в различии методов опроса в первом и во втором обследованиях Библиотеки имени Ленина. На протяжении полугода в Острогожске трехкратно повторяли опросы-интервью на дому по программе: «Что Вы читаете сегодня?» Ответы читателей дали материал для содержательного разговора, и социологи получили куда более доброкачественную информацию, чем в прежнем исследовании, когда применялась разовая анкета.

Конечно, и первая книга «Советский читатель», подготовленная Библиотекой имени Ленина, изобилует ценным материалом. Из нее можно почерпнуть глубокие характеристики читателей, которые явно отличаются разным уровнем художественного восприятия. Эти характеристики были извлечены из 1030 индивидуальных картотек чтения, из 400 читательских автобиографий, из 6682 анкет и т. д. Огромный интерес представляет и анализ чтения 500 учителей-словесников, выполненный В. Д. Стельмах по расширенной программе. Однако в некоторых статьях авторы «Советского читателя» напрасно полагались на ответы массовой анкеты, «подсказанные» таким вопросом: «Интересуетесь ли вы художественной литературой?» По сводкам получилось, что 98 процентов рабочих (а высококвалифицированных – даже 99 процентов) и 98 процентов ИТР любят художественную литературу. Кто же у нас в стране, где престиж культуры и чтения так высок, скажет о себе, что ни романов, ни рассказов вообще не читает? В результате авторы ведущей в сборнике статьи даже сопроводили эти гладкие цифры комментарием: читательские интересы рабочих и инженерно-технической интеллигенции «во многом схожи и едины».

Но ведь среди ИТР немало «практиков», даже без среднего образования, а у нового пополнения рабочего класса зачастую за плечами десятилетка, а иногда несколько курсов вечернего института. Как читатели, наверное, не равны слесарь с 5 – 7-классным образованием и дипломированный инженер, быть может интеллигент не в первом поколении, хотя оба тянутся к художественной книге. Показатели, полученные на основании массовой анкеты, где был поставлен такой общий вопрос: «Интересуетесь ли вы художественной литературой?» – должны были бы насторожить социологов. Тем более, что незадолго до этого институт общественного мнения при «Комсомольской правде» опубликовал итоги своей массовой анкеты: книг не читали каждый пятый молодой рабочий, журналов – каждый четвертый. Позднее массовые обследования в Таганроге и в Острогожске также зафиксировали категорию «нечитателей» художественной литературы. Толстые литературные журналы читает меньшинство (в Таганроге – 6 – 8 процентов). Это не удивительно: такие журналы печатают романы с продолжением, заполняют свои номера произведениями разных жанров, критикой, публицистикой; их подписчикам надо обладать повышенной заинтересованностью.

Новое острогожское исследование свободно от прежних ошибок; поставлена комплексная задача: установить роль книги в жизни горожан.

Чтение и досуг – тема, которая давно привлекает внимание социологов¹. Можно вспомнить многочисленные работы, изучающие массовые коммуникации в связи с опасностью «вытеснения» книги голубым экраном (Ю. Вооглайда, В. Шляпентоха, Л. Когана и др.). Исключительный интерес к роли книги, в частности художественной, проявили Л. Гордон и Э. Клопов («Человек после работы», «Наука», 1972; эту книгу подробно анализировали акад. С. Струмилин и Э. Писаренко в «Вопросах философии»). Наконец, восприятию художественной книги посвящены многочисленные работы психологов (А. Леонтьева, О. Никифоровой, Л. Беляевой, а также историка М. Нечкиной). Большинство перечисленных авторов были участниками той самой научной конференции по чтению, которой посвящено третье из рецензируемых изданий: «Проблемы чтения и формирования человека развитого социалистического общества».

Подход к книге как «высшему типу инструмента социального общения» (психолог А. Леонтьев) и к «восприятию художественного произведения как к пониманию индивидом самого себя» (философ А. Брудный) отнюдь не чужд острогожскому исследованию, кстати, в нем принимали участие и психологи. В особенности благотворно сказалось это направление на анализе детского чтения по четырем возрастам неполной средней школы (8 – 9, 10 – 11, 12 – 13 и 14 лет).

Мы видим, что два первых школьных возраста, прежде всего восьми-девятилетние мальчики и девочки, обладают, как бы от природы, самыми лучшими качествами читателей художественной книги. Они восприимчивы к книжным иллюстрациям, им нравятся и рисунки, отнюдь не напоминающие бесхитростную фотографию, тогда как иные взрослые, в особенности педагоги, считают единственным критерием ценности рисунка – фотографическое сходство с изображенным предметом. Младшие школьники охотно (и даже предпочтительно) читают стихи. Они любят сказку, с присущей ей фантазией, поэзией и обязательным утверждением нравственного начала: добро побеждает зло. Они любят и понимают юмор. Именно школьники младших классов, отвечая на вопрос: почему книжка понравилась? – выдвигают наибольшее число мотивов чтения.

Старшие школьники чуть ли не по каждому из этих «показателей» что-нибудь да теряют. Например, все мальчики 14 лет в анкете «желательное чтение» поставили в графе «Поэзия» – прочерк. Стихов не любят, не понимают, не хотят читать. Значение веселой книги в этом возрасте резко падает, видимо (на время?), притупляется чувство юмора. И вот самое тревожное наблюдение: 30 процентов «первоклашек», пересказывая впечатление от книги, вспоминают художественные детали – как серебро сыплется с копытцев, как у белого медведя шкура оказалась потертой и т. п. Но далее, по возрастам, этот показатель резко снижается: 7 процентов, 5 процентов, 1 процент – последняя цифра говорит, насколько четырнадцатилетние не отзывчивы к художественному тексту.

Конечно, обостренное художественное восприятие младших школьников связано с биологической ступенью развития. Повзрослев, подросток переключает свое внимание на образ героя, на идейное содержание произведения. Однако – и это подчеркивают авторы глав о детском чтении – еще и школа многократно усиливает возрастную склонность к поискам такого рода: кого и как «представляет» герой. С возрастом снижается непосредственная взволнованность юного читателя, он все чаще говорит словами учебника, учителя.

Параллельно происходит и другой процесс – подростки слишком рано перестраиваются на литературу, рассчитанную на взрослых. Младшие школьники берут книги преимущественно из школьных библиотек, в которых сосредоточены все же наиболее талантливые произведения классики. Но с 12 лет подростки начинают добывать «чтиво» самостоятельно, и нередко в их руки попадают сырые, малохудожественные, если не низкопробные, произведения. В чтении последних двух возрастных групп решительно преобладают книги о войне, приключения, детективы, повести из жизни взрослых. Но, заметим, во взрослом читателе книга о войне, даже неталантливая, способна возбудить поток мыслей о пережитой народной трагедии, воспоминания о личном опыте, каждое такое произведение полно для него сокровенного смысла. А для подростка? У него другая «система читательского ожидания». При отсутствии жизненного опыта он направляет все внимание на развитие фабулы, на бои, схватки, погони, опасности. Словом, юный читатель извлекает из книг о войне такие стереотипы, которыми наслаждается в детективах, в шпионской литературе. Книгу о жизни взрослых он также воспринимает по-своему, ибо многое недоступно его пониманию. В свои годы подросток уже стесняется читать сказки, хотя, быть может, истинный смысл произведений Андерсена и Кэрролла только сейчас стал бы ему понятен. И от назидательных произведений о сверстниках наш острогожский подросток отвернулся, так же, впрочем, как и от классики, которая, занимает в перечне реально читаемых им книг последнее (!) место. Так возникает вопрос: может быть, он действительно перерос те книги о примерных пионерах, которые ему предлагают? Ведь биологически современный подросток подвержен акселерации, а психологически – воздействию телевизионных передач для взрослых, которые смотрит, несмотря на любые запреты.

Еще одно опасное, на мой взгляд, явление обнаружено острогожским обследованием. Опрошенные дети четырех младших классов поглощали (за период трех опросов) 675 книг разных наименований, принадлежащих 464 авторам. Два старших возраста, включая четырнадцатилетних, читали 1273 произведения 822 авторов! Попробуй запомни названия, фамилии писателей, выбери среди них любимых, чьи произведения захотелось бы перечитать и непременно обменяться мнениями со сверстниками! Поток названий и авторов свидетельствует о том, как небрежно читаются книги. Читателем часто владеет единственное желание: дальше, дальше! Узнать бы скорее, как развернется фабула, как окружат и схватят шпиона или как наш разведчик выпутается из наброшенной на него сети… И поскорее – за новую книгу! Но при таком поверхностном чтении трудно рассчитывать на развитие художественного вкуса. К тому же, чем старше становится школьник, говорят педагоги, тем заметнее в нем «наивно-реалистический» подход к произведению: творческое воображение автора, разрыв с повседневным бытом оцениваются как недостаток («нафантазировано!»). Правда, стоит автору назвать плоды своего вымысла документальной повестью – и любые упрощения, придумки будут приняты за «быль».

Авторы главы о чтении школьников констатируют: «По нашим (острогожским. – В. К.) данным подростки 14 лет качественно не превосходят 12 – 13-летних как читатели». Задумайтесь, что значит в этом возрасте приостановить читательское развитие на год-два!

И все же стоит подумать, не имеют ли средние цифры (например, по 14-летним школьникам) тенденцию стирать особенности меньшинства. Были же среди обследованных мальчики и девочки, для которых характерно поступательное развитие художественных интересов, но их в какой-то мере «оттеснили» любители чтива о шпионах, которых, к сожалению, много больше. Правда, как уже сказано, все мальчишки в анкете «желательное чтение» поставили в графе «Поэзия» прочерк, но интервьюеры застали часть мальчиков за чтением стихов, а впоследствии некоторые юноши снова увлекаются поэзией.

К сожалению, по опубликованным материалам острогожского исследования трудно проследить за становлением читателя в последних классах средней школы, где литературе уделяется столько внимания. Вслед за читателями 14 лет социологи сразу занялись группой «учащаяся молодежь»; в ее состав включены и старшеклассники средней школы, и студенты училищ и техникумов, и ученики ПТО, – следовательно, юноши и девушки разного возраста, разного жизненного опыта и социального происхождения.

Правда, если обращаться не к таблицам, а к тексту, мы найдем интересный материал о смене подросткового типа мышления (восприятия) юношеским. Скажем, о «Графе Монте-Кристо» подросток рассуждает так: «Понравилось, как граф мужественно, стойко и умно (это, кстати, штамп, повторяемый буквально по поводу каждого положительного героя. – В. К.) действовал в трудных условиях. Его героизм, смелость, вообще вся его жизнь нравится». О том же романе мнение юноши-старшеклассника: «Нравится, что этот человек провел 17 лет в замке Иф, но не был сломлен. Мне не нравится, правда, что он мстить начал и то, что про него насчет денег сказано». «Меня интересует сам граф, как он в условиях того времени начал оценивать свою нравственность».

Затронув вопросы восприятия художественных произведений школьниками, исследователи, в сущности, подняли проблему чтения в целом в небольших городах. И взрослые читают «случайные» книги: 94 процента из всех книг, которые они выбирают, «нравятся» по принципу: «раз издают, значит – хорошие». Притом на выбор книги мало влияют отзывы печати и радио – таких случаев всего лишь 1 – 3 процента. Подтвердилось, что указанные перечни любимых авторов и произведений не всегда отражают действительное положение вещей; интервьюеры как раз и не заставали опрашиваемых за чтением Пушкина, Лермонтова, Шолохова… Бестселлерами в Острогожске оказываются иной раз самые неожиданные книги.

Думается, немалую долю ответственности за неразборчивое массовое чтение несут книжные магазины, бибколлектор – вообще книгоснабжение малых городов; об этом говорится в специальной главе острогожского исследования.

Все сказанное выше относится к одной, правда многочисленной, группе читателей Острогожска. Но рядом – другой, заметный слой читателей: квалифицированные, требовательно выбирающие книгу. Нет сомнения, этот тип читателя складывается с юношеского возраста. А кто развивает художественный вкус? Родители? учителя? библиотекари? печать? писатели, наконец? – Ведь даже одна прочитанная хорошая книга способна совершить поворот в душе восприимчивого читателя. Каждый из этих факторов играет свою роль в том прогрессе чтения, который наблюдается из десятилетия в десятилетие.

Пожалуй, мы получаем от социологов недостаточную информацию именно о факторах, влияющих на рост квалификации читателей, в частности, о роли талантливых преподавателей литературы или значении так называемых «лидеров чтения», в адрес которых сказано было в последние годы столько уважительных слов. В острогожском исследовании оговорено, что среди множества словесников постоянно встречаешь отличных педагогов, влюбленных в художественное слово. Но по-моему, лишь педантичная приверженность количественным методам помешала в небольшом городе приостановить на время ход обследования, чтобы разработать эту вспомогательную тему. Кто они, передовые словесники, кто, где их воспитал? Какие методы преподавания они применяют? Как сказалось их влияние на учеников, кто из них выбрал гуманитарные профессии, как они продвинулись на этом пути? Мы не найдем в острогожском томе материалов о силе воздействия лучших преподавателей литературы на художественное развитие своих воспитанников. Что же касается лидеров чтения, то ими в Острогожске просто не занимались.

Но по последнему вопросу я, пожалуй, располагаю личным опытом очеркиста, да еще приобретенным в том же самом Острогожске, 15 лет назад я писал о его культурной жизни (книга «В молодом городе», «Советский писатель», 1960). Почему-то больше других заинтересовали меня в тот раз художники. Я последовал за их негласным «лидером», учителем рисования П. А. Ожередовым, и сразу окунулся в среду, окружавшую этого человека; незадолго до того он завоевал вторую премию на Всесоюзной выставке самодеятельных художников. Сам он признавал своим первым учителем Г. Чернова, недипломированного художника местного народного театра (я свидетель: зрители спектакля «Острогожская сюита» горячо приветствовали созданную им декорацию – знакомый берег реки Сосны…). Г. Чернов рассказывал: все они, ребятишками, бегали в острогожскую галерею, где выставлены картины многих передвижников, подаривших свои произведения музею на родине И. Крамского (среди других картин – «Раскаяние Иуды» Репина). И как же было не признать силу культурных традиций! В Академии художеств СССР учились три острогожца, при мне на вакации приезжали студенты художественных училищ из соседних городов. В том же музее, которым руководил художник Ф. Е. Яхнев, была организована выставка местных живописцев, резчиков по дереву и любителей художественной вышивки; посетило ее 5 тысяч (!) острогожцев. Сам Ожередов по воскресениям ходил на этюды в сопровождении своих студийцев, хотя студию успел прикрыть ретивый деятель районной культуры. Из этого примера видно, что стоило писателю довериться неформальному лидеру художественного вкуса, как перед ним открылась статистически весомая группа восприимчивых к изобразительному искусству жителей небольшого города, любителей и даже профессионалов. Уверен, что подобное можно было бы обнаружить, заинтересовавшись неформальными лидерами чтения. Мне кажется, социологи нащупали было такой путь в Острогожске, но когда приступили к классификации взрослых горожан по типам чтения, почему-то свернули с него.

Я имею в виду опыт психологического анализа восприятия художественной литературы, проделанный Л. И. Беляевой в рамках того же острогожского обследования (см. ее работу «Психологический анализ восприятия художественной литературы»). Л. Беляева опиралась на ограниченный круг читателей (194 человека). Отбор нельзя признать репрезентативным. Но зато анализ читательского восприятия проверялся на пяти прочитанных всеми книгах: «Блокада» А. Чаковского, «Звезда» Э. Казакевича, «Джамиля» Ч. Айтматова, «Игра с тенью» Л. Самойлова и М. Вира (рассказы о милиции) и «Жаркое лето в Берлине» (австралийской писательницы Д. Кьюсак). Как видим, были выбраны книги разных жанров, разной степени сложности для восприятия; все они затрагивают важные жизненные проблемы. Теперь интервьюирование обрело конкретную почву, стали возможны обобщения. Автор, применившая методологию О. И. Никифоровой, выявила на этот раз шесть читательских типов.

Остановлюсь сначала на двух возглавляющих и двух завершающих эту иерархию типах. Читатель первого типа ищет в книге «пищу для ума и сердца», он способен к интенсивным эстетическим переживаниям. Он может адекватно воспринимать художественное произведение (с оговоркой: если оно отвечает его индивидуальной системе переживаний). Этот читатель обладает культурой и навыками, позволяющими ему уловить взаимосвязь образно-эмоциональных и логических компонентов книги. Пожалуй, Л. Беляева недостаточно оттенила в своей работе, что такой читатель – творческий, «проецирующий свою личность на произведение литературы» (Робер Эскарпи), и он – лучший «сопереживатель» писателя (по А. Толстому). В конце шкалы Л. Беляевой находится тот тип читателя, который пока еще, в силу малой культуры, улавливает в художественном произведении лишь разрозненные его компоненты. Второй и пятый читательские типы занимают промежуточное положение.

В эту шкалу вторгаются еще две группы читателей, подобранные совсем по иному принципу. Третья группа объединяет сугубо рационалистические натуры – они слабо реагируют на образно-эмоциональную сторону произведения, у них преимущественный интерес и понимание вызывают концептуальные и мировоззренческие позиции авторов. Четвертая группа включает натуры, эмоциональные, они живо чувствуют именно образную сторону произведения.

Заслуга Л. Беляевой – и немалая, – в том, что она дает квалифицированный анализ каждой группы читателей, нашедшей свое место в ее классификации. Однако нельзя согласиться с механическим включением в нее третьей и четвертой групп. В квалификации, построенной на основе определения уровня художественного восприятия, выделение двух групп читателей по психологическому признаку представляется не совсем правомерным. Ведь «лириков» и «физиков» мы неизбежно встретим среди всех мало-мальски квалифицированных читателей. Кстати, среди других групп классификации Л. Беляевой можно различить любителей разных книг: романтически приподнятых или сугубо реалистических и т. п. Психологический подход к чтению требует изучения всех этих нюансов на каждом из многоразличных уровней читательской квалификации.

В острогожском исследовании глава о чтении художественных произведений взрослыми также завершается типологией читателей. Однако ее автор – В. Стельмах – нашла, что читательские классификации, данные психологами, – это лишь рабочие гипотезы, они не опираются на достаточный эмпирический материал. Оговорившись, что «не претендует на окончательное решение вопроса», автор выдвинула собственную типологию читателей, руководствуясь двумя критериями: «многочтение» и «осознанный интерес» читателя к жанру, к теме книги.

В чем смысл «многочтения»?

Я допускаю, что библиотекарь, например, может при поверхностном знакомстве с читателями выделять тех, кто часто берет книги. Но чем дальше, тем больше он будет ценить истинных читателей, тех, которые обладают избирательным вкусом. Не случайно А. Асмус озаглавил один из своих трудов так: «Чтение как труд и творчество». Само по себе многочтение не определяет характер, тип читателя. Огорчительно, что социолог выдвинула на первый план обширную группу читателей в Острогожске – 58 процентов, которые будто бы представляют собой объединение «родственных душ», потому что читают художественную литературу без «перерыва». Однако кто входит в эту категорию? По признанию автора статьи – всякий, кто много читает, и при этом не что попало, а то, что вызывает его постоянный, осознанный интерес. В группе оказались объединенными и любители шпионского чтива, вообще приключений, и почитатели фантастических романов, и читающие только про войну, и читатели современных романов про семью и любовь (преимущественно женщины). Да какое же сродство душ у таких, например, двух читателей, из которых один отвечает интервьюеру: «Про шпионаж люблю, а другие книги – это так…» – а другой тянется к романам Ст. Лема? От автора мы не услышали даже намека на удельный вес разных категорий «многочитателей» по интересам.

Упоминая о еще одном – уже негативном – качестве этого «главного нашего читателя», исследователь замечает: ему пока трудно выделить подлинно художественные книги – была бы книга написана на любимую тему.

Другие два типа читателей острогожской классификации не привлекают к себе внимания (третий – это «потребители любого чтива»). Но, к счастью, под конец обнаруживает себя четвертая группа (11 процентов) вовсе не «запойных» читателей; они интересуются разной литературой, однако всегда предъявляют к книге эстетические запросы. У этого читателя есть любимые авторы, он разыскивает произведения, принадлежащие их перу, он склонен перечитывать книги с такой, например, мотивировкой: посмотрела кинофильм «Братья Карамазовы», захотелось перечитать еще раз Достоевского, понять поглубже «карамазовщину». Для такого человека чтение действительно труд и творчество, из книги он много извлечет для расширения своего духовного мира. Этого читателя острогожские исследователи отнесли в конец перечня, но все равно он опроверг представление о «единстве душ» многочитателей, а заодно и самый принцип типологии по этому признаку.

Жаль, конечно, что читателям четвертой группы в статье В. Стельмах уделена лишь неполная страничка, да автор еще предупредила, чтобы их «не отождествляли с той узкой читательской элитой», которой «присущи рафинированность выбора произведений и утонченность вкуса». Но слово «элита», таящее в этом случае осуждение, мало пригодно для характеристики читателей, которые способны к адекватному восприятию произведений, широким и критическим ассоциациям, вызываемым текстом.

Может быть, прислушиваясь к советам психологов, стоило бы кое-кого из первой группы перенести в четвертую (того же любителя романов С. Лема, например?). Но и без того, как показало острогожское исследование, удельный вес высококвалифицированных («настоящих») читателей достаточно внушителен для небольшого города, тем более, если сравнивать его с данными по передовым странам Запада. Р. Эскарпи определяет там слой квалифицированных читателей 3 – 5 процентами.

Я отверг типологию «потребителей» художественной литературы, примененную в Острогожске. Но эта частная неудача отнюдь не обесценивает рецензируемую книгу. Труд Библиотеки имени Ленина содержит большой, очень важный материал о том, кто и как читает, как воспринимает художественное слово. Авторы исследования отстаивают справедливую мысль: ныне достигнута широта и едва ли не всеобщность интереса к литературе; теперь стоит задача повышать (на всех уровнях) культуру чтения.

Сегодня наша головная библиотека проводит новое капитальное исследование – о роли книги и чтения в жизни советского села. Те, кто любит литературу, тем более – литераторы, писатели и критики, будут с нетерпением ждать новых публикаций, расширяющих наше понимание сложных процессов чтения, происходящих в стране.

 

В. ГЕЙДЕКО

1. И за рубежом чтение постоянно рассматривают на фоне «свободного времени», которым располагают трудящиеся массы. Так, например, в сборнике «Wege der Literatursoziologie», ФРГ, 1971, мы найдем статью С. Вертельмана «Чтение в свободное время».[↩]