№1, 2023/Политический дискурс

Случай как художественно-философская проблема. Роман Марка Алданова «Самоубийство»

Странно, что так мало людей, даже литературно-филологического толка, размышляли у нас над творчеством Марка Александровича Алданова (1886–1957). Зато в эмиграции в невероятном созвездии свободно думавших и писавших талантов он был одной из самых ярких звезд. Пользуясь правом нобелевского лауреата, Иван Бунин несколько раз выдвигал его на эту премию. Из посюсторонних исследователей — это Андрей Чернышев, подробно анализировавший и публиковавший тексты Алданова. Он так определял его творчество:

По Алданову, от дел даже самых крупных полководцев или политиков спустя всего лишь несколько десятилетий ничего не остается. Толстовская эпопея «Война и мир» в высшей степени соответствовала мироощущению интеллигента эпохи нарастания революционного движения в России: все в истории необходимо, и иначе, чем было, быть не могло <…> Алданов воплотил мироощущение эмигранта: история целей не знает и не может знать, ход событий стихиен и случаен
[Чернышев 1996: 5–6].

Но почему «мироощущение эмигранта»? Не раз говоривший о том, что Толстой — его кумир, силою вещей, катастрофизмом исторического процесса, в котором он оказался, Алданов и теоретически, и сюжетно оказался ближе к Достоевскому. Писавший много о мировых владыках, революционерах и тиранах (Наполеон, Ленин, народовольцы, убийцы Александра II) Алданов все время проговаривается о своих симпатиях к этому антиподу Толстого:

Жизнь оказалась лучшим комментатором достоевщины. В Москве есть по Достоевскому семинарии. Самый наглядный — на Лубянке.

Как некоторые гениальные мысли Чаадаева, роман «Бесы» не был понятен до событий последнего десятилетия. В минуты мрачного вдохновения зародилась эта книга в уме Достоевского <…> Октябрьская революция без него непонятна; но без «проекции» на нынешние события непонятен до конца и он, черный бриллиант русской литературы… [Алданов 1996: 584]

Сухость стиля Алданова — сухость писателя, химика по образованию, человека, выросшего на точных науках, автора двух вполне научных книг по химии. Если говорить о Толстом как историческом романисте, то тут отличие великого Льва от объяснявшегося ему в любви Алданова хорошо определил Чернышев, но я бы добавил к этому важный момент его историософского миропонимания. Об этом пишу не я первый, но в данной статье этот момент стоит акцентировать. Исследователи часто говорят о понимании Алдановым случая как триггера истории с легкой иронией — как о причуде большого писателя. Но вот появление античной Греции в море азиатских народов. Как? Почему? Скажем, Мераб Мамардашвили считал это случайностью, которая далее определила тем не менее некий путь развития человечества, создала Европу.

Напомню и мысль Пушкина. Он предложил формулу России, русской истории, ее шанс вырваться из объятий горя-злосчастья. Его формула основана на вере в чудо христианского откровения и преображения. Пушкин говорил о том, что человек «видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая — мощного, мгновенного орудия провидения» [Пушкин 1962: 324]. Именно Петр стал тем случаем, тем орудием провидения, тем перводвигателем, «шкипером славным», «кем наша двигнулась земля», кто удержал Россию «над самой бездной». Когда никто уже не ожидал спасения, когда страна вырождалась в бунтах и мелких интригах бояр, явился Преобразователь — «наконец, явился Петр» [Пушкин 1962: 408], — которого никто, никакой ум предвидеть не мог, ибо было это — явление, то есть случай, для России случай спасительный.

Случай, который привел Европу и центральных героев романа Алданова к самоубийству, тоже имел имя. Это имя — Владимир Ленин. Трудно сказать, является ли он главным героем романа, но ясно, что он триггер романного действа, а также и исторического. Вообще надо сказать, в отличие от Льва Толстого, который полагал, что личность не играет в истории никакой роли, Алданов видит в личности, особенно если она носитель зла, движущую силу исторического процесса, ибо зло, а не добро активно. Наполеон в «Войне и мире» — пошлый французский мещанин с жирными ляжками. А ведь он большую часть Европы завоевал, заставил Россию осознать свое значение. Как сказал Пушкин,

Хвала!.. Он русскому народу

Высокий жребий указал.

Образ Наполеона — первое отталкивание Алданова от трактовок Льва Толстого. В ранней повести «Святая Елена, маленький остров» (1921) он рисует Наполеона последних дней, великого императора, идущего к смерти, и вкладывает ему в уста свои размышления об истории:

Кто не жил у нас в 1794 году, кто не видел резни, террора и голода, тот не может понять, что я сделал для Франции. Все мои победы не стоят усмирения революции… Так далеко вперед, как я в ту пору, никто никогда не заглядывал. А понимаете ли вы, что такое значит в политике заглядывать вперед? О прошлом говорят дураки, умные люди разговаривают о настоящем, о будущем толкуют сумасшедшие… Смелый человек обыкновенно пренебрегает будущим. Впоследствии я редко заглядывал вперед больше чем на три или на четыре месяца. Я узнал на опыте, насколько величайшие в мире события зависят от его величества — случая…

Вообще-то, основная тема романов, повестей и очерков Алданова — причины невероятной катастрофы, случившейся в 1914 году, когда началась Первая мировая война, которая, по мысли одного немецкого историка, длилась почти все XX столетие, ибо после победы над Гитлером было много отголосков этой войны вплоть до Карибского кризиса в 1962-м, до крушения СССР при Горбачеве. Этот немецкий историк (Эрнст Нольте) называет эпоху с 1914 года по 1963-й европейской гражданской войной.

Мы помним «Божественную комедию» Данте, «Человеческую комедию» Бальзака, где их создатели пытались понять смысл человека и смысл мироздания. Третьей в этом списке можно назвать «Историческую комедию» Алданова, развернувшего русскую и европейскую историю в цепи исторических романов от века XVIII к веку XX. Итак, хронотоп: три столетия и три страны, в которых существуют герои его прозы, — Франция, Германия и, конечно, Россия. Это был грандиозный замысел и филигранное исполнение. Как писал Георгий Адамович,

ни один из современных русских писателей не создал чего-либо достойного сравнения с романами Алданова по сложной стройности частей, по законченности и четкости архитектоники. Композиционный дар, обнаружившийся давно, уже в исторической алдановской трилогии, — явление у нас исключительное. А кому кажется, что композиция в повествовании не бог весть как важна, тому следовало бы вспомнить пушкинские знаменитые слова о «едином плане Дантова Ада…» [Адамович 1996: 55].

Очевидно, что роман «Самоубийство» может соперничать с «Войной и миром» по охвату событий и персонажей. Но если Толстой выводил мировые события из непонятно откуда берущихся движений народных масс с запада на восток, а потом с востока на запад, то Алданов предлагал не менее странную причину исторических событий.

Случай с заглавной буквы — его Алданов ставил в центр истории, в центр жизни каждого человека. Многие и очень по-разному пытались его определить. Были и такие, которые вообще это понятие решались отрицать, утверждая, что случай — только псевдоним незнания. Между тем Алданов, порой даже с непривычной для него страстностью, верил, что все, что происходит в мире, включая само создание нашей планеты и возможное ее исчезновение, все, все — «дело случая», и он подчеркивал, что «всю историю человечества с разными отступлениями и падениями можно представить себе как бессознательную, повседневную и в то же время героическую борьбу со случаем». В этом — основа его миросозерцания [Бахрах 1982: 167].

Но критик не говорит о весьма важной составляющей, которая позволяет отчетливее понять пафос Алданова. Он упускает или сознательно опускает контекст. Ведь вся послереволюционная советская литература и публицистика основана на идее знания законов истории, которые-де большевики не только поняли, но и на их основе стали строить мир. Случай как играющий роль в историческом движении здесь полностью элиминировался. Но все же контекст!..

Напомню знаменитую поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин», которую поэт посвятил «Российской коммунистической партии» с ее основной идеей: «Маркс / раскрыл / истории законы — / пролетариат / поставил у руля». И далее «По всему поэтому / в глуши Симбирска / родился / обыкновенный мальчик / Ленин». Можно предположить, что эта жажда правильной и управляемой истории у Маяковского была связана с его постоянной манией самоубийства («горло бредит бритвою», поэма «Человек»), которую он хотел преодолеть.

В гениальном романе Эренбурга «Хулио Хуренито» Ленин (там он назван Великим инквизитором) говорит, что коммунис­ты познали законы истории, а потому убирают всех, кто не идет с ними:

Мы ведем человечество к лучшему будущему. Одни, которым это не выгодно, всячески мешают нам. Прячась за кусты, они стреляют в нас, взрывают дорогу, отодвигают желанный привал. Мы должны их устранять, убивая одного для спасения тысячи. Другие упираются, не понимая, что их же счастье впереди, боятся тяжкого перехода, цепляются за жалкую тень вчерашнего шалаша. Мы гоним их вперед, гоним в рай железными бичами. Дезертира-красноармейца надо расстрелять для того, чтобы дети его, расстрелянного, познали всю сладость грядущей коммуны!

Расстрелянный дезертир — это вроде бы случайность, не играющая никакой роли в движении истории, поэтому ее нужно убрать. И это говорит человек, который сам есть случай. Случай, который овладел законами истории.

И Ленин, и монструозные фюреры ХХ столетия — все это случай, но случай, определивший далее эпоху.

Первая историософская книга Алданова «Армагеддон» вышла на правах рукописи в 1918 году и сразу была уничтожена большевистской властью — слишком много там было угадано. Он писал:

Цельный единый процесс перехода потенциального зверства в активное продолжается. Хуже всего то, что прекратиться теперь он не может и не должен. Великая трагедия в том, что мы <…> люди культуры, обречены работать во славу мирового Ленина [Алданов 2006: 50].

Похоже, Алданов чувствовал пришествие череды европейских фюреров-фашистов в ХХ веке — от Муссолини, Гитлера и Франко до менее известных болгарских, хорватских, португальских и французских, да и английских тоже. Напомню читателю блистательную книгу немецкого исследователя Эммануила Саркисянца «Английские корни немецкого фашизма». Но у меня речь о романе, а не анализ историософской темы. А в романе писатель ищет психологическую основу своего персонажа.

Алданов обращается к главному персонажу первой четверти ХХ века по имени Ленин, делая его не главным действующим лицом, но главным устроителем исторической судьбы России и Европы. Справедливо замечает исследовательница:

Ключевая историко-философская тема романа — «самоубийство» Европы, вступившей в Первую мировую войну, которой никто не ожидал и почти никто из политиков не желал, и России, в которой по воле случая и в результате проявления непреклонной воли вождя партии — Ленина — был совершен большевистский переворот1 [Дронова 2020: 165–166].

Но этот переворот стал возможен только в контексте упадка Европы, в контексте ее «заката». Впрочем, раньше Шпенглера (в 1914 году) эту тему поднял русский культурфилософ Григорий Ландау, увидевший закат Запада, начавшийся отказ от культуры и взаимную ненависть европейских стран:

Поразительно, с какой внезапной силой охватила народы Европы ожесточенная взаимная ненависть <…> Месяцами народы Запада воспитываются в атмосфере глубочайшей ненависти; месяцами народы живут в мире представлений диаметрально противоположных
[Ландау 2022: 22–23].

И далее:

  1. Книга Т. Дроновой интересна, но мне не кажется, что Алданова можно рассматривать как парадоксалиста.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 2023

Литература

Адамович Г. Предисловие // Алданов Марк. Самоубийство. Нью-Йорк: Изд. Литературного фонда, 1958. URL: http://www.kulichki.ru/moshkow/RUSSLIT/ALDANOW/samoubijstwo.txt (дата обращения: 01.08.2022).

Адамович Г. Одиночество и свобода. М.: Республика, 1996.

Алданов Марк. Из записной тетради // Алданов Марк. Сочинения в 6 кн. / Под общ. ред. А. Чернышева. Кн. 6. М.: Новости, 1996. С. 578–590.

Алданов Марк. Армагеддон. М.: НПК ИНТЕЛВАК, 2006.

Алданов Марк. Ленин. Политическая биография / Перевод с фр. Т. Чугу­новой // Алданов Марк. Собр. соч. в 8 тт. / Сост. А. Чернышев. Т. 7.
М.: ТЕРРА, 2007. С. 451–605.

Бахрах А. Вспоминая Алданова // Грани. 1982. № 124. С. 155–182.

Белинский В. Г. Собр. соч. в 9 тт. / Ред. Н. К. Гей и др. Т. 9. М.: Художественная литература, 1982.

Дронова Т. И. Путь парадоксов Марка Алданова. М.: Флинта, 2020.

Куприн А. И. Голос оттуда. 1919–1934: Рассказы. Очерки. Воспоминания. Фельетоны. Статьи. Литературные портреты. Некрологи. Заметки / Сост., вступ. ст., примеч. О. С. Фигурновой. М.: Согласие, 1999.

Ландау Григорий. Сумерки Европы. М., СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2022.

Пушкин А. С. Собр. соч. в 10 тт. / Под общ. ред. Д. Д. Благого, С. М. Бонди, В. В. Виноградова, Ю. Г. Оксмана. Т. 6. М.: ГИХЛ, 1962.

Чернышев А. А. Четыре грани таланта Марка Алданова: Послесловие // Алданов Марк. Истоки: Избранные произведения в 2 тт. Т. 2. М.: Извес­тия, 1991. С. 494–507.

Чернышев Андрей. Ключи к Алданову // Алданов Марк. Сочинения в 6 кн. Кн. 6. 1996. С. 5–18.

Цитировать

Кантор, В.К. Случай как художественно-философская проблема. Роман Марка Алданова «Самоубийство» / В.К. Кантор // Вопросы литературы. - 2023 - №1. - C. 12-32
Копировать