Сердца бьются в унисон. Езда в незнаемое. Строгая любовь. Я не запру своих дверей… Стрекоза на станции

ПАРОДИИ

Наши интервью

Мы в крупнейшей гостинице столицы. Каждые тридцать секунд двадцать четыре лифта поднимают и опускают четыреста пятьдесят восемь человек. Если всех людей, которые пользовались лифтами этой гостиницы в течение трех лет, построить в колонну по четыре, то они опояшут земной шар по экватору два с половиной раза.

Поднимаемся на третий этаж. Нас давно ждет прибывшая в Москву группа наших зарубежных друзей: господин Гамлет (глава делегации), Иозеф Швейк и статуя Командора.

Первый вопрос, с которым мы обращаемся к нашим гостям:

– Понравилось ли вам московское метро?

На гостей наше метро произвело неизгладимое впечатление.

Дальнейшая беседа проходит в теплой, дружеской обстановке. Глава делегации, известный литератор и общественный деятель Дании, взволнованно говорит нам о том, как трудно художнику на его родине. «Дания – тюрьма!» – с болью и возмущением восклицает наш большой друг.

Вероятно, мало кто из наших читателей знает, какие суровые испытания выпали на долю передового и прогрессивного принца Гамлета. Его отец был злодейски отравлен темными силами реакции. Его замечательная пьеса «Мышеловка», разоблачающая быт и нравы правящих кругов, была запрещена сразу же после официального просмотра. Но его сердце правдолюбца и страстотерпца всегда билось в унисон.

Воздав должное мужеству и высокой принципиальности принца, мы вместе с тем не вправе умолчать о некоторой двойственности его взглядов. С одной стороны, нас привлекает его искреннее сочувствие простым людям («Бедный Йорик!»). С другой стороны, нас отталкивает его примиренческая позиция по отношению к религии («Ступай в монастырь!» – предлагал он Офелии, не в силах найти выход). В практической деятельности принца нас не устраивает отсутствие четкой положительной программы («Быть или не быть – вот в чем вопрос…»), оборачивающееся подчас капитулянтством, а порой и абстрактным пессимизмом («Умереть, уснуть…»). Самого резкого отпора заслуживает его разнузданный эгоцентризм, индивидуалистическое противопоставление себя коллективу в лице сорока тысяч братьев. Мы расходимся с нашим зарубежным гостем и по ряду других вопросов. Но наш спор – это полемика друзей, полемика людей, объединенных общностью стремлений.

В заключение мы просим господина Гамлета поделиться соображениями о литературном мастерстве. «Главное, – говорит он, – это работа над языком. Слова, слова и еще раз слова».

Иозеф Швейк очень кстати замечает, что он тоже знал одного репортера, который любил задавать вопросы; кончилось тем, что в пивной «У чаши» ему на голову упала люстра. Мы дружно смеемся этой милой шутке, догадавшись, что речь идет о нравах желтой прессы.

Наступает минута прощания с гостями, ставшими нам за это короткое время такими близкими и родными. Мы крепко жмем руки Гамлету и Швейку. Командор – немногословный, добродушный здоровяк с простым, открытым лицом – провожает нас к лифту. Мы долго не можем вырваться из его братских объятий. Но вот мы уже в лифте, стремительно падаем вниз, унося с собой неизгладимую память о пожатиях его каменной десницы.

ЕЗДА В НЕЗНАЕМОЕ

Анатолий АГРАНОВСКИЙ

Документальная повесть с эпиграфами

ГЛАВА ПЕРВАЯ

О доблестях, о подвигах, о Клаве…

А. А. Блок

Когда-нибудь о них будут очень много писать. О людях, которые изобретают велосипеды. О тех, кто дерзает, каждый раз открывая заново педали, спицы, ниппели.