С. Т р е т ь я к о в. Хочу ребенка! СПб.: Алетейя, 2018. 376 с.

Первое комментированное издание пьесы одного из ключевых советских драматургов 1920-х годов Сергея Третьякова (1892–1937) — событие исключительной важности. Творчеству Третьякова, соратника Маяковского и Эйзенштейна, после смерти автора — он был репрессирован в 1937 году — уделяется незаслуженно мало внимания; исключение составляют небольшие всплески интереса в оттепель и перестройку. Настоящая книга — первое почти за тридцать лет издание его художественных произведений. А ведь Третьяков заслуживает большего — хотя бы потому, что своим учителем его считал Бертольт Брехт. Именно благодаря Третьякову, по всей видимости, Брехт познакомился с концептом остранения Шкловского и с китайским театром, и это влияние во многом стало определяющим для брехтовской драматургии. «Рычи, Китай!» (1926) Третьякова стала первой советской пьесой, с успехом шедшей на международной сцене, а сам автор выступал в Европе с лекциями о социалистической литературе и коллективизации, вызывавшими широкие дискуссии.

Настоящая книга представляет собой издание запрещенной советской цензурой пьесы «Хочу ребенка!» (1926–1929), точнее, двух вариантов этой пьесы — до и после первоначального ее запрещения Главреперткомом. Второй вариант публикуется по-русски впервые. Стоит отметить тщательную работу подготовителей книги, Татьяны Хофман и Эдуарда Дичека: помимо упомянутых двух вариантов в издание включено и кинолибретто (для готовившейся кинопостановки Абрама Роома), а также архивные материалы обсуждений пьесы, в которых принимали участие Мейерхольд, Терентьев и другие крупные деятели раннесоветского театра. Пожалуй, единственный недостаток книги — ее недостаточная адаптированность для русского читателя. Это сказывается в несколько небрежном переводе сопроводительных статей, изобилующем кальками с немецкого. Кроме того, и примечания порой выглядят механически перенесенными из немецкого издания книги.

Пьеса посвящена крайне современной, можно сказать, феминистской теме — желанию главной героини Милды завести ребенка без участия мужчины в его воспитании. При этом отца Милда выбирает по законам евгеники, что дало Б. Брехту в его немецкой обработке пьесы (к сожалению, так и не поставленной на сцене) возможность усилить аналогии с идеями национал-социалистов. Критики называют пьесу «евгенической драмой», и для этого есть основания. Вот как Милда излагает свои взгляды на деторождение: