С ходуль– на свои ноги!

Сегодня во многих статьях, посвященных истории литературы, мы встречаем безусловно правильные мысли о необходимости конкретно-исторического подхода к литературным явлениям. Очень часто и совершенно справедливо авторы требуют научных выводов, основанных на всестороннем анализе фактического материала, а не втискивания фактов в умозрительные схемы. Но вместе с тем не так уж и редко нарушается именно этот основополагающий методологический принцип изучения историко-литературного процесса. Случаи нарушения этого принципа в литературоведении наших национальных республик порой возникают от горячего желания видеть родную литературу занимающей почетное место в мировом литературном процессе. Я не буду касаться крайностей, когда некоторые ученые стремятся отнести истоки той или иной литературы «во времена Адама и Евы», что подчас порождает нежелательные страсти. В этой статье речь пойдет о реализме в некоторых тюркоязычных литературах, главным образом татарской. В постановке и решении этого вопроса также наблюдается нарушение принципов конкретно-исторического, объективно-научного изучения литературного процесса.

До недавнего времени возникновение критического реализма в татарской литературе приурочивалось к последней четверти XIX века¹. Х. Мухамедов так и писал: «Загир Бигеев, как и Каюм Насыри, Фатых Халиди, Галиаскар Камал и др., творившие во второй половине XIX века, является одним из видных зачинателей метода критического реализма» ². Оставляя пока в стороне доказательство несостоятельности этих утверждений, обратимся к некоторым другим высказываниям такого же рода.

Г. Каримов, имея в виду конец XIX и начало XX века узбекской литературы, пишет: «…В ней появился критический элемент, сатира; ее реализм приобрел критический характер» ³. А в своем учебнике для вузов пошел еще дальше: «…Сатира, юмор в качестве основного и ведущего жанра этого периода литературы оказали воздействие на ее творческий метод, реализм ее превратили в реализм, обладающий критическим характером, то есть в критический реализм» (курсив мой. – И. Н.) ⁴. Однако сам же автор отмечает, что в то время в узбекской литературе не было жанров драматургии и прозы, а в поэзии господствовали «шаблонные средства художественной выразительности, риторика и отдельные формалистические приемы литературы прошлого», что она еще «не смогла создать новых форм, соответствующих ее реалистическому содержанию».

Ф. Касимзаде возникновение критического реализма в азербайджанской литературе относит даже к первой половине XIX века. Однако нельзя не усомниться в его правоте уже потому, что, как утверждает сам критик, в литературе того периода «основы феодально-крепостнических отношений критике не подвергались» ⁵. Трудно себе представить критический реализм, не затрагивающий основ самого общества.

Порою и русские литературоведы поддерживают в нас это «детски-наивное» самомнение относительно ранней зрелости тюркоязычных литератур. В качестве примера можно привести добротные, фактически оснащенные труды З. Кедриной по казахской литературе. По мнению критика, «все творчество казахских (как, впрочем, и других) просветителей шло в русле освоения критического реализма как метода». Они, то есть «просветители, широко используют (курсив мой. – И. Н.) это орудие» ⁶. Правда, в другом своем труде об Абае Кунанбаеве критик пишет: «Казалось бы, законченным мастером критического реализма можно было бы назвать великого поэта и просветителя Абая, создавшего с потрясающей разоблачительной силой образы врагов народной жизни». Выражение «казалось бы» здесь означает, что считать Абая «чистым» критическим реалистом нельзя не потому, что он еще не успел освоить принципы этого метода, а потому, что «его творчеству были в значительной мере свойственны элементы своеобразной романтики будущего (курсив мой. – И Н.), которыми отличались и произведения русских революционных демократов (Белинского, Чернышевского)» ⁷. Другими словами, Абай шагнул еще дальше, ему стали тесными даже доспехи критического реализма.

Итак, отсутствие необходимой ясности в вопросах развития реализма в литературах Востока, в частности тюркоязычных, соединенное с энтузиазмом отдельных литературоведов из братских республик и столицы, ведет к игнорированию очевидной истины о том, что не всякая критика и сатира есть реализм и не всякий реализм есть реализм критический.

Как же определить наличие критического реализма в той или иной литературе, какие здесь критерии? Не мудрствуя лукаво, можно сказать, что отправной точкой при этом должен служить тип критического реализма, исторически сложившийся в наиболее развитых литературах. Так подходят к проблеме многие исследователи, в том числе, например, Н. Конрад. В статье «Проблемы реализма и литературы Востока» за образец критического реализма он берет французскую литературу середины XIX века⁸. В такой постановке вопроса никак нельзя усмотреть стремление подогнать конкретные литературные явления под известные схемы. Речь идет лишь о существенных признаках метода, которые присущи всем литературам, достигшим стадии критического реализма. И это нисколько не исключает, а скорее предполагает разнообразие критического реализма в различных литературах. Вспомним, что и само понятие критического реализма, и данный термин возникли в результате анализа соответствующих периодов именно французской, английской, а также русской литератур. Поэтому употребление термина «критический реализм» применительно к другим литературам возможно лишь при наличии в них типологической общности с этими образцами.

Опыт литератур наиболее развитого критического реализма, с достаточной полнотой осмысленный советским литературоведением последних лет, показывает, что основным атрибутом данного метода является изображение человека в его социально-исторических связях, в его обусловленности средой, включающей в себя весь комплекс общественных отношений. Критический реализм – это такой реализм, который обличает ве отдельные недостатки отдельных людей, а подвергает критике основы существующих порядков, расшатывает фундамент несправедливого строя.

Отвечают ли этим требованиям произведения тюркоязычных писателей XIX века, настойчиво выдвигаемых в качестве критических реалистов?

Взять хотя бы И. Алтынсарина, в творчестве которого З. Кедрина увидела «тенденции русского критического реализма» ⁹. Стихи И. Алтынсарина, за исключением нескольких, сугубо дидактические: поэт призывает детей и подростков прилежно учиться, быть честными, трудолюбивыми, настойчивыми в достижении своих целей. Проза же И. Алтынсарина – это нравоучительные притчи, сказки и анекдоты, в большинстве своем почерпнутые из разных источников – из казахского фольклора, литератур Востока и из книг русских педагогов.

В качестве примера возьмем произведение И. Алтынсарина «Кишлак Сейткул» (З. Кедрина трактует его как «рассказ», в котором дано «сюжетное изображение современной ему повседневной жизни народа»).

Сейткул, поразмыслив и решив избавиться от нищеты, с тридцатью бедняками переселился на новые земли и стал их возделывать. «Они принялись ровнять и подготавливать землю для посевов. По примеру того, что они видели в Туркестане, вывели воду из речки в арыки и стали поливать посевы. Когда поспел хлеб, они сжали и собрали урожай. Излишки хлеба обменяли на скот у кочевников, расположившихся около тех мест». Дело шло все лучше и лучше. «Продолжая обменивать на скот излишки хлеба, они стали богачами» (курсив мой. – И. Н.).

Произведение завершается следующим выводом: «Обедневшие, не находящие работы люди в Тургайской степи становятся хлебопашцами и если трудятся не ленясь (курсив мой. – И. Н.), то через несколько лет становятся по достатку равными другим людям».

Как видно, счастье и благополучие человека целиком зависит от него самого: не ленись – будешь богатым. Его поведение ничем не обусловлено – ни политическими порядками, ни многовековыми обычаями, ни социальными и экономическими отношениями, за исключением разве географической среды. Что же касается жанровых особенностей произведения, то это не только не рассказ, но даже не очерк. Применяя современную терминологию, мы назвали бы «Кишлак Сейткул» газетной корреспонденцией (с той лишь разницей, что вряд ли верны описываемые здесь в идиллическом плане факты).

Правда, другой выдающийся представитель казахской литературы XIX века, Абай, создал немало образцов высокохудожественной лирики. Во многих его стихотворениях, например «О казахи мои!…», «Лето» и других, вскрываются действительные причины бедности и темноты казахского народа.

Однако Абай – фигура исключительная в казахской литературе. Судьбе было угодно, чтобы высокоодаренный поэт через ссыльных революционных демократов и других передовых людей времени приобщился к прогрессивной русской общественной мысли и литературе критического реализма. Он как бы опередил свое время. Не потому ли в его стихах постоянно встречаем жалобы на то, что его но понимают? В «Восьмистишиях» он прямо заявляет:

Велика семья,

Но не понят я,

И живу средь людей, один

Как могила шамана, я

Одинок – вот правда моя!

(Перевод Л. Озерова.)

При всем том и Абай в конечном счете не мог не оставаться сыном своего времени. Развитие его творчества сдерживали и феодально-патриархальные отношения в степи, и культурная отсталость народа, и состояние предшествующей и современной ему родной литературы, в которой отсутствовал реалистический опыт, господствовали фольклорные традиции. В «Четвертом слове» своих «Назиданий» Абай совершенно в духе И. Алтынсарина писал: «Если хочешь жить достойно, живи трезво, опираясь на свою силу, трудись, и земля принесет тебе свои плоды и не оставит тебя в ничтожестве» ¹⁰. Во многих своих стихотворениях Абай проводит именно эту идею. Не случайно поэтому то, что при наличии подлинно реалистических произведений творчество Абая в целом было дидактичным.

1. См., например, Л. Заляй, В связи с 60-летием татарской драматургии («Совет эдебияты», 1947, N 11); «Татарская литература. XX век». Учебник-хрестоматия. Составители М. Гайнуллин и Дж. Вазеева, 1947, стр. 435 (на татарском языке); Х. Хайри, К вопросу изучения истории татарской литературы («Совет эдебияты», 1955, N 11); К. Фасеев, Из истории татарской передовой общественной мысли, Таткнигоиздат, Казань, 1955, стр. 48-49.[↩]
2. »Совет эдебияты», 1960, N 10, стр. 143. [↩]
3. «Вопросы узбекской литературы», Гослитиздат УзССР, Ташкент, 1959, стр. 353.[↩]
4. Г. Каримов, История узбекской литературы, Ташкент, 1966, стр. 56 (на узбекском языке).[↩]
5. «Очерки из истории азербайджанской литературы XIX века», Изд. АН АзССР, Баку, 1962, стр. 24.[↩]
6. См. сб. «Социалистический реализм в литературах народов СССР», Изд. АН СССР, М. 1962, стр. 298, 299.[↩]
7. З. С. Кедрина, Из живого источника. Очерки советской казахской литературы, «Жазушы», Алма-Ата, 1966, стр. 102.[↩]
8. Н. И. Конрад, Запад и Восток, Статьи, «Наука», М. 1966, стр. 366.[↩]
9. »Социалистический реализм в литературах народов СССР», стр. 303. [↩]
10. Абай Кунанбаев, Собр. соч. в одном томе, Гослитиздат, М. 1954, стр. 327.[↩]