Расширяя масштабы исследования…

«Слова, пришедшие из боя», «Книга», М. 1980, 285 стр.

«Достойно удивления, с какой интенсивностью, ничуть не теряя ни в силе, ни в качестве, полнится и полнится поток произведений о войне.

Питают этот поток прежде всего память народа, его незатихающая боль и нетускнеющая гордость, его неостывающее желание в полной мере осознать все, им пережитое, и все, им свершенное.

Питает его и потребность сегодняшнего времени найти в событиях войны ответ на многие актуальные ныне вопросы, увидеть связь и преемственность времен.

Наконец, питает его тот обоюдный процесс, в котором понятное стремление ветеранов передать детям и внукам проверенные в огне войны моральные ценности смыкается с тягой подрастающих поколений к героическому примеру, с их готовностью продолжать дело отцов» ¹.

В этих словах А. Бочарова точно определено то нравственное основание, которое заставляет наших писателей, критиков, литературоведов снова и снова обращаться к теме Великой Отечественной войны, видя в ней нечто большее, нежели обычную тему. Ведь здесь пролегает одна из центральных магистралей литературы социалистического реализма, где прошлое вступает в теснейший контакт с настоящим, где историзм обретает действенную форму борьбы за будущее. Здесь проблематика живой сегодняшней жизни перекрещивается с напряженными раздумьями о важнейших закономерностях развития советского искусства. Все это делает в высшей степени актуальным широкий, многоаспектный подход к литературе о Великой Отечественной войне, ощутимо дающий о себе знать в сборнике «Слова, пришедшие из боя», увидевшем свет в год 35-летия нашей Победы.

В центре внимания, подчеркивает автор предисловия и составитель сборника А. Коган, биография книги.

В сборнике историко-функциональный подход к литературе о войне становится в лучших случаях не модной данью литературоведческим веяниям, а насущной потребностью утвердить жизненную значимость книг, рожденных в самом пекле суровой военной годины.

Разумеется, в той или иной степени мы и раньше имели представление об истории создания «Молодой гвардии» А. Фадеева, «Василия Теркина» А. Твардовского, «Волоколамского шоссе» А. Бека, «Звезды» Э. Казакевича, «Судьбы человека» М. Шолохова. Но собранный воедино материал такого рода дает возможность в полной мере ощутить саму неизбежность появления этих замечательных книг.

Внутренняя полемичность сборника «Слова, пришедшие из боя» заключается в первую очередь в отрицании такого представления о военной литературе, согласно которому книги, написанные под диктатом грозного времени, имеют ограниченный этим диктатом художественный потенциал. Появление в годы войны и сразу после нее выдающихся произведений о суровом бытии отчизны мотивируется авторами сборника прежде всего кровной сопричастностью писателей подвигу воюющего народа. Война нацеливала истинных художников слова не только на духовно-идеологическую, но и на собственно творческую мобилизацию, обостряя их глубоко затаенные импульсы. Доказательств тому масса. Вот одно из них. А. Фадеев не думал вначале о том, что его повествование о краснодонцах выльется в форму романа. Писатель хотел ограничиться документальной повестью о «Молодой гвардии». «Но… – пишет В. Боборыкин в статье «Молодая гвардия» живет и борется», – в ходе работы над ней Фадееву все труднее было довольствоваться ролью летописца краснодонских событий…

Боевые дела молодогвардейцев он невольно соединял с боевыми делами своих давних товарищей по оружию, мысли и чувства краснодонских комсомольцев – с собственными мыслями и переживаниями. Оттого то, что писал он, обретало несравнимо большую рельефность и глубину» (стр. 8).

То, что война становилась в иных случаях мощным катализатором художественного замысла, возникшего еще в мирное время, отчетливо видно на истории создания великой поэмы А. Твардовского «Василий Теркин», прослеживаемой в статье А. Кондратовича «Причастность к бессмертью». Глубинная взаимосвязь поэта с читателем привела к тому, что работа над «Теркиным» стала, по словам самого создателя поэмы, «подлинным счастьем». И здесь уместно вслед за критиком вспомнить одно замечательное высказывание Твардовского: «Теркин» был для меня во взаимоотношениях писателя со своим читателем Моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю».

В сборнике «Слова, пришедшие из боя» мы встретимся с рассказом о муках творчества, о потаенных процессах вызревания художественного замысла, чему сопутствуют порой самые непредвиденные обстоятельства (например, драматическая история работы А. Бека над повестью «Волоколамское шоссе»).

Неотделимость жизненного поведения писателя от его творческой деятельности прослеживается в статьях Вс. Сурганова «Путями «Морской души» (К истории создания книги Л. Соболева)» и Б. Камова «180 строк (История очерка А. Гайдара «У переправы»)». Здесь акцент сделай на мужественной оперативности «военных» писателей, умевших в кратчайший срок выдать произведения, необходимые фронту.

Вместе с тем сборник «Слова, пришедшие из боя» свидетельствует, что большой перспективой обладало творческое сознание художника, непосредственно связанное с фронтовой действительностью. В этом контексте рассматривается В. Эйдиновой повесть Э. Казакевича «Звезда». В центре данной работы – повествование о фронтовой деятельности писателя, анализ его писем с фронта, где так или иначе угадывается автор будущей замечательной повести. «Какая-то неделимость личности, – читаем в статье, – ее полная отданность общему делу, ее постоянное стремление быть на переднем крае борьбы, которую ведет народ, – во всем этом сказывалась не только подчеркнутая гражданственность Казакевича, но и особое, обостренно-эмоциональное, лирическое восприятие мира, свойственное ему. Как подлинный поэт, он не мог не жить «на пределе» в период наивысшего напряжения жизни страны» (стр. 36). Все это в конечном счете и привело к тому, что «Звезда» была написана «одним духом, за очень короткий срок, почти без черновиков» (стр. 39.)

Внимательно рассмотренная в контексте общей и личной жизни, творческая судьба повести Э. Казакевича становится неопровержимым доказательством глубины ее гуманистического звучания. Той глубины, которая всячески сопротивляется всякого рода упрощенным интерпретациям. Так было, например, в том давнем фильме, где герой «Звезды» благополучно оживал в финальных кадрах, попирая тем самым сложный оптимизм этого произведения, в котором «заложено утверждение огромной ценности человеческой жизни».

На примере «Звезды» лишний раз убеждаешься: история создания выдающихся «военных» книг – серьезнейший аргумент в пользу долговечности художественных идей, выстраданных в огневом горниле Великой Отечественной…

Вполне оправдано появление в рецензируемом сборнике и статьи Л. Киселевой о рассказе «Судьба человека». Это создание М. Шолохова, стоящее на значительном временном расстоянии от указанных выше произведений, с одной стороны, вобрало в себя то лучшее, что несла предыдущая литература о войне, а с другой стороны, открывало новые горизонты в раскрытии военной темы. По верному замечанию исследователя, в «Судьбе человека» мы сталкиваемся с «особой сгущенностью, объемностью произведения, когда в судьбе одного героя, в одной конкретной коллизии просматриваются судьбы многих людей» (стр. 102 – 103).

Особый аспект рассмотрения получает в сборнике «Слова, пришедшие из боя» читательское восприятие лучших книг о войне. Почти каждая статья содержит выдержки из писем читателей или другие собственно читательские документы.

Наиболее оправдано включение этого материала в том случае, когда мы становимся свидетелями его непосредственного воздействия на творчество писателя, ведущего к переосмыслению известного, дающего импульс к продолжению работы над, казалось бы, уже законченным произведением.

Яркие примеры заинтересованной деятельности читателей находим мы в статье А. Когана «Судьба строки». Здесь отдана дань признательности той бескорыстной читательской энергии, благодаря которой много лет спустя после войны вернулись в литературный строй стихи «юношей 41-го года» – В. Кубанёва, Г. Суворова, В. Богаткова и др.

И все-таки справедливости ради надо сказать: читательская судьба книги в «Словах, пришедших из боя» вырисовывается менее глубоко, нежели моменты специфически творческого претворения замысла писателя в конечный художественный результат. Порой складывается впечатление, что авторы в этой части работы спешат «отписаться», не считая нужным «дотянуть» аналитическое рассмотрение «биографии книги» до наших дней. И тем самым упускается редкая возможность открыть какие-то существеннейшие стороны современного эстетического сознания, без учета которого нельзя вести дальнейшие поиски путей в развитии военной литературы. Вот, например, мы имеем дело с фактом сценической интерпретации А. Алексиным романа А. Фадеева «Молодая гвардия» (об этом упоминается в статье В. Боборыкина). Как бы было полезно, во-первых, понять, что заставило Алексина взяться за весьма смелую переработку выдающегося произведения, а во-вторых, каким бы любопытным материалом располагали мы, если бы сравнили отзывы юных зрителей о спектакле с их же отзывами о романе Фадеева. Убежден, что такая работа открыла бы не просто новые грани читательского восприятия конкретного художественного произведения, но и выявила бы осмысление нынешними молодыми читателями «литературы великого подвига» в целом.

Кстати сказать, к более серьезному рассмотрению читательской судьбы книги подталкивают критиков и литературоведов сами создатели замечательных произведений о войне. В сборник «Слова, пришедшие из боя» вошла статья М. Алигер «Две тетради» о поэме «Зоя». Для нас интересны те места, где говорится о разных волнах внимания со стороны читателей к этой поэме.

Случилось так, что в какой-то период поэтесса ощутила понижение читательского интереса к своему произведению. «Но меня, – пишет Алигер, – не огорчило и не удивило, когда писем от читателей «Зои» стало меньше. Это было естественно – всему свое время. Гораздо неожиданнее было для меня, когда несколько лет назад я снова стала получать много писем от новых читателей «Зои». Писали, главным образом, дети, школьники, члены пионерских дружин, носящих имя Зои. Подросло новое поколение, и в нем вспыхнул с новой силой интерес к героическому» (стр. 234). Не стоит, вероятно, доказывать, что здесь мы имеем дело с определенным «предложением исследователям».

Обратившись к статье М. Алигер, мы открыли второй раздел сборника «Слова, при-‘ шедшие из боя», состоящий из размышлений писателей над судьбой написанных ими книг о войне. Чрезвычайно содержательный раздел! К. Симонов вспоминает здесь об истории создания романа «Дни и ночи» (в интервью с В. Косолаповым), рассказывает о своей творческой лаборатории Ю. Бондарев, пишут о работе над военными произведениями В. Быков и А. Адамович.

Особое внимание в сборнике «Слова, пришедшие из боя» уделено теме патриотизма и интернационализма, которая непременно присутствует в лучших произведениях о войне, составляя их глубинную мировоззренческую основу.

В сборнике отразилось сегодняшнее состояние изучения одной из важнейших областей нашей литературной действительности. Нас не может не радовать масштабность этого изучения, стремление к исследовательской глубине литературы, разрабатывающей тему Великой Отечественной войны. Его содержание определяется тем, о чем в свое время так хорошо писал В. Г. Белинский.

Великий критик утверждал, что общенародная война вызывает наружу все внутренние силы людей, сражающихся за правое дело. Такая война не только составляет собой целую эпоху в истории народа, но и влияет «на всю последующую жизнь».

Однако напряжение творческих поисков писателей на плацдарме военной литературы, художественная глубина лучших книг о войне, Широкий интерес, проявляемый к ним со стороны современного читателя, заставляют исследователей не останавливаться на достигнутом, требуют от них новых серьезных работ, отвечающих духу нашего времени.

г. Иваново

1. »Литература великого подвига. Великая Отечественная война в литературе», вып. 3, «Художественная литература», М. 1980. стр. 113. [↩]