Р. Кречетова. Станиславский

Р. Кречетова. Станиславский. М.: Молодая гвардия, 2014. 447 c. (ЖЗЛ).

В истории отечественного театроведения нет более изученной фигуры, чем Константин Сергеевич Алексеев (Станиславский). Актер, режиссер, основоположник, создатель — с ним никто не может сравниться, и совершенно справедливо, что жизненный и профессиональный пути Станиславского исследованы лучше биографий прочих его предшественников, современников и последователей. Однако же, прочитав книгу Риммы Кречетовой об одном из отцов МХТ, можно с удивлением обнаружить, что хотя о Станиславском написано много, темных пятен пока остается еще больше.

Если бы не традиция ЖЗЛ, книгу следовало бы озаглавить по-другому: «Режиссер Станиславский» или чуть более вычурно: «Станиславский (не Алексеев)». Все дело в том, что Кречетова — не обычный биограф, а театровед, и она (рискнем решить за автора) не считала себя вправе писать большое исследование, в котором актерской и режиссерской граням Станиславского отводилось бы менее девяноста процентов от текста. Разумеется, начиная с того момента, когда хронологически повествование подобралось к созданию Общества искусства и литературы (в некотором смысле прародителя МХТ).

В начале книги Кречетова предупреждает, что ее труд нельзя назвать классической биографией. Это правда: традиционный биографический дискурс тут отсутствует почти полностью. Подробно рассказывается о родителях К. С., о его детстве, отрочестве и юности. Восстановить начало жизни Станиславского сложнее в силу исторических обстоятельств: он родился в 1863 году, и, относительно послереволюционного периода, документов и письменных свидетельств сохранилось не так много. Но Кречетова полагает, что «университеты» Алексеева для понимания его дальнейшей роли в искусстве гораздо важнее, чем его взрослая жизнь вне театра, отношения с женой, детьми и властью. Но при таком подходе все равно ощущаешь недостаток личных сведений. Кречетова намекает на глубокую драму в отношениях Станиславского и его жены, Марии Петровны Лилиной, но за намеком ничего не следует — а жаль. Для понимания, насколько был одинок К. С. (а это одна из стержневых идей всей книги), эти сведения явно не лишние.

Главное, что вынесет читатель, знакомый с личностью Станиславского лишь по касательной: вопреки внешней успешности, К. С. был человеком воистину трагической судьбы. Он был окружен ореолом слухов и комических домыслов. Мало кто относился к нему по-должному. Мало кто был готов идти за ним. Мало кто различал его грандиозный гений, которым он несомненно обладал. Мало кто мог оценить его вклад в развитие мирового театра. И при этом — сразу после смерти, которая последовала в 1938 году (Станиславского будто даже смерть берегла: он не застал бóльшую часть репрессий, не говоря уже о войне), К. С. был вознесен на пьедестал, а его театральные принципы, и ранее предлагаемые всем прочим как единственно правильные, окончательно превратились в догму. Случилось то, чего К. С. хотел менее всего, — инакомыслие было искоренено даже в театре.

Отдельная тема книги — рабочий союз Станиславского с Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко, мучительный и порой беспросветный, полный недопониманий и обид, но при всех недостатках сохранивший Художественный театр на плаву в самые сложные годы. Мхатоведы исстари делятся на «станиславистов» и «немировиченкистов» — сложно симпатизировать одновременно обоим. Выбор делать все равно приходится. Вполне вероятно, что Кречетова, биограф Станиславского, в своих оценках личности Немировича-Данченко чуть пристрастна. Но даже если абстрагироваться от эмоциональных оценок, становится ясно, что Немирович-Данченко был едва ли не главным недопонимающим масштаб идей своего партнера. Относись он к К. С. по-другому, так же поступали бы и многие другие. Да что там: знаменитого выражения в адрес Станиславского «наш купец» от дворянина Немировича вполне достаточно, чтобы понять, кем и чем он считал сооснователя МХТ. Поясним, что Немирович сказал не «наш Алексеев», не «наш Константин Сергеич», не «наш режиссер» — а именно «наш купец», напирая на купеческое происхождение К. С. — то есть на то, на что повлиять было ну никак нельзя. Немирович-Данченко считал, что «купец» балуется со своими идеями, теориями и экспериментами. В то время как Станиславский — ни больше ни меньше — поворачивал штурвал тысячелетнего театрального корабля в другую сторону.

Помимо этого, в ЖЗЛ излагается история создания знаменитейшей книги К. С. — «Моя жизнь в искусстве», а также «системы Станиславского». Рассказывая о последней, Кречетова уходит от личности Станиславского и феномена МХТ и изредка вставляет целые страницы, посвященные истории русского театра. Все это действительно интересно, но весьма узкоспециализированно. Профессиональные театроведы согласятся или поспорят, настоящие театралы удивятся или просто с интересом прочитают, а другие? Обычно книги ЖЗЛ направлены на популяризацию какой-либо науки через ее представителя или на менее формальное знакомство с героем. Тут же происходит нечто обратное…

Впрочем, последняя часть биографии — выдержки из его книг, письма, записанные речи — сглаживают излишнюю научность книги. Станиславский предстает таким, каким он был: горячим, умным, увлеченным и всегда думающим только о Мельпомене.

Г. АРОСЕВ

г. Берлин