№10, 1977/Жизнь. Искусство. Критика

Преодолевать схемы

Как строить вузовский курс литератур народов СССР? Какие главные его задачи?

«Комплексный» курс, изучение всех литератур по периодам и историко-типологическим общностям – конечно, заманчивая цель, но даже такой убежденный его защитник, как С. Исаков, признает, что при нынешнем положении дел прочитать его невозможно. Грезы об идеале (180 – 200 часов, несколько лет преподавания, два экзамена) представляются пока что фантастическими. (Как, к сожалению, фантастичны пока и мечты Азиза Шарифа о создании двух специальных кафедр – литератур народов СССР и многонациональной советской литературы.) А как быть в педагогических институтах, где за счет спецкурса на этот предмет отведено всего 24 часа (именно такой курс читается для литуанистов Вильнюсского педагогического института)? Видимо, пока что рановато называть чтение курса «по выбору» самой устарелой и неудачной формой. Главное, пожалуй, не в широте охвата материала (так как идеальные устремления сковывает жесткий лимит времени), а в методологической целеустремленности.

Совершенно правы С. Исаков и Р. Бикмухаметов, настаивая на обязательности раскрытия исторического процесса, высказываясь против «обрубания корней», чтения курса лишь по советской литературе (что практически было бы равнозначно ознакомлению студентов с «творчеством лауреатов»). Но вряд ли может удовлетворить и иллюзия широты, возникающая на основе принципа механической систематизации, при объединении множества разнородных фактов.

При построении вузовского курса нельзя не учитывать достижений современного сравнительного литературоведения, главное внимание уделяющего системным связям литературных явлений. Значение отдельного компонента литературной системы определяется его отношением к другим – как в синхронной литературной ситуации, так и в ряду развития, в исторической «памяти жанра» (М. Бахтин). Систематизация литературных явлений, игнорирующая реальный литературный контекст, не может претендовать на научную достоверность. Если в один ряд выстраиваются разнородные эстетические системы «от Рудаки до Донелайтиса» (название цикла лекций П. Ужкальниса), перед нами не «непрерывный процесс литературы народов СССР», декларируемый автором, а сумма фактов, трудно сопоставимых из-за несхожести литературной традиции, художественного языка. Конкретно-исторический анализ в таком случае нередко подменяется пересказом сюжетных ситуаций, мотивов, действительный смысл которых невозможно раскрыть вне конкретного культурного контекста. Прошлое искусственно подтягивается к современности. Отношения литературы к действительности, к другим формам общественного сознания (мифологии, религии) оцениваются нормативно, художественная правда предстает как нечто извечно данное. При буквальном «современном» прочтении теряется художественное своеобразие архаических текстов, а иногда их смысл прямо искажается. (Как утерянный код чтения ведет к подмене художественных систем древности своевольными построениями, убедительно показал Б. Ларин в известном исследовании «О лирике как разновидности художественной речи».)

Вызывает сомнения и попытка П. Бороздиной свести разнонаправленное движение древних литератур народов СССР к схеме развития единой концепции человека, определяемой такими психологическими категориями, как героичность, человечность, романтичность. Критерием сопоставления в таком случае становится точка зрения интерпретатора, которая, на мой взгляд, не всегда учитывает специфику изучаемого предмета. Отдельные явления отрываются от своего литературного контекста, переносятся в генетически и типологически чуждую им среду. Представляемый нам процесс как бы обходит конкретные литературы в их последовательном развитии, историческую преемственность явлений.

Интерпретация истории литератур народов СССР от IV-V веков как непрерывного единого процесса вряд ли правомерна. Единство это внешнее, сконструированное. Исходить, видимо, следует не из общей схемы, а из конкретной литературы как самостоятельной художественной системы, единицы изучения. Генетически и типологически близкие национальные литературы в свою очередь образуют своеобразную систему систем – литературный регион. Р. Бикмухаметов обоснованно утверждает, что это – исторически изменчивая единица. Те же самые литературы в разные эпохи могут менять свою региональную ориентацию, отдельные регионы могут распадаться и формироваться вновь. Из межрегиональных отношений складываются еще более крупные литературные системы. (Р. Бикмухаметов их также называет общностями, регионами, рассматривая, таким образом литературы народов страны как многосложную, исторически изменяющуюся систему регионов, где взаимосвязанные более широкие объединения вбирают в себя регионы меньшего масштаба.)

При таком подходе вопрос Л. Климовича – литература или литературы народов СССР – кажется поставленным не совсем верно. Нет сомнения, единство советской литературы носит системный характер, Это не простая сумма отдельных национальных литератур, существующих в рамках одного государства, а их активное взаимодействие, основанное на принципах идейной и художественной общности. Но взаимодействуют не разрозненные литературные явления, а национальные литературы как ярко индивидуальные системы. Общность советской литературы не отменяет, а подчеркивает разнообразие, несхожесть национальных традиций. В зависимости от того, ставится ли акцент на общности или на своеобразии, правомерно говорить как о единой советской многонациональной литературе, так и о литературах народов СССР. Ведь, исследуя процесс мировой литературы, общность которого в новейшие времена является осознанной, мы не забываем о том, что существуют на национальных языках самостоятельные национальные литературы, которые также служат объектом изучения.

На мой взгляд, курс литератур народов СССР не должен дублировать другие историко-литературные дисциплины, не должен быть лишь дополнительной иллюстрацией к схеме развития наиболее изученных европейских литератур. Его материал – это уже отмечали выступавшие товарищи – дает возможность преодолеть односторонность «европоцентризма», познакомить с «нетрадиционными» эстетическими системами, даже тогда, когда преподается история литератур европейских, например прибалтийских.

В Вильнюсском педагогическом институте для литуанистов читается курс латышской и эстонской литератур в сопоставлении с литовской. Обращение к литературам того же региона, к которому принадлежит родная литература, позволяет ярче раскрыть перед студентами и ее собственное своеобразие, специфику проявления общих эстетических закономерностей, отношение к мировому литературному процессу.

При изучении литературных связей литовской, эстонской или латышской литератур обычно главное внимание уделяется воздействию литератур, имеющих более развитые традиции, – западноевропейских, русской (в отношении к литовской литературе – также и польской).

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №10, 1977

Цитировать

Настопка, К. Преодолевать схемы / К. Настопка // Вопросы литературы. - 1977 - №10. - C. 137-143
Копировать