Предвзятость закрывает дорогу истине
А. А. De Vitis,» Oraham Green. Twayne Publisher, N. Y. 1964, 175 p.
Де Витис, относительно молодой преподаватель одного из американских университетов, – автор двух работ монографического характера: об Эвелин Во и Грэме Грине. Судя по его интересу к этим авторам, критика занимают писатели, творчество которых связано с постановкой моральных и религиозных проблем.
Грин и католицизм и – шире – Грин и христианство – тема, которая всегда присутствует в зарубежных книгах о писателе (их уже более шести, не говоря о множестве статей и очерков). Одним критикам проблемы религии в творчестве Грина кажутся все определяющими; так, тема погони и преследования в «триллерах» Грина символизирует, оказывается, преследование грешника богом; основная проблематика «Власти и славы» исчерпывается вопросом, является ли причастие телом Христовым и его кровью реальностью или только символом? И т. д. и т. п. Другие же отталкиваются от религиозных проблем, чтобы понять моральные, социальные взгляды Грина (Трэси, Девенпорт, Аткинс – автор первой книги о Грине).
Можно ли игнорировать интерес Грина к религиозно-моральной проблематике, ссылаясь на то, что объективно не она определяет самую суть его произведений? Ведь религиозная форма моральных проблем, пусть и социально звучащих в романах Грина, -это их конкретный «облик»: вне этого «облика» ни Скоби в «Сути дела», ни Священник во «Власти и славе», ни Куэрри и монахи в «Ценой потери» не смогут быть восприняты нами в органической связи с замыслом автора.
Надо оказать, что Де Витис, несмотря на ограниченную трактовку ряда вопросов, находит большей частью должный тон, говоря о роли католицизма в творчестве писателя.
В своем предисловии и в одной из последних глав Де Витис осуждает тех критиков, которые, подчеркивая католицизм Грина, забывают о моральной проблематике, игнорируют вопрос о литературных традициях, о его мастерстве как рассказчика. Де Витис считает, что задача исследователя – не анализ религиозных взглядов Грина, а оценка его художественных достижений и неудач в романах, затрагивающих проблемы католицизма. Критик отбрасывает рассуждения о янсенизме Грина, его августинизме и пр. и утверждает, что искать в основе гриновских произведений католическую теологию за счет психологической, художественной правды – значит совершенно не понимать писателя.
Де Витис в предисловии обещает «ввести» творчество Грива в русло английских литературных традиций, показать писателя как человека своего времени и раскрыть влияние экономических и социальных факторов на его книги. Но глава, которая, по-видимому, должна была дать представление о месте Грина в истории философской мысли и литературы, не достигает цели. Это скорее обзор – от 60-х годов XIX века до наших дней, – сделанный поверхностно и скороговоркой (Стюарт Милль, Бентам, Сен-Симон, Конт, Мэтью Арнольд, Карлейль, Диккенс, Гарди и т. д.). Когда же Де Витис доходят до 30-х годов нашего столетия, его рассуждения никак не приемлемы. Он нашел, как ему кажется, источник религиозности Грина, это «ответ на жестокость и силу, характеризующие политическую идеологию нашего времени», это «орудие борьбы… с коммунизмом». «Западный гуманизм» – против «культа насилия» (прежде всего – революционного).
Когда писалась книга Де Витиса, он не мог располагать очень интересными материалами, имеющими прямое отношение к политическим настроениям Грина, и прежде всего романом 1966 года «Комедианты», Но, прочитав без искусственно «наложенной» схемы ряд произведений Грина, трудно не заметить, например, в «Тайном агенте» нескрываемых симпатий автора к герою – борцу против диктатуры Франко. Стоит вспомнить и «Тихого американца», в котором «западный гуманизм» защищает свои позиции совсем не в формах «кротости и покорности» и «нейтрализма:», а действия и «насилия».
В главах, посвященных романам Грина, подобраны выразительные цитаты из различных выступлений писателя, еще и еще раз убеждающих, что он тяготится своей репутацией католического писателя. Если художник признает только ценность религиозной догмы, «он становится философом и религиозным проповедником второго сорта», – говорит Грин. Де Витис цитирует высказывания Грина из его книги «Поиски характера»: «Я утверждаю, что я не автор католических романов, но писатель, который в четырех или пяти книгах сделал своим материалом персонажей с католическими идеями».
Критик пишет о многих романах Грина. Но он не дает представления о масштабах и значимости анализируемых произведений. Восторженное отношение автора исследования к писателю мешает ему увидеть холодность, «техничность» и самоцельную парадоксальность некоторых ранних его романов.
Но когда Де Витис обращается к роману «Власть и слава», он трезво оценивает и весомость религиозной темы в нем, и бесспорную художественную значительность одной из самых интересных книг Грина. Де Витис высказывает интересную мысль о том, что лейтенант – представитель революционной власти антиклерикального штата в Мексике и пьяница Священник, которого преследует лейтенант и его люди, – это «двойники» в «Достоевском» смысле слова. В обоих – сочувствие к человеческим страданиям, жалость к людям. Де Витис не ошибается, когда пишет о том, что Грин хочет понять мировоззрение и лейтенанта и Священника. Ведь недаром «самоуважение, твердость, рассудительность, непоколебимость лейтенанта» (так характеризует его сам Де Витис) пленяют его идейного противника. Священника. Мечты революционера о будущем счастье народа также вызывают уважение не только героя, но и самого автора романа.
Однако политические убеждения Де Витиса не позволяют ему быть объективным в отношении лейтенанта: он, оказывается, становится носителем «уравнительного культа силы», религии страха и жестокости, и Грин, как считает критик, противопоставляет ему «вековую мудрость» и.религию кротости, воплощенную в Священнике. В то же время Де Витис считает, что Священник также борец, он называет его участником партизанской войны в защиту духовенства.
Грину далеко не все так ясно, как Де Витису, и объективное звучание «Власти и славы» никак не сводится к этому выводу исследователя.
Критик подробно пишет еще об одном из так называемых «католических» романов Грина – «Сути дела». Де Витис верно понял и интересно проанализировал парадоксальность основного морального конфликта книги: долг перед людьми, желание активно вмешаться в их судьбы вступают в противоречие с проблемой «спасения души» – спасения, превращающегося в эгоистическую заботу о «вечной жизни». Однако Де Витис упускает из виду реальные условия, в которых разыгрывается трагедия Скоби; именно конкретная обстановка «колониального рая», связанные с ней «прегрешения», в которые втягивается Скоби, – основа его трагического чувства одиночества и душевных метаний.
До крайности обедняет анализ политическая тенденциозность автора исследования в главе о «Тихом американце». Он вслед за многими критиками, занимающимися творчеством Грина, ставит вопрос об экзистенциалистской основе его произведения и даже называет писателя «католическим экзистенциалистам», а Фаулера – «сартровским героем».
Грин в беседе с Тойнби признался, что «Тихий американец» – роман, в котором он по существу впервые утверждает некую «политическую доктрину». И острота романа, ставшего этапом на творческом пути художника, – в сложности его морально-политических проблем. И еще: взяв за основу успокоительную мысль о том, что никакого «антиамериканизма» в книге нет, Де Витис делает из Пайля трогательного «американского парня», наивного, полного энтузиазма интеллектуального идеалиста. Игнорируя важнейшую проблему романа – о «политическом нейтрализме» и «вмешательстве», он подчиняет развитие образа Пайля нужной ему концепции, которую хочет приписать автору романа. Грин, оказывается, стремился доказать, создавая образ американца, что идеализм, не поддержанный жизненным опытом, опасен в мире, «где царствует культ силы». Разбирая роман «Ценой потери», Де Витис снова возвращается к своей любимой мысли о «догматическом» и «недогматическом» творчестве. Он приходит к заключению, что Грин имеет все основания противопоставить свое творчество «догматическому марксистскому роману».
Сам писатель, мне кажется, может возразить своему доброжелательному, даже восторженному критику, познакомив его со своим последним романом «Комедианты» – и беседами с представителями печати.
«Я просто писатель, посвятивший себя борьбе за правду…» В чем же эта правда? «Если бы я жил на Кубе, то был бы на стороне Фиделя Кастро, если бы я был в Южном Вьетнаме, стал бы сторонником партизан, в Сан-Доминго принимал бы участие в народно-освободительной борьбе».
Конечно, Де Витис не мог предполагать, что писатель когда-нибудь так четко сформулирует свои социально-политические взгляды. Грин в своем недавнем интервью, напечатанном в «Санди таймс» (16 января 1966 года), сам говорил о том, что его «политические взгляды сильно менялись». «Теперь я не могу представить, чтобы Восток мог выразить себя не через коммунизм, а как-нибудь иначе…»
В заключение хотелось бы обратиться к роману «Комедианты», увидевшему свет в 1966 году и, вероятно, очень разочаровавшему Де Витиса как идеолога и исследователя.
Что превращает людей в комедиантов, то есть в тех, кто не живет подлинной жизнью, играет непривлекательные роли на ее подмостках? Критерием «комедиантства» становится для Грина эгоистическая отделенность от больших общественных интересов или наивные, далекие от политической борьбы попытки разрешения общественно-политических проблем. Именно бесспорное желание Грина сделать бесплодие и пустоту уделом «нейтральных», а человеческое достоинство уделом революционеров, борющихся за свободу и подлинную демократию, еще раз опрокидывает концепцию Де Витиса.
Критик, так добросовестно изучивший творчество своего любимого писателя и сумевший в ряде случаев с достаточной тонкостью «подставить» моральную проблематику под религиозную тему писателя, дать выразительные характеристики гриновским героям, не раз осуждал «предвзятость и заданность марксистского романа» и «догматичность» марксистской критики… Но как раз его предвзятость и обывательская политическая тенденция лишили его и прозорливости, и глубокого понимания сложности и противоречий гриновского творчества.