Повод и сюжет в лирическом стихотворении

О чем написано стихотворение? О чем вообще пишутся стихи? Что может послужить сюжетом в лирике?

Оттого что на эти вопросы нет твердого ответа, между тем, что ожидает читатель и критика – с одной стороны, и делает поэт – с другой, часто возникает драматическое расхождение. Печатью этого расхождения отмечена судьба Фета, Некрасова, последние годы жизни Пушкина.

Время держит в секрете от современников истинные оценки. Во всяком случае, те, что исходят из непосредственного восприятия многих читателей, нередко бывают ложными. Новизна имеет обыкновение появляться с той стороны, откуда ее не ждут. Но кажется, что, стремясь навести порядок в основных понятиях, которыми, говоря о стихах, мы оперируем, удается захватить и сам материал исследования, упорядочивая его, проясняя к нему отношение.

Достижения отечественной филологической школы вдохновляют на новые и новые попытки разобраться в нежной путанице поэтической ткани. Опыт, накопленный русской поэзией к концу XX века, также этому способствует.

В одной из своих статей о поэзии Л. Гинзбург пишет: «Стихотворение нельзя свести к теме, но тему можно из него вывести, от него отвлечь… Подготовленный читатель лирики владеет некоторым кругом экзистенциальных тем, набором ответов на вопрос – о чем это стихотворение?» В этой же статье дан примерный перечень тем лирики: «Это темы жизни и смерти, смысла жизни, любви, вечности и быстротекущего времени, природы и города, труда, творчества, судьбы и позиции поэта, искусства, культуры и исторического прошлого, общения с божеством и неверия, дружбы и одиночества, мечты и разочарования. Это темы социальные, гражданские; свободы, государства, войны, справедливости и несправедливости»¹.

Два с небольшим десятка тем. Как мало по сравнению с разнообразием русской лирики, если окинуть ее всю единым взглядом! Стихи такие разные и поэты так непохожи друг на друга!

Лирических мотивов², вероятно, и того меньше: тоска по прошлому, по родным местам, по человеку (разлука), мотив пиров и застолий, мотив сна и пробуждения (природы и души), мотив странствия, путешествия… и что еще?

А поэтическая мысль бесконечно разнообразна; каждое лирическое стихотворение ею обладает и не похоже на другое именно в силу ее особенности. Сколько ни написано прекрасных стихов о любви – все разные. Темы и мотивы общие, они могут быть выражены абстрактными понятиями; поэтическая мысль всегда конкретна и единична. Она не извлекается из текста, потому что она связана с ритмом³.

И вот что интересно: есть стихи, в которых нельзя однозначно определить тему, нельзя ее вывести, то есть ответить на вопрос, о чем они написаны; предмет речи уклончив и неуловим.

В этом смысле характерно, что стихотворений, имеющих название, в русской лирике совсем немного по сравнению со всем множеством стихов, никак не названных, несмотря на неудобство при упоминании произносить целую строку, которая, кстати, не всегда успевает быть законченной (например: «Любимая, – молвы слащавой…»).

Кроме того, характерны сами названия стихотворений, их повторяемость и кочевой образ жизни. Такие названия, как «Ночь», «Любовь», «Сон», «Муза», «Снег» и прочие подобные, встречаются по нескольку раз у одного и того же поэта, не говоря о том, что редкий сборник стихов обходится без них. Так что часть лирики представляет собой как бы сочинение на заданную тему – ночь, любовь, сон и т. п., большая же часть (без названия) посвящена предмету, не поддающемуся обозначению.

Рассмотрим стихотворение Тютчева «Итальянская villa».

И распростясь с тревогою житейской,

И кипарисной рощей заслонясь, –

Блаженной тенью, тенью элисейской

Она заснула в добрый час.

И вот, уж века два тому иль боле,

Волшебною мечтой ограждена,

В своей цветущей опочив юдоле,

На волю неба предалась она.

Но небо здесь к земле так благосклонно!

И много лет и теплых южных зим

Провеяло над нею полусонно,

Не тронувши ее крылом своим.

По-прежнему в углу фонтан лепечет,

Под потолком гуляет ветерок,

И ласточка влетает и щебечет…

И спит она… и сон ее глубок!..

И мы вошли… все было так спокойно!

Так все от века мирно и темно!..

Фонтан журчал… Недвижимо и стройно

Соседний кипарис глядел в окно.

Вдруг все смутилось: судорожный трепет

По ветвям кипарисным пробежал, –

Фонтан замолк – и некий чудный лепет,

Как бы сквозь сон, невнятно прошептал.

Что это, друг? Иль злая жизнь недаром,

Та жизнь, – увы! – что в нас тогда текла,

Та злая жизнь, с ее мятежным жаром,

Через порог заветный перешла?

О чем это стихотворение? О любви? И да, и нет. Все-таки – нет, хотя любовь тут присутствует. Но не как центр мысли, а на ролях статистки. О заброшенной вилле? Не только, хотя месту действия отведены четыре строфы из семи. А само действие: «И мы вошли» – вот и все! Еще сказано: «Вдруг все смутилось». Может быть, событие в этом и состоит? Но что же произошло? «…Судорожный трепет по ветвям кипарисным пробежал, – фонтан замолк…» И только? Важнее, конечно, мысль, которая вслед за тем высказывается:

Что это, друг? Иль злая жизнь недаром,

Та жизнь, – увы! – что в нас тогда текла,

Та злая жизнь, с ее мятежным жаром,

Через порог заветный перешла?

Эта мысль – в вопросительной форме высказанное предположение, – не соотнесенная с подробным описанием покинутой виллы, непонятна. «Заветный порог» – что это? За заветным порогом здесь покоится природа без человека, ее беспробудный безжизненный сон, полный очарования и тайного смысла («волшебною мечтой ограждена»), но – бесстрастный, холодный. В этом переходе за заветный порог – столкновение горячей и злой (дважды «злой») жизни с вечным покоем. В чью пользу? Покой прекрасен, но… «мирно и темно» – так ли это привлекательно? Не драгоценней ли «мятежный жар»?

Пожалуй, можно сказать, что в этом стихотворении говорится о разладе, который вносит человеческая жизнь и страсть в мир природы. Но эта мысль, выраженная в прозе, выглядит бедно, грубо и примитивно в сравнении со стихами, не соответствуя духу того, о чем говорится. Тему здесь назвать трудно, а поэтическая мысль не извлекается из текста.

Поэтическая мысль, как уже говорилось, не извлекается из текста прежде всего потому, что она ритмична. К ней имеют прямое отношение и строфика, и размер (пятистопный ямб), и синтаксис, столь разнообразный: утяжеленный, книжный в первых двух строфах и неправильный, с многоточиями, прерывистый, характерный для разговорной, с волнением произносимой устной речи, начиная с четвертой строфы до конца. Заметим два вопроса в последней строфе, междометие «увы!», разрывающее фразу, повторы (трижды – существительное «жизнь», дважды – прилагательное «злая» и два указательных местоимения «та» в одном предложении). Все это вместе походит на тот «судорожный трепет», «чудный лепет», что вдруг были замечены поэтом в окружающей обстановке и вызвали в его душе ответный отклик.

Трепет листвы, внезапно всколыхнувшейся, как будто потревоженной вошедшими людьми, – вот что явилось поводом для написания этих стихов. Не темой, не идеей, а именно поводом. Повод – как это важно! Во всяком случае, для этого стихотворения. Он ближе всего подводит к непересказуемой поэтической мысли, теснее всего с ней связан.

Поводы различны, как сами стихи. Они бывают случайные, неожиданные даже для самого творца, ищущего их беспокойно и беспрестанно. Иногда повод является извне в виде события, происшествия, случая. Нередко он возникает в душе поэта в том ее состоянии готовности «излиться», когда она «трепещет и звучит, и ищет, как во сне»… И тогда довольно малейшего движения во внешнем мире, еле уловимого, как в приведенном примере из Тютчева, чтобы появился повод, способный вызвать стихи.

Каковы конкретные поводы?

Для Тютчева характерна такая же «двусоставность» мысли-повода, какую мы видим в «Итальянской vill’e» (неживая природа, с одной стороны, и потревожившая ее сон человеческая, мятежная и страстная жизнь – с другой). Например, отрадное дуновение воспоминания о счастье и весенний порыв ветра поздней осенью («Когда в кругу убийственных забот…»). То есть имеет место столкновение или уподобление двух предметов, двух явлений или событий, напоминающее сходство, которое лежит в основе метафоры, с выходом из одной ситуации в другую. Как только это возникает – является повод для стихов.

Есть поводы совсем иные по характеру: события и даты, имеющие общее значение, чья-то смерть, победа в сражении, торжественная годовщина, наступление Нового года… Жанр послания обычно имеет конкретный предлог. Это так называемые стихи «на случай».

Гёте, по свидетельству Эккермана, сказал, что все стихи по существу относятся к этой категории – «на случай». Понятно почему: стихи пишутся тогда, когда возникает конкретный повод. Я имею в виду не внутренний импульс к написанию стихов, который бывает связан с толчком извне, известным одному автору⁴, а тот осязаемый повод, который так или иначе, явно или скрыто, присутствует в тексте.

Поводы бесчисленны и неисчерпаемы: новость, известие, мысль, образ, человек, ситуация, предмет. Но всегда определенное событие, данная новость, такой-то человек. Необходимость в конкретном поводе тем интереснее, что в стихах каждый предмет стремится к обобщению, мысль инстинктивно приобретает расширительный смысл, а темы и мотивы повторяются беспрестанно, ибо их набор невелик. Именно ввиду тематической и предметной повторяемости лирика, развиваясь, умножает число поводов.

Повод есть всегда. Он может быть неизвестен и никогда не узнан читателем. Он может отсутствовать в тексте и привноситься, будучи почерпнут из биографических сведений. Но может быть заявлен в самом тексте, занимая определенное место в одном ряду с темой, сюжетом и поэтической мыслью.

Читая стихи Пушкина «Под небом голубым страны своей родной», не обязательно знать, что речь в них идет об Амалии Ризнич, которую когда-то любил поэт, смерть которой он воспринял с удивившим его спокойствием.

1. Л. Я. Гинзбург, О старом и новом, Л., 1982, с. 16 – 17.[↩]
2. Мотив – повторяющаяся часть сюжета.[↩]
3. Поэтической мыслью целесообразно называть ритмизованное смысловое единство, предложение или несколько предложений, в которых есть ритм. Ритмизованное высказывание отличается от прозаического тем, что благодаря ритму интонировано определенным образом, даже вне контекста. В нем возникает особое качество: ритмичная мысль.[↩]
4. Например, по поводу стихов Мандельштама:

   Что поют часы-кузнечик,

   Лихорадка шелестит,

   И шуршит сухая печка, –

   Это красный шелк горит, –

   из рассказа Ахматовой стало известно, что в них подразумевалось, у Ахматовой был жар, она мерила температуру в то время, как они с Мандельштамом топили печку. Но ситуация, которая, может быть, и домысливается (шуршит печка, горит красный шелк – видимо это огонь в печи), вовсе не тождественна поводу. Она – один из его видов.[↩]