Последняя книга лермонтоведа
С. А. Андреев-Кривич, Всеведенье поэта, «Советская Россия». М. 1973, 253 стр.
Эта книга – последняя работа С. Андреева-Кривича, она вышла незадолго до его неожиданной кончины. В книгу вошло многое из того, что на протяжении нескольких десятилетий было собрано и изучено одним из видных исследователей Лермонтова, человеком завидного трудолюбия, энтузиазма, больших знаний. Лермонтов был главной его привязанностью, хотя он занимался также Герценом, написал книжку о Ломоносове, опубликовал и исследовал кабардинский эпос «Нарты».
Сам уроженец Северного Кавказа, С. Андреев-Кривич с особым интересом относился к кавказской теме у Лермонтова и усердно ее разрабатывал. Именно ему принадлежит честь расшифровки ранней поэмы «Измаил-бей»; именно он сумел убедительно доказать, что в поэме отразилась реальная историческая обстановка, сложившаяся на Кавказе в начале XIX века, и установить, что прототипом героя поэмы послужил известный в летописях русской военной истории кабардинец Измаил-бей Атажукин; оказалось, что он долго жил на Севере, был русским офицером и отличился при суворовском штурме крепости Измаил, за что был награжден георгиевским крестом.
Чтобы выяснить все это и восстановить биографию Атажукина, во многих своих звеньях известную Лермонтову, исследователю пришлось погрузиться в историю кавказской войны, пересмотреть горы архивных документов и даже изучить кабардинский язык, народную поэзию… Годы ушли на эту работу, но она не была напрасной, без нее мы не могли бы понять смысл наиболее значительной из ранних поэм Лермонтова, уяснить многие особенности его поэтического развития.
Изучение биографии реального Измаил-бея С. Андреев-Кривич завершил рассказом о том, как он обнаружил имя знаменитого кабардинца на мраморной доске в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца – среди имен других георгиевских кавалеров, в том числе Суворова и Кутузова. Этот рассказ составляет отдельную главу в книге «Всеведенье поэта» 1.
Последнюю работу С. Андреева-Кривича нельзя рассматривать ни как обычную биографию поэта, ни как анализ творческого пути, обязывающий к строгой последовательности в изложении фактов, к определенной полноте материала. Скорее это свободное собрание очерков, зарисовок и наблюдений, воспроизводящих отдельные страницы жизни и творчества Лермонтова При этом многие разделы книги носят итоговый характер, завершая те или иные линии разысканий, сделанных прежде. Содержательны, насыщены фактами начальные главы, рисующие детские годы поэта, проведенные в Тарханах, показывающие Кавказ, каким он был ко времени ранних путешествий мальчика Лермонтова в этот далекий край, где шла война и где ему впервые пришлось прикоснуться к миру бурных событий, сильных и романтических характеров, народных легенд и преданий. Обстоятельно разработаны биографические главы, где выясняется место в жизни поэта его первых сильных привязанностей – Е. Сушковой и Н. Ивановой, исследуется характер пережитой им драмы, столь полно отраженной в ранних лермонтовских стихах.
Есть в книге и другие страницы, отмеченные свежестью материала, они читаются с интересом. В большой главе о «Герое нашего времени» примечательно сопоставление любви Демона к Тамаре с отношением Печорина к Бэле; важны примеры, подтверждающие жизненность типа Печорина. Однако в главах, посвященных собственно творчеству Лермонтова, не всегда соблюдены необходимые пропорции, некоторые значительные произведения освещены слишком бегло; например, «Смерти Поэта», «Демону» отведены две-три страницы, в то время как юношеские поэмы и стихи удостоены подробного разбора в обширных главах.
Не вполне ясна и композиция книги. Уже сообщив о дуэли и гибели поэта, автор снова возвращается к его ранним произведениям, чтобы отыскать в них материал для «восстановления в правах» Варвары Лопухиной, имя которой долгие годы не появлялось в биографиях Лермонтова. Действительно, ее роль в душевной жизни поэта, по-видимому, очень велика; выяснить это во всех подробностях – задача и вполне назревшая, и, несомненно, требующая обращения к ранней прозе и драматургии. Однако и то и другое уже рассмотрено в начале книги, но без упоминания о Лопухиной.
Исследователь сильнее всего там, где он стоит на почве фактов, часто добытых самостоятельно, а иногда уже известных, но собранных им в определенную систему. Заслуживает внимания его постоянное стремление углубить и уточнить Фактическую сторону биографии поэта, дойти до сути, вступить в научный спор (например, полемика с И. Андрониковым).
Но иногда мы встречаемся с попыткой решить спорные вопросы (а их еще немало вокруг Лермонтова) без достаточной аргументации. Речь идет о стихотворении «Прощай, немытая Россия…». Известно, что автограф его не сохранился, но существует несколько списков, заметно отличных друг от друга. Идет давний спор о том, какой текст следует предпочесть, и С. Андреев-Кривич принимал в этом споре активное участие. Он доказывал, что четвертую строку следует читать «И ты, послушный им народ» (другой вариант: «И ты, им преданный народ»), а шестую – «Укроюсь от твоих царей» (другой вариант: «Укроюсь от твоих пашей»). Исследователю казалось, что слово «послушный» точнее передает мысль поэта, который вряд ли мог считать, что русский народ «предан» голубым мундирам, то есть жандармам; а слово «царей», по его мнению, придавало стихам гораздо большую политическую остроту, чем слово «пашей». Но мне кажется, что надо считаться с такими обстоятельствами: во-первых, трудно допустить, что Лермонтов мог употребить слово «царь» во множественном числе; во-вторых, появление слова «царей» разрушает смысловую связь между первой и второй строфой (и там и тут речь идет о жандармах, о гонителях поэта, о их «всевидящем глазе»); в-третьих, рифма «царей-ушей» оставляет желать лучшего. А слово «пашей» как обозначение царских сатрапов, то есть жандармов высшего ранга (их Лермонтов заклеймил еще в «Смерти Поэта» – «Вы, жадною толпой стоящие у трона…»), вполне вероятно в устах поэта, не раз прибегавшего к условным терминам восточного происхождения. К тому же они вообще были характерны для поэтического языка того времени.
Лишено оснований и беспокойство о том, как бы не получилось, что Лермонтов «высказал о русском народе оскорбительное мнение» (стр. 200). Можно напомнить, что в словоупотреблении пушкинско-лермонтовского, да и более позднего времени слово «преданный» имело еще и другой оттенок смысла, на что указал В. Виноградов2. Известна строка самого Лермонтова: «И, новым преданный страстям…» Есть немало подобных примеров и у Пушкина.
Как бы то ни было, обо всем этом можно спорить, можно доказывать любую точку зрения, но окончательного и бесспорного решения – при отсутствии автографа – быть не может. Поэтому трудно понять, каким образом столь опытный литературовед, как С. Андреев-Кривич, счел возможным предложить свое собственное решение без всяких оговорок в качестве окончательного: «Приведем правильный текст стихотворения…» Откуда же известно, кем доказано, что он правильный?
Отметим, что в некоторых местах книги отсутствуют бесспорно необходимые указания на источники; привлеченные автором материалы оказываются буквально зашифрованными. На стр. 212 – 213 говорится о новой «кавказоведческой работе» некоего историка, посвященной специально Измаилу Атажукову, Эта работа характеризуется довольно подробно, но читатель так и остается в неведении: о чем идет речь? Что это за работа, кто ее автор, где и когда она напечатана? Мы догадываемся, что здесь подразумевается работа советского историка М. Косвена «Кабардинский патриот Измаил Атажуков», опубликованная в 1957 году, а позднее вошедшая в книгу того же автора «Этнография и история Кавказа» (М. 1961). Почему же она не названа? Это тем более непонятно, что на ее страницах отдано должное работе самого С. Андреева-Кривича. «Заслугу этого исследователя, – писал М. Косвен в своей книге, – составляет то, что он впервые выявил ряд архивных документов, относящихся к Атажукову, и… установил подлинные факты и обстоятельства его биографии» 3.
Частные недостатки и некоторые спорные положения не могут, конечно, заслонить главную заслугу автора: с пытливостью ученого, всегда опирающегося на точные факты, он сумел в своей последней работе обосновать важную мысль – в поэзии Лермонтова нашли выражение теснейшая связь с эпохой, глубокое понимание им современности, гениальное предвидение хода исторических событий («всеведенье поэта»). Один из лучших сынов своего времени, он в конце пути «вышел к трудно найденной вере в народ» (стр. 251), и это осветило новым светом лермонтовский этап русской поэзии. Вот о чем написана книга С. Андреева-Кривича – плод большого труда, вобравший в себя опыт и наблюдения многих лет.
- Здесь уместно добавить, что изучение биографии Измаил-бея продолжается. В 1972 году в Нальчике вышла книга Р. Ту-ганова – исторический очерк «Измаил-бей», где собраны новые документы, характеризующие жизнь и личность одного из видных общественно-политических деятелей Кабарды. Р. Туганову удалось установить, что в поэме Лермонтова, который опирался не столько на исторические источники, сколько на местный фольклор, эпизод гибели героя не соответствует реальным фактам: Измаил-бей не был убит своим родственником Росламбеком (как об этом говорится у Лермонтова), а наоборот – Росламбека убили по приказу Измаил-бея. Эти новые сведения обязывают лермонтоведов снова обратиться к вопросу об источниках поэмы «Измаил-бей».[↩]
- В. Виноградов, Проблема авторства и теория стилей, Гослитиздат, М. 1961, стр. 104 – 119.[↩]
- Цит. по кн.: Р. Туганов, «Измаил-бей», «Эльбрус», Нальчик, 1972, стр. 8.[↩]