Последние дни жизни Гоголя и проблема второго тома «Мертвых душ»

21 февраля 1852 года Гоголь умер. За десять дней до смерти, в ночь с 11 на 12 февраля, он сжег ряд своих рукописей. М. Погодин в некрологе Гоголю вопрошал по поводу этого события: «Было ль это действие величайшим подвигом христианского самоотвержения… или таился в нем глубоко сокрытый плод тончайшего самообольщения, высшей духовной прелести, или, наконец, здесь действовала одна жестокая душевная болезнь?» ¹Версия о том, что сожжение рукописей явилось «подвигом христианского самоотвержения», была утверждена в книгах первого биографа Гоголя П. Кулиша – «Опыт биографии Николая Васильевича Гоголя» (СПб., 1854) и «Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя» (СПб., 1856). Рассказывая о последних днях жизни писателя, П. Кулиш опирался на сообщения людей, встречавшихся с Гоголем в январе – феврале 1852 года (С. Шевырев, М. Погодин, А. Хомяков и др.). Согласно версии, изложенной в книгах П. Кулиша, Гоголь не был терзаем в свои последние дни душевной болезнью и не страдал от телесного недуга, но являл «в себе образец живой души, постоянно бодрствовавшей над своим бессмертием, постоянно обращенной к Богу» ².

Известно, что в январе 1852 года Гоголь трудился над подготовкой к печати своего собрания сочинений. Намеков на кризис в это время не было. Перелом наступил в двадцатых числах января. 26 января умерла Е. М. Хомякова, человек Гоголю близкий и дорогой (она была сестрою Н. Языкова; Гоголь крестил у Хомяковых сына, часто бывал у них), Выходя от Хомяковых после первой панихиды, Гоголь говорит А. Хомякову, что для него теперь все кончено. Он еще занимается чтением корректур, пишет письма, заезжает несколько раз к Шевыреву, к Аксаковым, говорит им: «Я отслужил сам один панихиду по Екатерине Михайловне… Мне стало легче. Но страшна минута смерти» ³. 4 февраля говорит Шевыреву, что «некогда ему теперь заниматься корректурами». На вопрос Шевырева о здоровье отвечает, что «дурно себя чувствовал и кстати решился попоститься и поговеть» (11 февраля начинался великий пост). 5 февраля Гоголь жаловался заехавшему к нему Шевыреву «на расстройство желудка и на слишком сильное действие лекарства, которое ему дали» ⁴. В тот же день он провожал приезжавшего на несколько дней в Москву ржевского священника – отца Матвея (Константиновского). Решение поститься и говеть, таким образом, приходит Гоголю уже к концу пребывания отца Матвея в Москве. Начиная с 5 – 6 февраля Гоголь много молится, почти не ест и не спит. Тем не менее продолжает выезжать из дому. 6 февраля приезжает к Шевыреву, 7 февраля едет утром в свою бывшую приходскую церковь, причащается и исповедуется там, вечером снова едет в ту же церковь служить благодарственный молебен, заезжает к Погодину, где его нашли очень расстроенным. 9 февраля он едет к Хомякову, где не был с 27 января, играет там со своим маленьким крестником.

В этот период (с 5 по 10 февраля) однажды ночью он услышал во сне голоса и увидел себя мертвым, вызвал священника, дабы тот его немедленно соборовал, но когда священник пришел, Гоголь заколебался в своем намерении и тот собороваться отговорил. С 10 февраля Гоголь перестал выезжать из дому. В ночь с 11 на 12 февраля он сжег свои рукописи. Современники были уверены, что уничтожен второй том «Мертвых душ». Однако о самом сожжении все узнали только 21 февраля, после смерти Гоголя. Гоголя посещал его давний знакомый, доктор Ф. Н. Иноземцев, но в середине февраля он заболел. 13 февраля к Гоголю был приглашен доктор А. Т. Торасенков, 19 февраля – маститые профессора А. И. Овер и А. Е. Эвениус. 20 февраля состоялся консилиум, решение которого лечить Гоголя насильно (в это время Гоголь наотрез отказывался от еды) ускорило смерть.

Итак, с 10 февраля до дня смерти Гоголь не выезжал из дому. Начиная с этого времени он почти перестал разговаривать с теми, кто приезжал к нему. Характерно признание С. Шевырева, воспроизведенное Н. В. Бергом: «… свидания их [Гоголя и Шевырева] стали похожи на аудиенции. Через минуту, после двух-трех слов, уж он дремлет и протягивает руку: «Извини! дремлется что-то!» ⁵, О странном состоянии Гоголя знали, к нему приезжали, но никаких длительных разговоров у него не было ни с кем. «Принял он меня ласково, – записывал Д. Свербеев, – посадил и через 2 – 3 минуты судорожно вскочил со своего стула, говоря, что ему давно уже нездоровится. Нашел я его каким-то странным, бледным и, судя по глазам, чем-то встревоженным и пламенеющим. Я тотчас поднялся и от него вышел. Таким видел я его в последний раз, дней за 5 пред концом» ⁶.

Единственным человеком, который ежедневно видел Гоголя, говорил с ним в эти дни и мог бы рассказать более-менее подробно о том, что с ним происходило, был граф Александр Петрович Толстой, в чьем доме жил Гоголь.

А. Толстой, в 1852 году генерал-лейтенант в отставке, бывший гражданский губернатор Твери, бывший военный губернатор Одессы, с 1856 по 1862 год обер-прокурор Синода, – личность почти неизученная. Человек ортодоксальных взглядов, Толстой известен у исследователей творчества Гоголя главным образом со стороны своей нелестной репутации мистика и реакционера; неоднократно можно встретить ссылку на слова С. Аксакова, считавшего знакомство с Толстым «решительно гибельным для Гоголя» ⁷. Однако какова бы ни была репутация Толстого, Гоголь был с ним близок в последние годы жизни, жил у него, и Толстой являлся единственным человеком, который знал о происходившем с Гоголем в последний месяц жизни больше, чем кто бы то ни было. Сам Толстой не оставил письменных воспоминаний. Но, естественно, к нему сразу после смерти Гоголя обратились с вопросами. Устные рассказы Толстого дошли до нас в нескольких письменных пересказах – М. Погодина (некролог Гоголю, опубликованный через две недели после смерти писателя в «Москвитянине»), П. Кулиша в его книгах, Н. Берга (1871) ⁸, С, Шевырева (в его письме сестре Гоголя от 2 апреля 1852 года). Наиболее подробно рассказы Толстого были воспроизведены доктором А. Тарасенковым в его записках, составленных вскоре после смерти Гоголя.

Алексей Терентьевич Тарасенков в 1852 году в звании штаб-лекаря служил врачом московской больницы для чернорабочих. Впоследствии, в 1858 году, он стал старшим врачом странноприимного дома и больницы графа Шереметева в Москве. Существует свидетельство, что Тарасенков был домашним врачом Толстого⁹. Но Тарасенков не был лечащим врачом Гоголя и никогда не был с ним близко знаком. По тексту его записок можно установить, что впервые он увидел Гоголя в январе 1852 года, обедая у Толстого (Дата последнего обеда, на котором присутствовал Тарасенков, скорее всего 22 января). Последующие посещения Тарасенковым дома Толстого связаны уже с болезнью Гоголя. 13 февраля он был приглашен Толстым для осмотра Гоголя, но Гоголь принял его только 16 февраля, и тогда Тарасенков имел с ним непродолжительный разговор, во время которого убеждал Гоголя принять пищу. 19 февраля Тарасенков явился самолично, но никаких разговоров с Гоголем не вел. 20 февраля участвовал в консилиуме, 21 февраля приехал через два часа после смерти Гоголя. Таким образом, Тарасенков (судя опять же по его запискам – другими свидетельствами мы не располагаем) видел Гоголя до болезни несколько раз на обедах у Толстого и трижды во время болезни (16, 19, 20 февраля).

Записки Тарасенкова были вчерне написаны в марте – апреле 1852 года и первоначально имели название: «Н. В. Гоголь в последнее время жизни». Под автографом черновой рукописи, хранящимся в отделе письменных источников Государственного Исторического музея (ф. 380, ед. хр. 1, лл. 1 – 17а) ¹⁰, дата – 6 апреля 1852 года Под заглавием «Последние дни жизни Николая Васильевича Гоголя» записки Тарасенкова, значительно расширенные за счет введения новых эпизодов и деталей, были напечатаны в 1856 году («Отечественные записки», N 12, отдельный оттиск – СПб., 1857), В 1902 году сын Тарасенкова эти воспоминания переиздал под тем же заглавием, восстановив «факты и имена, которые в то время [1856 год] обнародовать казалось неудобным» ¹¹. Новые факты в публикации 1902 года по сравнению с публикацией 1856года появляются в рассказе Тарасенкова о насильственном лечении Гоголя в последние два дня его жизни (19 – 20 февраля): о том, как доктора, собравшиеся на консилиум, по предложению А. Овера, постановили лечить Гоголя от менингита, обращались с ним как «с сумасшедшим», как «с человеком, не владеющим собою». Публикация 1856 года умалчивает многие подробности жестокосердного обращения врачей с Гоголем.

Однако дополнения, сделанные в публикации 1902 года, к теме наших заметок отношения не имеют, тем более что в остальном рассказ Тарасенкова о событиях, предшествовавших консилиуму, в тексте 1902 года воспроизведен не по рукописи 1852 года, а по публикации 1856 года.

Текст 1856 года (с дополнениями 1902 года) служит и по сей день самым полным документальным источником наших сведений о последних днях жизни Гоголя. В сборниках воспоминаний о Гоголе перепечатывался с сокращениями именно он. О первоначальном же варианте записок Тарасенкова вспоминали лишь дважды. В 1898 году В. Шенрок опубликовал значительную часть текста 1852 года## В. И.Шенрок, Материалы для биографии Н.

1. «Москвитянин», 1852, N 5, с. 49.[↩]
2. П. А.Кулиш, Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, т. 2, СПб., 1856, с. 266.[↩]
3. «Русский архив», 1890, N 8, с. 197.[↩]
4. «Русская старина», 1902, N 5, с. 440 – 441 (письмо С. Шевырева сестре Гоголя М. Н. Синельниковой от 2 апреля 1852 года).[↩]
5. «Гоголь в воспоминаниях современников», М., 1952, с. 508.[↩]
6. «Литературное наследство», 1952, т. 58, с. 750.[↩]
7. С. Т.Аксаков, История моего знакомства с Гоголем, М., 1960, с. 118.[↩]
8. Опубликованы в «Русской старине», 1872, N 1.[↩]
9. «Записки В. О. Шервуда». -Рукописный отдел Государственной библиотеки имени В. И. Ленина, ф. 526, карт. 1, ед. хр 24, л. 13 об.: «Он, между прочим, был доктором Толстых и следил последнее время за болезнью Гоголя, которую и описал в брошюре…»[↩]
10. Спешим засвидетельствовать свою признательность сотруднице отдела письменных источников Государственного Исторического музея Н. Прищеп за помощь в работе с черновой рукописью записок Тарасенкова.[↩]
11. А. Т.Тарасенков, Последние дни жизни Николая Васильевича Гоголя, М, 1902. с. 1.[↩]