Поэзия и математика

1. СОВЕЩАНИЕ В ГОРЬКОМ

В сентябре прошлого года в Горьком состоялось научное совещание, посвященное применению математических методов в изучении, языка художественных произведений. В совещании приняли участие математики, лингвисты и литературоведы разных городов Союза.

Это событие, естественно, не могло не привлечь внимания филологов: в последние годы все шире и шире становится круг отраслей знания, завоеванных математикой. Применение математических методов в области лингвистики стало уже реальностью. Но к решению собственно литературоведческих проблем математики только-только начинают подступать.

Конечно, здесь вторжение математики может показаться кощунственным и пугающим. Понятно, откуда может возникнуть самая эта тенденция – подойти к поэзии с методами математики: протест против импрессионистических рассуждений об искусстве, против неточности, нечеткости терминологии искусствоведения (литературоведения в частности), против пустых штампов, наполняемых каким угодно содержанием, – из всего этого у математиков могло родиться стремление справиться с неуловимым, ускользающим материалом своими методами, выражая мысль в непререкаемой точности математических формул. Иногда же подобное стремление возникает как протест против беспокоящей неуловимости самого искусства. Впрочем, в этом никого из докладчиков горьковатой конференции нельзя упрекнуть. Это относится скорее к авторам популярных статей о кибернетике и поэзии (о них речь пойдет ниже).

Самое название горьковского совещания не вполне точно: пожалуй, полностью ему соответствовали только доклады самих «хозяев» – лингвистов Горьковского университета. Б. Головин, В. Аграев, В. Бородин рассказали участникам конференции о тех работах по статистическому обследованию художественных текстов, которые ведутся в Горьком. Цели такого обследования – выявление отличий в синтаксической и морфологической структуре деловых стилей и стилей художественной прозы, сравнение структуры речи отдельных художников, попытка статистической оценки языкового богатства разных авторов, попытка определения принадлежности анонимных текстов и т. д.

В докладе Д. Сегала «Проблемы выявления функционального стиля в связи с применением частотного распределения слов по закону Ципфа» математический метод исследования служит для выявления различий между функциональными стилями. Автор говорит, что обычно функциональные стили определяются по внелингвистическим критериям – по цели, которую преследует автор. А надо найти объективные критерии внутри самого языка. Для этого используются данные о частоте употребления слов. Было сопоставлено несколько текстов: отрывки из «Улисса» Джойса, письма психически больной женщины, тексты телефонных разговоров, статьи из радиотехнического журнала и частотный словарь английского языка.

И. Ревзин в докладе «Модель языка с конечным числом состояний и возможность ее применения в поэтике» предложил такой эксперимент: можно попытаться найти поэтическую модель, лежащую в основе стихотворения, чтобы автомат, в который она вложена, мог давать пародию. Этот эксперимент он проделал со стихотворением Брюсова «Сухие листья…». Но, как считает автор, это очень частный случай, стихотворений с такой резко выраженной структурой он больше не нашел; очевидно (вывод автора), такая модель в поэтике быть применена не может.

Большинство докладов не было прямо связано с математикой. Группа докладов касалась проблем структурной лингвистики и поэтики. Сообщения В. Иванова, В. Розенцвейга были посвящены проблемам перевода, сравнительного языкознания и сравнительного литературоведения. Интересный доклад о структуре художественного мира в «Метаморфозах» Овидия сделал Ю. Щеглов. А. Жолковский в докладе, называвшемся «Обзор некоторых советских работ по структурной поэтике и поэтическому языку», довольно подробно изложил теоретические взгляды В. Шкловского, Ю. Тынянова, В. Проппа и С. Эйзенштейна.

Надо сказать, что в некоторых докладах (особенно в докладах молодых ученых) была попытка использовать понятия кибернетики в несколько – если можно так выразиться – механистически-импрессионистском плане: понятия информации, энтропии (неопределенности) и другие, которыми охотно пользуются авторы докладов, становятся лишь новыми кличками старых понятий. В этой увлеченности неофитов нет ничего дурного: все эти доклады (С. Генкин – «Информация и проблемы киноязыка», А. Жолковский – «Об одной общей черте художественных построений», В. Зарецкий – «Теория информации и художественный образ») содержат остроумные и тонкие конкретные замечания и имеют несомненную ценность, нисколько не зависящую от искусственно введенной кибернетической терминологии.

Группа докладов на совещании была связана с проблемой ритмики. Сообщение Ю. Кнорозова касалось воздействия ритма на человека и человеческое общество. Остальные доклады о ритмике были сделаны группой академика Колмогорова. Литературоведы (в особенности, конечно, стиховеды) знают, что в последнее время в Московском университете, на кафедре теории вероятностей, академиком А. Колмогоровым и его учениками (Н. Рычковой, А. Прохоровым) ведутся работы по математическому изучению стиха. А. Колмогоров прочел несколько лекций о характере и направлении этих работ. Член группы Н. Рычкова иногда выступает с изложением их содержания – для всех, кто хочет узнать, как изучают стих математики. На совещании в Горьком мы услышали об изучении ритмики отдельных поэтов (Маяковского и Багрицкого), о работе над составлением универсальной таблицы ямбов, о некоторых гипотезах А. Колмогорова.

Доклад о Маяковском («Ритм поэмы «Человек») сделал В. Иванов, наблюдения над ритмикой Багрицкого принадлежат А, Колмогорову и Н. Рычковой. В сущности, с математикой эти доклады не были связаны и носили в основном описательный характер: они как бы систематизировали материал для дальнейшей статистической обработки. В этих докладах есть интересные наблюдения, – так, в докладе о Багрицком отмечается такая характерная особенность ритмики современной поэзии: в стихах, написанных классическими размерами (ямбами и хореями), увеличилось число «пропусков» ударений по сравнению с ямбами старых поэтов, и от этого классический стих не разрушился, а способность слышать точный счет числа безударных не уменьшилась, а даже скорее увеличилась. (Правда, надо учитывать, что наряду с этим, особенно в поэзии более поздней, все-таки есть и обратная тенденция – утрата точного счета слогов в больших скоплениях безударных, легкость добавления или пропуска слога:

Вот так борец, почти поборот,

Оказывается наверху.

Л. Мартынов.)

Остальные доклады о ритмике носили чисто математический характер, что представляло, конечно, известную трудность для неспециалистов. Постараемся, однако, вкратце изложить их содержание, в тех пределах, в каких это может быть понятно без специальных знаний.

Первый вступительный доклад А. Колмогорова «Комбинаторика, статистика и теория вероятностей в стихосложении» касался общих закономерностей стиха и возможности их изучения с помощью теории вероятностей. Математика берется за изучение комбинаторных закономерностей стиха, то есть систематически действующих закономерностей, строго соблюдаемых на протяжении большого числа стихов (например, чередование рифм). Отступления от этих закономерностей, видимо, связаны с изменениями в художественном содержании. На фоне этих строго соблюдаемых статистических закономерностей действует индивидуальная звуковая выразительность каждого отдельного слова и выражения, органически связанная со смысловым содержанием именно этого предложения, но анализировать ее особенности с помощью математики, по мнению А. Колмогорова, трудно и ненужно.

Какова же может быть роль теории вероятностей в стиховедении? Допустим, в тексте встречается настойчиво повторяющаяся стихотворная форма; мы решаем, что такое повторение не случайно. Встает вопрос: объективно ли-наше наблюдение? Скажем, в стихотворном отрывке из «Египетских ночей» в определенном месте (Клятва Клеопатры) в шестнадцати стихах пятнадцать раз встречается форма в то время как вообще она составляет около половины всех форм пушкинского четырехстопного ямба. Теория вероятностей позволяет вычислить возможность случайного, непреднамеренного получения такой формы; получается, что, только исписав десятки тысяч стихов, Пушкин мог натолкнуться на такую форму случайно. Тогда остается предположить рассчитанный художественный эффект. Это пример наиболее элементарный; иногда могут встречаться случаи, не столь явные для эмпирического наблюдения и требующие такого математического подтверждения.

Пока, как считает А. Колмогоров, основное применение теории вероятностей в стихе – это проверка достоверности гипотез.

Иногда то, что кажется нам характерной чертой языка данного поэта, на поверку может оказаться тенденцией русского языка вообще. Существуют – для четырехстопного ямба – уже проделывавшиеся Б. Томашевским и Г. Шенгели подсчеты для сопоставления реальных ритмических особенностей поэта с тенденцией языка. Группа академика Колмогорова продолжила эти работы, внеся исправления в расчеты предшественников (на конференции об этом докладывал А.