№2, 2014/Литературное сегодня

Поэт эпохи поэтического журнализма, писатель эпохи фаст-фикшн. Дмитрий Быков

Серьезно разбирать творчество Быкова намного тяжелей, чем серьезно к нему относиться. Самую чеканную формулировку дал М. Амусин: «Похоже, с ним смирились, как с погодой: хорошая, плохая, но существует, неотменима, рассуждать о ней интересно, анализировать не слишком продуктивно»1. Но, как нетрудно догадаться, именно такие вступления даются перед попыткой глубокого анализа. Подушка безопасности — если не удастся, то оправдание готово: я же говорил, что «не слишком продуктивно».

Такие предосторожности неслучайны. Какие бы мощные критики с какими борцовскими полемическими задатками ни брались за Быкова, он выскальзывает из их захватов, как парижанин Буше, мазавшийся оливковым маслом, из рук Поддубного. Остаются преимущественно парадоксы, афоризмы, шутки или просто констатация факта: «Глупо думать, что Быкова можно поймать на противоречиях. А еще глупее — что он вздумает их устранять»2 (А. Латынина), «этот недостаток — если избыток можно назвать недостатком…»3 (Б. Парамонов), «Быков принципиально антиметодологичен»4 (И. Кукулин, М. Липовецкий).

Подобные наблюдения, выводы и впрямь похожи на оливковое масло на кончиках пальцев: продукт сам по себе дорогой, хороший, но в таком качестве — почти бесполезный.

Чтобы обрести твердую почву под ногами, попробуем элементарно проинвентаризировать плюсы и минусы, находимые у Быкова критикой. Итак, чем он хорош — по некоему обобщенному мнению литературных критиков (определения не мои, а широкого круга авторов, в том числе и пяти указанных выше, а также тех, что будут процитированы потом)?

— умение менять интонацию в зависимости от решаемых задач;

— психологизм, точность мотивировок;

— мастерское выстраивание сюжета (в прозе);

— создание цельного мира в произведении;

— искренность, исповедальность, серьезность (во всех жанрах);

— возвращение к вечным темам: добро и зло, жизнь и смерть…

— современность, умение уловить болевые точки настоящего времени.

А теперь посмотрим, чем же плох Быков по мнению тех же экспертов:

— вторичность;

— литературное несовершенство;

— многословие;

— некачественность концептуального наполнения;

— противоречия, антиметодологичность.

Даже если перечень недостатков и короче, то сами они настолько фундаментальны, что едва ли не полностью перечеркивают достоинства. Какой «психологизм» и «мастерское выстраивание сюжета» в условиях «литературного несовершенства»? Какая «искренность» и «исповедальность», если «вторичность»? Какие «вечные темы» при «некачественности концептуального наполнения»? Остаются одни «болевые точки современности», без должного литературного совершенства проходящие по разряду актуальной журналистики…

И еще — Быков дает повод для широкого узнавания: и Пушкин, и Достоевский5, и братья Стругацкие6, а из современных — Гришковец7, Кабаков8… Уж не пародия ли он? Или полная вторичность, существующая только в точках пересечения: с Гришковцом их роднит интеллигентское рефлексирующее одиночество; с Кабаковым — тема бегства главного героя, тревожного антиутопического ожидания неприятностей, катаклизмов, в лучшем случае — конца света… У братьев Стругацких ученически позаимствованы приемы социальной фантастики, правда, без их учительской выстроенности, просчитанности литературной конструкции, несущей сверхидею, отчего тексты Быкова соотносятся с текстами Стругацких примерно так же, как люди с люденами. А И. Панин, отталкиваясь от «Бесконечного тупика» Д. Галковского, загоняет в тупик сравнения с — страшно сказать! — Пушкиным, правда, с Пушкиным как предтечей куртуазных маньеристов9. Так что бог с ним, с этим сравнением…

Линия защиты, избираемая энтузиастами Быкова, вполне предсказуемо строится не по линии доказательства его литературных достоинств, а по их ненужности в условиях автоматического письма. Так, О. Рогинская защищает право не работать со словом, чтобы не включать опцию внутреннего редактора:

Быков не пытается писать красиво, в его работе с языком тоже дает себя знать пафос искренности. Является ли это признаком плохой литературы и графоманства? Кажется, что подобный язык адекватен настоящему времени и актуальному сюжету. Возникает своего рода незаконченная распадающаяся конструкция, вскрывающая серость, посредственность и банальность всего происходящего10.

Через абзац она еще раз опровергнет «обвинение в графоманстве, в плохом письме», объявляя это все «частью проекта», первая главная составляющая которого — «новая искренность». Вообще, в недостаточном качестве, да просто — в плохости текстов многих видных «актуальных» авторов часто видят некую родовую черту современности, предродовую черту какой-то сверхсовременной истинно «новой прозы». Очень сомнительно, что это окажется правдой.

Впрочем, продолжим. Вот Б. Парамонов, как бы иронизируя над Быковым, восхищается им:

Полный нокаут от Быкова я получил, напав на поэму «Ночные электрички» <…> Раньше был такой жанр — стихотворная повесть, но ни у Пушкина, ни у Лермонтова вы таких подробностей и таких объемов не найдете. «Евгений Онегин» тут не в пример: в нем рассказа как раз нет, он спародирован. Но слово произнесено: Пушкин. Только у Пушкина мы найдем такое полное и естественное совпадение строя речи с движением стиха5.

Напомню образец текста, вызвавшего пушкинское сравнение:

Попробовав сметану, Маша встала (я этого отчасти ожидал):

— Вся скисла. Называется сметана! Пойду сейчас устрою им скандал.

Она пошла к кассирше: «Что такое? — вы скажете, нам это есть велят?»

В ответ кассирша пухлою рукою спокойно показала на халат:

— Одна бабуся мне уже плеснула: мол, горькая, мол, подавись ты ей! Не нравится!… А я при ней лизнула — нормальная сметана, все окей!..

По-моему, по «естественному движению стиха» и по особенностям творческого метода это больше напоминает не «Евгения Онегина» (который к тому же и так «спародирован», в отличие от оригинальных быковских текстов), а видного литератора Черных из «Республики ШКИД» (глава «Зори»):

Янкель садится и с места в карьер начинает писать поэму для «Мухомора».

Писать я начинаю,

В башке бедлам и шум.

Писать о чем — не знаю,

Но все же напишу…

Перо бегает по бумаге, и строчки появляются одна за другой.

  • Амусин М. Мерцающий мир. О прозе Дмитрия Быкова // Дружба народов. 2012. № 6. С. 215.[]
  • Латынина А. «Нам нравится наша версия». Булат Окуджава в интерпретации Дмитрия Быкова // Новый мир. 2009. № 6. С. 279.[]
  • Парамонов Б. В весе пера // Звезда. 2011. № 6. С. 216. []
  • Кукулин И., Липовецкий М. Постсоветская критика и новый статус литературы в России // История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 690.[]
  • Парамонов Б. Указ. соч. С. 216.[][]
  • Амусин М. Указ. соч. С. 220. []
  • Рогинская О. Дмитрий Быков. Эвакуатор // Критическая масса. 2005. № 2. []
  • Новикова О., Новиков В. Филипп Киркоров и Дмитрий Быков, или Феноменология вторичности. Дневник двух писателей // Звезда. 2007. № 1.[]
  • Панин И. Дмитрий Быков. Отчет // Дети Ра. 2010. № 6 (68).[]
  • Рогинская О. Указ. соч.[]
  • Статья в PDF

    Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 2014

    Цитировать

    Кудрин, О.В. Поэт эпохи поэтического журнализма, писатель эпохи фаст-фикшн. Дмитрий Быков / О.В. Кудрин // Вопросы литературы. - 2014 - №2. - C. 214-232
    Копировать