По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения: Коллективная монография
По, Бодлер, Достоевский :Блеск и нищета национального гения: Коллективная монография/Сост.,вступ.ст.А.Ураковой,С.Фокина.М.:НЛО,2017.496с.
Книга соединяет не только имена разных писателей, но и исследовательские интересы двух ее составителей: Александры Павловны Ураковой, специалиста по творчеству Э. А. По, и Сергея Леонидовича Фокина, авторитетного исследователя французской литературы и, помимо прочего, автора «Этюдов о Бодлере» (2011) и монографии «Фигуры Достоевского во французской литературе XX века» (2013).
Соединение имен По, Бодлера и Достоевского заявляет компаративный сюжет, который сам по себе порождает нетривиальные ходы мысли, при том что взятые отдельно линии «По и Бодлер», «По и Достоевский» исследовались не раз. В книге Э. А. По представлен как центральная фигура, во взаимодействии с которой оформляются способы художественного мышления его младших современников — Бодлера и Достоевского. Кроме того, тройное сопоставление позволяет иначе посмотреть на его собственную поэзию и прозу. Бодлер выступает в этом сюжете в роли того, кто обретает свой голос в процессе работы над переводами из По, а также в роли посредника, чьи переводы оказались важны для Достоевского. Все трое рассматриваются как фигуры родственные, «братья по перу». С другой стороны, вынесенное в подзаголовок книги понятие «национальный гений» позволяет взять в фокус каждого из них, акцентировать их полную самостоятельность, отдельность — трагическое одиночество — в разворачиваемой перспективе.
Этот увлекательный сюжет был предложен Ураковой и Фокиным в качестве предмета обсуждения на первой Международной конференции по компаративным исследованиям национальных культур (СПбГУ, май 2013). Переработанные по итогам дискуссии доклады составили основу рецензируемого издания. Это не внешний и не случайный фактор — обмен идеями между учеными, принадлежащими к разным научным школам и национальным академическим традициям, живое взаимодействие мыслей ощущаются как внутренний импульс, придающий книге целостность особого рода. Диалогическое качество книги определяется также сюжетами, попадающими в поле зрения сразу нескольких авторов и приобретающих значение сквозных. Это, к примеру, толкования рассказов По «Демон перверзии» (или «Бес противоречия» в переводе В. Рогова — «The Imp of the Perverse») и «Ангел необъяснимого» («The Angel of the Odd») или история о зубах Береники; из статьи в статью кочует таинственная фигура старика с кинжалом и бриллиантом из рассказа По «Человек толпы» и т. д.
Книга создана интернациональным авторским коллективом, издание включает как статьи, написанные на русском языке, так и переводы иноязычных статей. Материалы книги распределены по четырем разделам. В первой части авторы статей концентрируются на явлениях, так или иначе связанных с феноменом «современности»: специфике повествовательных стратегий, урбанистических мотивах, эстетизации религии. В статье французского писателя и критика Ж.-К.Вальта представлено рождение в этой прозе «нового литературного субъекта, отличающегося <…> не внутренней связностью, а непредсказуемостью и противоречивостью» (с. 51), автор сопоставляет «Демона перверзии» По, «Дурного стекольщика» Бодлера и первую часть «Записок из подполья» Достоевского. С опорой на «Проблемы поэтики Достоевского» Бахтина выстраивает мысль французский компаративист Виржини Телье, сосредотачиваясь на специфике письма в рассказах По и «Записках из подполья», способе высказывания, «колеблющемся между формой письменного рассказа и формой устной речи» (с. 133). В этой статье По фактически представлен как изобретатель приема «ненадежного повествователя», столь важного для литературы модернизма. Тему произнесенного — услышанного слова развивает в своей статье американский ученый, специалист по творчеству По С.Рэкмен. Полемизируя с представлениями о прозе Э.А.По, сформулированными в рамках квир-теории, Рэкмен предлагает посмотреть на писателя как на изобретателя «социопатической речи», отличающейся «невыразимо странным» звучанием голоса, которое вызывает сопротивление читателя. По мысли Рэкмена, влияние По на Достоевского следует рассматривать «в общем контексте становления литературной современности с ее психо и социопатическими голосами» (с. 126).
Другая французская исследовательница-компаративист, А. Пино, объясняет «родственную связь» По, Бодлера и Достоевского, сближая между собой выраженные ими идеи причудливого и фантастического и ассоциируя эти представления со спецификой репрезентации урбанистического пространства в их произведениях. В лучших традициях отечественной компаративистики написана статья петербургского ученого О. Волчек, также сопоставляющая «фантасмагории городского пространства» у трех авторов. Создавая компаративный сюжет, Волчек не ограничивается отсылками к «глубоко личным переживаниям» (Вальта) или же более или менее туманным заявлением, что «три писателя жили в эру современности» (Пино), в ее статье выдвинутое Бодлером понятие modernitе помещается в исторический и культурный контекст; По, Бодлер и Достоевский описаны как «пролетарии от литературы», чья творческая судьба и способ письма в значительной мере объясняются растущим влиянием прессы, они «городские хроникеры и хронические горожане» (с. 70). По и Достоевский сводятся вместе в качестве читателей французских газет, и здесь, далеко не в первый раз в отечественном литературоведении, автор обращается к порождению эпохи — образу фланера, но, пожалуй, в первый раз этот образ представлен столь внятно. В данном контексте сходство отрывков из «Человека толпы» По (1841) и «Хозяйки», а также газетного фельетона Достоевского (1847) не выглядит простым проявлением родственности «братьев по перу», тем более что сопоставление подкреплено весьма убедительной гипотезой о возможном раннем знакомстве русского писателя с рассказом По. Достоевский и Бодлер сравниваются не только в связи с французскими переводами из По, но главным образом как два читателя и соперника «модного и успешного французского романиста» — Оноре де Бальзака.
«Арабески и гротески» в буквальном смысле являются объектом анализа во второй части книги. Причудливые демонические образы в прозе По и Достоевского сопоставляет Э. Осипова; феномен двойничества у По, Достоевского, Генри Джеймса анализирует И. Головачева; заманчивый исследовательский сюжет, сводящий вместе ворона По, альбатроса и лебедя Бодлера, а также лебедя Малларме, развертывают в своей статье А. Уракова и британский ученый Т. Фэррент. «Орнитологическое» направление мысли, включающее на сей раз черную галку из романа Жан Поля, ворона По и веселого дятла Ницше, продолжает статья петербургского филолога А. Г. Аствацатурова, чьей памяти посвящена эта книга. В сложной по мысли статье петербургского германиста А. Вольского образы птиц у Бодлера, Рильке и Георге рассматриваются в связи с идеей «чистого языка», как она была сформулирована В. Беньямином.
Третья и четвертая части издания разделены условно, практически все статьи этих двух разделов посвящены проблеме рецепции, взятой с разных ракурсов. Статья С. Фокина представляет собой развернутый комментарий к развитию идеи национального. Понятие «национальный гений» здесь помещается в исторический контекст, известное высказывание Достоевского об Эдгаре По как о «вполне американце» сопоставляется с представлением о специфически американских чертах его прозы, выраженных «французским почвенником» Барбе д’Оревильи, и с образом Америки и американского в заметках о По и письмах Ш. Бодлера. Разговор об антиамериканизме как о явлении французской культуры продолжается в статье французского ученого С. Пэкастенг, в которой основное внимание сосредоточено на садистических нюансах конструирования Бодлером образа По-мученика. Тему восприятия Бодлером личности и творчества По завершает статья известного специалиста по французской литературе XIX века Т. Соколовой, которая размышляет о сложном соотношении в творческом самосознании Бодлера импульсов, полученных им от Теофиля Готье, с одной стороны, и от Эдгара По — с другой.
Значительное место в двух последних частях книги занимают статьи о восприятии По, Бодлера, Достоевского широким кругом писателей и их влиянии на литературы разных стран. Об американском варианте декаданса пишет О.Панова; о ницшеанской концепции декаданса рассуждает А.Скеллино; связь бодлеровского Парижа с образом города у Т.С.Элиота и Г.Миллера заново проговаривает А.Аствацатуров; высказывания о По, Бодлере и Достоевском Х.Л.Борхеса систематизирует М.Надьярных, а С.Эйзенштейна — Т.Боборыкина. Статьи о русской рецепции «героев» издания образуют отдельный пласт: исследуется восприятие Бодлера князем А.Урусовым (В.Зусман, С.Сапожков) и русскими эмигрантами первой волны (Д.Токарев), статья Ф.Двинятина об осмыслении их вклада Романом Якобсоном завершает книгу.
При всех очевидных достоинствах этого издания заявленный жанр монографии представляется несколько искусственным в исполнении, ибо, несмотря на диалогические переклички, книга строится как сборник материалов, монография все же предполагает большую связность. Во многих статьях компаративный сюжет, основанный, скажем, на сопоставлении По и Достоевского, выстраивается заново, что порождает целую серию повторов. Такова, например, история знакомства Достоевского с рассказами По, излагая которую, практически каждый автор считает нужным цитировать хрестоматийную фразу о «фантастичности Поэ». Впечатление неоднородности текста подтверждается специфическим характером Введения. Эта часть написана составителями с учетом внутренних движений и противоречий книги, которые читателю, только ее открывшему, еще совершенно непонятны. Введение апеллирует к идеям, высказанным в разных статьях, и остается при этом мало что проясняющим в замысле целого. Его текст состоит из набора разнящихся сюжетов. Попытка авторов Введения сделать остроумный ход, поселив трех героев книги в Петербурге, не кажется удачной — забавным образом, к концу статьи все трое оказываются отнюдь не в Петербурге — в Париже.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2018