Письма Вс. Иванова к А. Воронскому

1921 год занимает в литературном процессе 20-х годов особое место. В этом году умер Александр Блок, был расстрелян Николай Гумилев. С их уходом все чаще звучала мысль о «конце русской литературы». В этом же году Евгений Замятин, активно наблюдающий за становлением новой литературы, пишет свою знаменитую статью «Я боюсь», в которой с грустью отмечает: «…настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благонадежные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики. А если писатель должен быть благоразумным, должен быть католически-правоверным, должен быть сегодня — полезным, не может хлестать всех, как Свифт, не может улыбаться над всем, как Анатоль Франс, — тогда нет литературы бронзовой, а есть только бумажная, газетная, которую читают сегодня и в которую завтра завертывают глиняное мыло <…>я боюсь, что у русской литературы одно только будущее — ее прошлое» ¹. В 1920-е годы писатели остро ощущали не только бурные социальные перемены, но перестройку жанровых форм, в которой они активно участвовали. «Мы переживаем фантастически ускоренный процесс времени» — писала в 1923 году М. Шагинян. Ей вторил А. Толстой: «События идут так стремительно, как будто мы перелистываем книгу истории».

На этом фоне возникновение такого литературного проекта, как «Красная новь», возрождало практически переставшую существовать литературную форму — «толстый журнал», отражающий жизнь современной литературы. Первый номер журнала вышел в июне 1921 года. Журнал сразу получил поддержку М. Горького и новой власти в лице В. Ленина, Н. Крупской (первое организационное собрание редакции происходило в Кремле, в квартире Ленина).

В период знакомства с Вс. Ивановым А. Воронский — влиятельная и авторитетная фигура современного литературного процесса, во многом определяющая стратегии послереволюционного литературного строительства. В 1921-1922 годах он руководит одновременно журналом и литературным отделом «Правды», в 1922 году он еще и референт Ленина по литературе белой эмиграции, в феврале 1921 года стал главным редактором Отдела печати Главполитпросвета, что обеспечивает дальнейшее продвижение журнала. Он возглавил и созданное решением специальной литературной комиссии, созванной Политбюро партии большевиков, издательство «Круг» (1922). В книге 1928 года «Очерки литературного движения революционной эпохи» Вяч. Полонский отмечал: «За А. К. Воронским в истории советской литературы должно укрепиться имя Ивана Калиты, собиравшего литературу по крупицам, когда она еще не представляла того богатства, какое имеем теперь»². Но тут же он добавлял: «Положение «собирателя» было, конечно, нелегким». В черновых вариантах «Истории моих книг» у Вс. Иванова возникло другое сравнение: «По моему глубокому убеждению, Воронский был для молодой советской литературы тем, кем был Белинский в дни, когда зарождалась русская реалистическая проза и поэзия»³.

Знакомство Вс. Иванова с А. Воронским состоялось в июле 1921 года. Писатель был привлечен к сотрудничеству в «Красной нови» по рекомендации Горького, который передал Воронскому его повесть «Партизаны», ею открывался в 1921 году первый номер журнала. По словам Воронского, она «уже тогда наметила художественную физиономию журнала».

В мае 1921 года Иванов по рекомендации Горького появился в Доме искусств и вошел в группу «Серапионовы братья» под именем Брат Алеут. Творческие поиски «серапионов» находятся в средоточии противоречивого узла литературной ситуации 1920-х годов, отражают неоднородность историко-литературного бытия. «У каждого из нас есть идеология, есть политические убеждения, каждый хату свою в свой цвет красит. Так в жизни и так в рассказах, повестях, драмах. Мы же вместе, мы — братство — требуем одного: чтобы голос не был фальшив», — писал Лев Лунц⁴. Вс. Иванов пришел к «серапионам», имея в запасе большой литературный багаж: яркие сибирские годы, вступление в Пролеткульт, сотрудничество в пролеткультовском журнале «Грядущее». В июне 1922 года писатель был исключен из Петроградского отделения АПП (группа «Космист») после отказа покинуть группу «Серапионовы братья». Своим литературным стартом он, безусловно, отличался от только входивших в литературу Л. Лунца, В. Каверина, В. Познера. Вс. Иванов был одним из самых старших среди «серапионов», он дорожил на определенном этапе своей творческой биографии участием в группе, но все-таки ощущал себя большим, чем просто одним из «выводка» (определение Л. Троцкого). Об этом и письмо Л. Лунца М. Горькому от 9 ноября 1922 года: «Мы, серапионы, сходимся с каждым днем все крепче и глубже. Единственный, кто на отлете все время, — это Всеволод. Он все-таки нам чужой <…> ударила эта проклятая публицистика, которая подняла вокруг Всеволода свистопляску и вскружила ему голову <…> Всеволод начал писать слабее <…> впадает в скучную, осторожную тенденцию. У нас «на Серапионах» он уже год ничего не читал: знает, что мы его ругнем»⁵. Да и сам Иванов признавался А. Толстому в декабре 1922 года: «Я с «Серапионами» весьма воюю за быт и против сюжета, но происходит это от других причин. Я полагаю, что идеи русской революции могут проникнуть на запад в форме и быте русского романа. Надежда сия на «Серапионов», кажется, тщетна, один Федин Костя сможет принять и вынести эту обузу. Все же остальные не были за границей, и для них идеи русской революции — газетная, а не душевная истина»⁶.

Увлечение Воронского Вс. Ивановым понятно: образ писателя в то время предельно точно соответствовал мифу о новом пролетарском писателе, который возник у критика. В одной из первых серьезных статей Воронского о творчестве Вс. Иванова, опубликованной в «Красной нови» в 1922 году (№ 5), черты этого мифа представлены со всей очевидностью: «Дан ему большой, крепкий, сильный и радостный талант. Он вышел из низовой, безымянной, рабочей, трудовой, беспокойной, взыскующей Руси <…> Он кровно связан с «охлосом», наполняющим рабфаки, студии, командные курсы, академии, университеты и пр. Он — их по происхождению, по прошлому, участию в революции, по своему психическому складу и облику. Пришел он из тайги, с тундр, со степей, гор и рек сибирских, весь обвеянный ими».

Особое внимание Воронский уделял именно молодым, никому еще не известным писателям. Редакторская политика журнала звучит, например, в письме Воронского Горькому 1922 года: «В противовес «старикам», почти сплошь белогвардейцам и нытикам, — я задался целью <…> «вывести» в свет группу молодых беллетристов наших или близких нам. Такая молодежь есть. Кое-каких результатов я уже добился <…> Есть у меня С. А. Семенов, Зуев, Либединский, Н. Никитин, Федин и др. Все это молодежь — самый старый В. Иванов 27 лет <…> Против «стариков» я организую молодежь»⁷.

Сегодня уже с очевидностью можно утверждать, что ни один из предпринимаемых Воронским шагов не дал бы желаемых результатов, не будь он постоянно вхож к партийным работникам самого высокого ранга. Необходимо напомнить, что весной 1921 года в период разрухи, голода, закрытия издательств, писателям практически нигде не выплачивали гонорары. На этом фоне «Красная новь» как официальное государственное издание выгодно отличалось своим финансовым положением, что послужило устойчивым слухам о том, что Воронский приехал в Петроград «покупать писателей» (этот мотив очевидно звучит в письмах Вс. Иванова). Показательно воспоминание А. Воронского о своем разговоре в секретариате Центрального комитета партии: «Я попросил несколько миллионов рублей и на вопрос, для чего мне нужны деньги, я ответил: — На взятки»⁸.

Внимание власти к новым авторам «Красной нови» было пристальным и всесторонним. Известно письмо Воронского Ленину, в котором, оценивая первые результаты существования нового журнала, он пишет: «Кое-каких результатов я уже добился. Дал Всеволода Иванова — это уже целое литературное событие, ибо он крупный талант и наш <…> Имейте в виду, что Всеволод Иванов — это первая бомба, разорвавшаяся среди Зайцевых и Замятиных»⁹. Воронский показывал материалы «Красной нови» и Сталину, а 22 марта 1922 года писал Вс. Иванову о реакции вождя на его «Бронепоезд»: «»Бронепоезд» расценивается среди коммунистов очень высоко. Скоро появится ряд рецензий. В восторге Сталин и прочая именитая публика. Да, это не «лампадка»!»¹⁰. Показательна записка И. Сталина в Политбюро ЦК РКП(б) от 3 июля 1922 года: «Сплотить советски настроенных поэтов в одно ядро и всячески поддерживать их в этой борьбе — в этом задача. Я думаю, что наиболее целесообразной формой этого сплочения молодых литераторов была бы организация самостоятельного, скажем, «Общества развития русской культуры» или чего-нибудь в этом роде <…> Было бы хорошо во главе такого общества поставить обязательно беспартийного, по-советски настроенного, вроде, скажем, Всеволода Иванова. Материальная поддержка вплоть до субсидий, облеченных в ту или иную приемлемую форму, абсолютно необходима»¹¹.

Работа А. Воронского в «Красной нови» завершилась в 1927 году, когда его сняли с должности редактора и исключили из партии, обвинив в «троцкистской» деятельности.

30 ноября 1927 года Политбюро в составе Сталина, Бухарина, Рыкова, Томского и других одобрило предложение редколлегии «Красной нови» о включении в ее состав Вс. Иванова. Воронскому принадлежат очень точные и глубокие слова о природе революционного времени, времени перемен и смены нравственных координат: «Революция безжалостна. Как Сатурн, она пожирает детей своих, ни на секунду не останавливая своего бешеного хода. Она свергает вчерашних вождей и авторитетов своих, и завтра она погружает их в недра политического небытия. Наше время — жестокое время, беспощадное, неблагодарное»¹². Понимая драматическую природу своего времени, он все-таки не смог избежать личной обиды на Вс. Иванова, восхищения которым он не скрывал в первые годы существования «Красной нови».

Тональность и содержание публикуемой переписки дает основание говорить о приятельском характере взаимоотношений адресатов, что видно, например, в изменении обращения от «Товарищ Воронский» до «Дорогой Александр». Но, по свидетельству Вяч. Вс. Иванова, Иванова и Воронского никогда не связывали дружеские отношения. Кроме того, важно учитывать и то, что Вс. Иванов никогда к оппозиции не принадлежал, стараясь максимально далеко, насколько позволяло время, дистанцироваться от политики. Для каждого художника проблемы существования в условиях творческой несвободы, непростого выбора были глубоко личными. Представляются очень точными и глубокими слова Льва Копелева о Вс. Иванове уже более позднего периода: «Его сопротивление, кажется, никогда не было наступательным. Однако, надежно оборонительным. Я помню, как он защищал Дудинцева, как безоговорочно поддерживал Пастернака… Всеволод Вячеславович много помогал преследуемым, вернувшимся из лагерей, начинающим литераторам, но всего меньше — помогал самому себе <…> тяжелые снаряды чекистской артиллерии разрывались близко от него. Был страх, были мучительные сомнения, были стремления перехитрить судьбу» (письмо к М. Черняк, октябрь 1993 года).

Публикуемые письма Вс. Иванова к А. Воронскому — не только факт творческой биографии Вс. Иванова, но и история той самой «спорящей среды» 1920-х годов, о которой писал Лихачев¹³.

Письма публикуются по: Архив А. М. Горького (ИМЛИ РАН, папка «Красная новь» 1-26-1-8). Полностью письма будут опубликованы в издании% «Всеволод Иванов. Материалы биографии и творчества»& М.: ИМЛИ РАН, 2010.

1

10-3-1922

Тов[арищ]Воронский!

1. Замятин Е. Избранные произведения в 2 тт. Т. 2. М.: Художественная литература, 1990. С. 348.[↩]
2. Полонский Вяч. Очерки литературного движения революционной эпохи (1917-1927). М.-Л.: ГИЗ, 1928. С. 67. [↩]
3. Иванов Вс. История моих книг // Наш современник. 1957. № 3. [↩]
4. Лунц Л. Н. На Запад // Беседа (Берлин). 1923. № 3.[↩]
5. »Серапионовы братья» в зеркалах переписки. М.: Аграф, 2004. С. 33. [↩]
6. »Я глубоко верю в Россию…» (Письма Всеволода Иванова Алексею Толстому) // Вопросы литературы. 2007. № 2. С. 345. [↩]
7. Архив А. М. Горького. Т. X. Кн. 2. М. Горький и советская печать. М.: Наука, 1965. С. 123. [↩]
8. Воронский А. Из прошлого // Прожектор. 1927. № 6. [↩]
9. Литературное наследство. Т. 93. Из истории советской литературы 1920-1930-х годов. Новые материалы и исследования. М.: Наука, 1983. С. 557. [↩]
10. Литературное наследство. Т. 93. С. 559. [↩]
11. Сталин И. В. Записка в Политбюро ЦК РКП(б) 3 июля 1922 года // Сталин И. В. Сочинения в 17 тт. Т. 17. Тверь: Научно-издательская компания «Северная корона», 2004. С. 151-152. [↩]
12. Воронский А. К. Из переписки с советскими писателями // Литературное наследство. Т. 93. [↩]
13. См.: Лихачев Д. С. Искусство и наука (Мысли) // Русская литература. 1992. № 3. C& 86& [↩]