Письма И. В. Киреевского Т. Н. Грановскому. Вступительная заметка, публикация и комментарий В. Сахарова

В 1855 году видный славянофил Алексей Хомяков узнал о смерти своего давнишнего идейного противника Тимофея Николаевича Грановского и писал другу и единомышленнику Юрию Самарину: «…Жаль в нем прекрасного таланта, благородного сердца и любви к просвещению и способности согревать других. Жаль доброго врага» ¹.

В непростой истории общения славянофилов и западников особое место занимает дружба историка Т. Грановского с одним из идеологов славянофильства Иваном Васильевичем Киреевским. Дружба эта, естественно, не исключала непримиримых идейных противоречий, да и люди они были очень разные: Киреевский после ряда неудач и гонений предпочитал сельское уединение и молчание, Грановский же блистал на университетской кафедре, все время был в центре борьбы идей и мнений. Оба они были романтиками. Но И. Киреевский принадлежал к поколению романтиков-любомудров 30-х годов и к тому же неразрывно был связан с пушкинской эпохой, пользовался дружеским расположением и уважением Жуковского и Пушкина. Т. Грановский – одна из самых ярких фигур романтизма 40-х годов; по типу личности и образу мыслей он близок к молодым Герцену, Огареву, Бакунину. Знавший этот круг людей И. С. Тургенев впоследствии обобщил свои наблюдения над ними в Рудине.

Дружеские чувства Грановского ко многим славянофилам, и в особенности к Ивану Киреевскому, историком не скрывались и были всем известны. «Многих из славянофилов Грановский и уважал и любил. Он отзывался постоянно с увлечением о благородстве и честности К. Аксакова и братьев Киреевских и отдавал полную справедливость блестящим способностям и остроумию Хомякова», – вспоминал современник². В свою очередь Киреевский очень точно определил свое отношение к Грановскому, сказав ему: «Сердцем я больше связан с вами, но не делю многого из ваших убеждений; с нашими я ближе верой, но столько же расхожусь в другом» ³.

Грановский сблизился с Иваном Киреевским в конце 1839 года и с тех пор стал постоянным посетителем знаменитого московского салона его матери Авдотьи Петровны Елагиной и позднее, в ноябре 1842 года, ввел сюда своего друга Герцена. В литературном салоне Елагиной велись жаркие споры между западниками и славянофилами, но здесь же находилось и время для спокойных, дружеских бесед. К тому же в те времена споры были весьма отвлеченными, вращались в основном вокруг теорий и не приводили еще к личным ссорам и нападкам. «…Будущие противники нередко сходились и, сходясь, понимали друг друга, потому что всех объединяла теоретическая постановка вопроса», – отметил М. Гершензон⁴, О том времени издатель «Русского архива» П. И. Бартенев вспоминал: «Русское умственное развитие уже раскололось тогда на два противоположные направления; но представители того и другого любили сходиться в елагинской гостиной: в хозяйке дома было что-то примиряющее, безотносительно-высокое и общее людям обоих направлений… Грановский относился к ней с отменным уважением» ⁵. Грановский говорил Бартеневу, что считает Авдотью Петровну умнее детей ее.

К сыну Елагиной Ивану Грановский долго присматривался и писал о нем своему другу Николаю Станкевичу: «Бесспорно, он человек с талантом и может иметь сильное влияние на студентов; последнее даже верно, потому что он фанатик и славно говорит» ⁶. Пришла пора и для более близкого знакомства. Историк Грановский скоро оценил познания Ивана Киреевского: «…У него видно необыкновенное сознание настоящего момента Русской Истории» ⁷. Грановский предложил своему идейному противнику, обладавшему редакторским опытом и обширными литературными связями, издавать альманах, в котором и сам намеревался принять участие. Задуманное издание, однако, не состоялось.

Зимой 1843 – 1844 годов Грановский читал в Московском университете знаменитый курс публичных лекций по истории средневековой Европы. Лекции эти имели в Москве колоссальный успех. Даже близкий к славянофилам поэт Н. М. Языков ими восхищался: «Никогда Москва не видывала такой глубокой учености, такого мастерского изложения» ⁸. Но лекции Грановского стали вскоре и важным общественным событием, центральным предметом споров враждующих лагерей. С университетской трибуны Грановский проповедовал широким слоям публики заветнейшие мысли западников об истории, опиравшиеся на гегельянскую теорию исторического прогресса и сознательно противопоставлявшиеся славянофильскому учению о замкнутых, самоценных культурно-исторических циклах развития. Поэтому Иван Киреевский, узнав о содержании лекций Грановского, счел необходимым вступить в принципиальный спор с лектором.

Киреевский жил тогда в своем белевском поместье. Но он живо заинтересовался лекциями Грановского и сразу оценил их значение и смысл: «Общее участие, возбужденное его чтениями, казалось мне утешительным признаком, что у нас в Москве живы еще интересы литературные и что они не выражались до сих пор единственно потому, что не представлялось достойного случая» ## «Полное собрание сочинений И. В.

1. »Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова», т. VIII, М. 1900, стр. 288. Отметим, что Т. Грановский не раз гостил в имении Хомякова. [↩]
2. И. И. Панаев, Литературные воспоминания, Гослитиздат, Л. 1950, стр. 207.[↩]
3. См.: А. И. Герцен, Собр. соч. в 30-ти томах, т. IX, Изд. АН СССР, М. 1956, стр. 159.[↩]
4. М. Гершензон, Исторические записки, «Геликон», Берлин, 1923, стр. 202.[↩]
5. «Русский архив», 1877, N 8, стр. 494.[↩]
6. »Т. Н. Грановский и его переписка», т. II, М. 1897, стр. 370. Киреевский тогда намеревался преподавать философию в Московском университете. [↩]
7. Там же, стр. 416.[↩]
8. Г. Г. Елизаветина, А. И. Герцен и споры славянофилов с западниками, «Известия АН СССР. Серия литературы и языка», 1974, т. 33, N 1, стр. 76.[↩]