Пародии Льва Никулина. Публикация Валентина Дмитриева

Лев Никулин – романист, публицист, очеркист, автор известных романов «России верные сыны», «Московские зори», «Трус», «Мертвая зыбь», написавший нашумевшую в свое время книгу интересных путевых очерков «Время. Пространство. Движение», о которой похвально отозвался Горький, – начал свою литературную деятельность как сочинитель эстрадных песенок, веселых сценок, сатирических обозрений и литературных пародий.

Сын известного в дореволюционной России антрепренера, Лев Вениаминович «с младых ногтей» был связан с шумным, разнокалиберным, пестрым мирком литературной и артистической богемы, Он чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Юный студент Московского университета Лева Никулин в своей фуражечке с голубым околышем был желанным гостем редакций театральных журналов и журнальчиков, вечерних газет и юмористических альманахов и сборников. Он писал легко, с изящным, непринужденным юмором. Дружил с А. Н. Вертинским, написал для него песенку (по-моему, даже не одну), сочинял сценки для «Летучей мыши» Балиева и для других тогдашних театров миниатюр.

Бурный поток социальной революции смыл и унес в небытие и тощие театральные журнальчики с их, казалось, неувядаемой желтизной, и развлекательно-эстетские, театрики для избранных, и имена многих эстрадных корифеев – любимцев «чистой публики». А студент Лева Никулин стал работником Политотдела, Красного Балтийского флота.

Потом на него обратил внимание Г. В. Чичерин, подбиравший среди молодых интеллигентов, честно принявших Октябрь, кадры для Наркоминдела, и Никулин, знавший хорошо французский и английский языки, отправился в Афганистан в составе первой советской дипломатической миссии.

Из Афганистана он вернулся в Москву духовно возмужавшим, многое переоценившим и многое понявшим по-новому, вернулся советским писателем Львом Никулиным. Вскоре была написана книга «Время. Пространство. Движение». Никулин был запросто принят в доме А. М. Горького, хорошо знал Ларису Рейснер, Михаила Кольцова, добрые чувства к нему питал Маяковский – известно его ту точное двустишие:

– А не выпить коньяку ли нам, С Львом Никулиным?

Но неиссякаемый, свойственный Никулину юмор, его умение писать смешно и точно, выбирая безошибочно цели для своих пародий и метких эпиграмм, оставались, как говорится, при нем. Никулин писал фельетоны для «Крокодила» и других советских сатирических журналов, вместе с В. Ардовым создавал громкие сатирические обозрения для молодого тогда Московского театра сатиры. До самых последних лет жизни Никулин не убирал в ножны клинок пародиста и эпиграммиста. Бывало, раздается телефонный звонок, я снимаю трубку и слышу своеобразный голос Льва Вениаминовича. Он говорит четко, даже жестко, выговаривая каждую букву.

– Написал новую эпиграмму. Хотите послушать?

– Конечно, хочу!

Никулин читает, и я не помню, чтобы его эпиграммы на литературных собратьев не заставляли меня смеяться; Они бывали иногда злыми, иногда добродушными, но всегда точными! Никулин не публиковал их, может быть, даже не переписывал начисто, они просто передавались из одних литераторских уст в другие литераторские уста. Хорошо было бы их собрать!

В подборку пародий Льва Никулина, публикуемую ныне, вошли некоторые из его пародий, появлявшихся в нашей печати в конце 20-х и в середине 30-х годов, – среди них очень смешная пародия на Игоря Северянина (из цикла, продолжающего популярную у пародистов тему «У попа была собака»). Весело и зло издевается Никулин над мелкими поэтами – крупными приспособленцами самогодурного халтурного тона в пародии «Банный лист, или Эволюция поэтессы». Такой же веселой злостью пронизан и его фельетон «Бредовелла», в нем сатирической мишенью стали своенравные редакторы, а с ними – литераторы, соглашающиеся на любые, самые бредовые переделки, только бы увидеть свое произведение напечатанным в журнале. Тема этого фельетона, как мне кажется, не устарела и не иссякла и в наше время.

 

У ПОПА БЫЛА СОБАКА…

О. МАНДЕЛЬШТАМ

Се в Капитолии слоняются собаки,

И там, где Ахиллесова стопа,

Как Одиссей на острове Итака,

Собака тосковала у попа.

Восплачем же, как Пенелопа в Трое!

На стадионе одинок Ахилл…

Она из трапезы похитила второе,

И поп ее намеренно убил.

Сними же, путник, тяжкие котурны,

Сверни же с олимпийского пути,

И се остановись у этой урны,

И надписи латинские прочти:

«Се в Капитолии…» и т. д. до конца.

 

В. МАЯКОВСКИЙ

Начинаю.

Чем не пророк?

Во мне строк мириады,

Мириады мириадов строк

Новой Илиады.

Работай изо всех сил,

Фабрика Гознака!

«У попа была собака,

Он ее любил».

Короче!

Короче строчка,

Нужна шляпа из фетра.

Пишет одна рука

В день более километра.

В Бахмуте ль, в Бомбее ли, в Яссах –

Где было, забыл –

Собака съела мясо

И поп ее убил.

Кому

Монументы из бронзы?

Какому еще Калите

Кадят попы и бонзы?

Слова на плите;

«У попа была собака» и т. д. до конца.

 

ПРОЛЕТАРСКИЙ ПОЭТ

Заводом в небе солнц толпа,

Железом молот бил.

Была собака у попа,

И он ее любил.

Гудок, гудка, гудку, гудок –

Железный лязг зубил…

Поставил мясо в холодок,

Пес слопал – поп убил.

Вагранок солнцевый опал

И мартенова печь…

И поп собаку закопал,

На камне ж дал иссечь:

«Заводом в небе…» и т. д. до конца.

 

И. СЕВЕРЯНИН

У попа, у грезэра был породистый пинчер,

У попа, у грезэра был щенок Ки-ка-пу…

Ах, судите законом – ну, хотя бы и Линча,

Но щенок был милее экстазеру-попу.

А на острове Астра, на одном фестивале,

Когда все изнывали на эстетном пути,

С драгоценного блюда из зеленой эмали

Пес похитил котлетку из фиалок Коти.

Неужели же грани потускнели в алмазе?

Обнажает священник благородную сталь

И при герцоге, принце и владетельном князе

Убивает собаку и скрывается вдаль.

Но страшит покаянье, и не только в испанках.

Поп совсем обезумел и, забывшись едва,

Мавзолей воздвигает благородным останкам

И на нем высекает огневые слова:

«У попа, у грезэра…» и т. д. до конца.

1928 г.

 

БАННЫЙ ЛИСТ, ИЛИ ЭВОЛЮЦИЯ ПОЭТЕССЫ

Наборщик Иван Федоров повертел между пальцами надушенный розовый листок бумаги, где бисерным почерком были написаны стихи. Был 1904 год. Иван Федоров был русым двадцатилетним парнем, румянец во всю щеку. Ярославский лихой говорок. Стихи он прочитал два раза, покачал головой и весело сказал:

– Ну!..

Затем бегло набрал следующее:

1904 г. – журнал «Жатва любви»

Мою младую грудь всю ночь мочили слезы,

Забуду для любви мою семью и честь,

Но, милый, если ты мои обманешь грезы,

То изведет тебя моя святая месть.

Избрала я тебя среди всего народа.

От жарких ласк твоих моя взыгралась кровь.

Да здравствует любви безмерная свобода,

Да здравствует навек свободная любовь!

Лобзай меня, лобзай с неугасимой страстью!

Я отдаюсь тебе, не зная брачных уз,

В лобзаниях твоих твоей пленяюсь властью,

Да здравствует навек любовный наш союз!

 

Стихотворение было подписано: Ариадна Валдайская.

Наборщик Иван Федоров повертел между пальцами пергамент, на котором каллиграфически было выведено двенадцать строк стихов. Был 1914 год. Иван Федоров был рослым, крепким детиной, которого никак не могла иссушить свинцовая пыль типографии. Стихи он прочитал раз, покачал головой и мрачно сказал:

– Ну-ну…

Затем не глядя набрал следующее:

1914 г. – журнал «Бранная жатва»

Мою младую грудь всю ночь мочили слезы,

Отдам я жизнь свою за родину и честь!