Ответ А. Прусакову

Уважаемый товарищ Прусаков! Редакция журнала «Вопросы литературы» познакомила меня с Вашим письмом. Меня попросили ответить Вам на страницах журнала. Признаюсь откровенно, я колебался: стоит ли это делать?

Нет, не потому я колебался, что мой роман «За Москвою-рекой» Вам явно не понравился. Одна и та же книга одним читателям может нравиться больше, другим – меньше, а третьим и вовсе не понравиться. Ничего в этом удивительного и странного нет. Это дело вкуса. А ведь только говорится, что о вкусах не спорят. Вкус воспитывают. Вкус вырабатывается годами, он зависит от мировоззрения и жизненного опыта человека, от образования и воспитания, от эстетических запросов. Одна статья, как бы она ни была хороша и убедительна, не заставит человека изменить вкус. Не надеюсь и я, что после моего письма Вы будете по-иному относиться к роману «За Москвою-рекой».

Останавливало меня другое – совершенно необъяснимая раздраженность! пронизывающая Ваше письмо от первой до последней строки, и приемы, к которым Вы прибегаете для доказательства своей правоты. Этот тон и приемы эти поразили и огорчили меня: обычно разговор или спор между читателем я писателем идет у нас по-другому.

Удивляет меня и то, что Вы выступили от имени коллектива Краснохолмского комбината. Неужели Вы думаете, что выражаете мнение краснохолмцев? Разве они поручали Вам писать это письмо? Не хочу думать о Вас дурно: вероятно, Вы стали жертвой собственной неосведомленности. Вам, видимо, неизвестно, что на Краснохолмском комбинате моей книге была посвящена читательская конференция, участники которой по-деловому обсуждали достоинства и недостатки романа. И ни один из них не говорил ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало Ваше письмо. Ни один. Такая же конференция состоялась и на Кунцевской фабрике, и на многих других. И там не было ничего похожего на то, что Вы пишете.

Впрочем, меня не столько огорчило Ваше отношение к моему роману, сколько обеспокоили Ваше понимание художественной литературы и те требования, которые Вы предъявляете к ней. Хотели Вы этого или нет, в своем письме Вы отстаиваете узковедомственный взгляд на искусство, в сущности Вы предъявляете к нему такие требования, которые удовлетворяются инструкцией или докладной запиской. К сожалению, такого рода болезнь еще распространена бреди части наших читателей. Они не научились постигать образную природу искусства, у них поверхностно-утилитарные представления о творческой типизации и художественном обобщении, верность литературы действительности они видят в одном – в фотографической точности. В своем письме Вы ясно и определенно, в резкой и обнаженной форме отстаиваете такой плоский, утилитарный взгляд на искусство. Именно поэтому я и решил Вам ответить. Давайте вместе проследим ход Ваших рассуждений.

Начальник главка Толстяков – уставший, опустившийся человек, ему дороже всего на свете покой и собственное благополучие. Вы правы: да, – именно таким предстает перед читателем один из героев романа. Добавлю, именно так его и задумывал автор. Вы негодуете, Вы возмущенно восклицаете: «Но типично ли это в идейно-художественном, эстетическом отношении (?!) для показа в таком «обобщении» образов руководителей в нашей промышленности?» Но ведь, уважаемый товарищ Прусаков, ничего не поделаешь, такие люди есть, – Вы не станете этого отрицать. Стоит ли о них писать? Конечно. Это просто необходимо делать. Обязанность литературы – не только поддерживать новое, поднимающееся, но и выступать против тех людей, чья косность, зазнайство, эгоизм мешают нашему движению вперед. Это азбука, или, как говорили в дни моей юности, политграмота.

Но здесь возникает еще один вопрос. Верно ли мнение, что если среди персонажей книги есть летчик – дурной человек, – это клевета на нашу славную авиацию, это порочит всех летчиков? А если мелким жуликом в произведении оказался кассир, – значит ошельмовали всех финансовых работников? Нет, не» верно.