Очерк латышской советской литературы

Очерк истории латышской советской литературы», Латгосиздат, Рига, 1957, 537 стр.

В последние годы Институты языка и литературы республиканских Академий наук совместно с Институтом мировой литературы имени А. М. Горького издали ряд очерков истории национальных литератур. Сейчас читатели получили еще один очерк – латышский.

Нынешнее издание «Очерка» – второе. В первом варианте он был издан в 1955 году на латышском языке и подвергся обстоятельной критике в республиканской печати и на обсуждении во время декады в Москве. Многие из критических замечаний и предложений учтены; они вызвали привлечение дополнительного материала и немаловажные композиционные изменения. В нынешнем издании значительно более полным предстал ранний период. На смену концепции о том, что латышская советская литература начинается с 1940 года, пришла другая, открывшая истоки латышской советской литературы в огненной купели Октябрьской революции. В соответствии с этим в отдельную главу выделен период зарождения латышской советской литературы (1917 – 1919), появились новые главы о литературе в годы буржуазной власти (1920 – 1940) и латышской литературе в Советском Союзе (1919 – 1940).

В настоящем виде «Очерк» достаточно убедительно показывает, сколь велики богатства латышской литературы, вдохновленной идеалами социализма, как плодотворно сказалось на творческом росте писателей овладение методом социалистического реализма.

Значительный и, в основном, совершенно новый материал содержат разделы «Зарождение латышской советской литературы», «Художественное воплощение героики Великой Отечественной войны», «Латышская литературная критика».

Особый интерес представляет глава «О развитии латышской литературы в Советском Союзе (1919 – 1940)». В условиях долголетней эмиграции латышская литература в Советском Союзе росла, развивалась, сохраняла свою самобытность. Авторы кропотливо собрали обильный материал о периодических изданиях, деятельности отдельных писателей и попытались в какой-то мере систематизировать его. Читатель узнает много полезных сведений, неизвестных ранее, знакомится с изложением творческого пути Р. Эйдемана, Ф. Кнориня, К. Пелекайса, А. Кадикиса-Грозного, А. Цеплиса и других.

Одним из несомненных достоинств «Очерка» является то, что разговор о литературных произведениях ведется в нем «по большому счету». Впрочем, разные главы написаны с разной долей взыскательности (и это не удивительно для коллективного труда). Одни – например, глава о Лацисе – более «придирчивы», другие – глава о Саксе – более снисходительны, но в целом «Очерк» написан требовательно, с очевидным творческим отношением к делу.

В книге отчетливо сказывается творческое освоение опыта ранее вышедших «Очерков» – и в удачном соотношении обзорных и монографических глав, и во взыскательной характеристике литературной жизни последних лет, и в большей объективности взгляда на отдельные произведения и на литературный процесс. И все-таки «Очерк» в целом остается в общем ряду ранее вышедших аналогичных изданий: в нем только расставлены вехи литературного пути, а сам литературный процесс не исследуется еще со всей возможной глубиной.

Чтобы создать относительно полное представление о развитии литературы, очерк истории должен поставить перед собой центральную задачу: показать, как происходило становление, развитие реализма на данной национальной почве.

В развитии латышской советской литературы было, без сомнения, три важнейших этапа, влиявших на изменение характера ее реализма. 1905 год ввел в литературу, посвященную по преимуществу жизни крестьян, нового исторического героя – пролетария, «класс основной», как называл его Райнис. Период 1917 – 1919 годов, когда в Латвии существовала Советская республика, определил ясное размежевание писателей и на последующие 20 лет. И, наконец, 1940 – 1941 годы знаменовали закономерный переход основного коллектива писателей на позиции социалистического реализма.

Эти основные узлы дают возможность понять характер литературного процесса, осмыслить его в общетеоретическом плане: как же литература осваивала все новые сферы действительности, глубже постигая жизненные закономерности, то есть в конечном счете увидеть, как происходило постепенное обогащение реализма новым качеством и как это привело к новому методу – реализму социалистическому.

Следует сказать, что, вплотную подходя к решению этой задачи, авторы «Очерка» все же остаются на подступах к нему.

Латышский вариант «Очерка», изданный в 1955 году, критиковался за ненужное изобилие имен, названий, дат, за то, что он превратился в «сборник фактов», своего рода справочник. Их и сейчас излишне много – наверное, несколько тысяч одних только названий. И в этой пестроте названий, имен, сюжетов порой теряешь тенденцию, перспективу, главные линии.

Естественно, что для любой систематизации необходим ясный принцип обобщения – такого обобщения, которое стягивало бы весь разнородный материал, расползающийся в закоулки жанров, тем, направлений. Авторы латышского «Очерка» избрали проторенную многими исследованиями дорогу – тематический принцип. Принцип этот служит верную службу, ибо показывает, сколь широко осваивает действительность литература, насколько полной и разносторонней жизнью она живет, выходит ли из круга камерных переживаний в широкий социальный мир. Но нельзя останавливаться на этом, нужно сделать второй шаг – проследить, как обогащает реалистические тенденции национальной литературы это тематическое многообразие. Жаль, что авторы латышского «Очерка» останавливаются на полпути, ограничиваясь только тематическим обзором и не решаясь на следующий шаг. Возьмем, к примеру, оценку некоторых явлений поэзии военных лет: «Слабее в поэзии отразился героический труд рабочих, колхозников, интеллигенции, помогающих фронтовикам ковать победу. Наибольшее внимание этой теме уделили Мейнгард Рудзитис и Мирдза Кемпе. Перу Рудзитиса принадлежит поэма «Поезд смерти» (1942 – 1944)о латышских партизанах. Темы партизанского движения в той или иной мере касались и другие поэты, но все же она «прозвучала в поэзии довольно глухо». «Уделил внимание теме», «коснулись темы», «прозвучала глухо»…

Но ведь сила литературы заключается прежде всего в ее глубине, в характере художественного обобщения. Один подсчет того, что «недоотразили», забыли упомянуть писатели, не может заменить литературоведческого анализа и, в конечном счете, низводит литературу до роли иллюстратора жизни.

И это не единственный пример. В следующей, седьмой главе содержится упрек И. Леманису за то, что он в своем произведении «По дорогам жизни» не сумел «дать широкую картину эпохи». Но он и не ставил перед собой такую задачу, ему хотелось – и удалось, как замечают сами авторы «Очерка», – создать «живой и рельефный» образ революционного борца – сельского юноши. Здесь опять-таки тематическая широта выступает как единственный, самодовлеющий критерий, несвязанный с художественным замыслим, конкретным художественным решением. А проблема реализма – это проблема, требующая прежде всего внимательного рассмотрения самих художественных решений..

Между тем авторы, можно сказать, уклоняются от разговора о теоретических проблемах. На стр. 211 мы узнаем, будто в послевоенное время «намечается знаменательное стремление к созданию национальных эпопей», причем, кроме известных произведений А. Упита и В. Пациса, здесь назван и роман А. Саксе «В гору». С каких пор он стал эпопеей? Каковы признаки, позволяющие считать то или иное произведение эпопеей?

Латышская эпопея – явление своеобразное и интересное и в своих истоках, и в своем стремительном развитии. Серьезное осмысление вопросов, связанных с эпопеей, смогло бы прояснить многое в понимании специфики реализма латышской советской прозы – одной из самых: сильных в наших национальных литературах.

С огорчением нужно признать, что в «Очерке» вопросы национальной специфики латышской литературы лишь декларируются, а не раскрываются; впрочем, это естественный результат недостаточного внимания к эстетическому анализу, единственно способному раскрыть национальное своеобразие литературы. «Произведения о жизни Советской Латвии, – утверждается на стр. 205, – также запечатлевают как особенности исторически сложившегося латышского жизненного уклада, так и то новое, что развивается с приходом к власти трудящихся: глубокие изменения в национальном характере, постепенное преодоление пережитков капитализма, социалистическое отношение человека к труду, к окружающим.