Очерк и современность
Владимир Канторович, Заметки писателя о современном очерке, «Советский писатель». М. 1973, 544 стр.
Начиная с 50-х годов резко вырастает роль очерка в развитии советской литературы.
Вполне закономерно, что именно с этого времени все чаще стали появляться работы, посвященные теории и истории жанра: книги, статьи, воспоминания ряда деятелей литературы, монографии о писателях-очеркистах и т. п. Время от времени вспыхивали дискуссии на тему: «что есть очерк…» Теперь это целый, до сих пор, пожалуй, небывалый, поток литературы об очерке. И следует сказать сразу, что среди этого потока «Заметки писателя о современном очерке» В. Канторовича, вышедшие десять лет спустя вторым, дополненным изданием, находятся в ряду наиболее приметных и существенных исследований жанра. Это объясняется, надо полагать, тем, что данное исследование о современном очерке написано, во-первых, писателем-очеркистом, имеющим богатейший опыт; во-вторых, оно создано писателем-социологом, который является одним из самых активных авторов в разработке темы «литература и социология» (см., например, его интереснейшую книгу «Глазами литератора», изданную «Советским писателем» в 1970 году). Наконец, «Заметки» В. Канторовича покоятся на многолетних наблюдениях и размышлениях писателя, который был прямым участником или, во всяком случае, очевидцем многих событий истории отечественной литературы за последние полвека, и он может из памяти своей извлечь факты и явления действительности, ныне почти никому не известные. Книга В. Канторовича сочетает в себе историю, теорию и практику искусства очерка. Вспомнит, например, В. Канторович свою работу в журнале «Наши достижения», выходившем, как известно, по инициативе и под редакцией М. Горького, и скажет, что «взгляды Горького на очерк… эволюционировали. Это знали мы, работники журнала, те же факты подтверждены архивными разработками», а потом довольно подробно расскажет о том, что же произошло в 30-е годы, когда «журнал художественного очерка» организовал дискуссию по вопросам жанра между самими очеркистами – без вмешательства специалистов-теоретиков, критиков, литературоведов (что специально оговаривалось и подчеркивалось). Может быть, об этом не стоило бы и вспоминать, если бы взгляды Горького на очерк в определенный момент не канонизировались и если бы всегда учитывалось движение горьковской мысли.
Показательно, что в книге мы нередко встречаемся с такими фразами: «Да я и сам не могу забыть…», «В этом отступлении я беру слово как публицист…» и т. д., и т. п. Это не стилистический прием, а постоянный принцип, продиктованный стремлением поверить свои утверждения жизнью. Здесь естественны и экскурс в социологию, и рассказ о том, как был написан автором один портретный очерк, и просто лирика, звучащая на многих страницах, особенно в «Послесловии», как: «Книга эта писалась легко еще и потому, что было о чем писать…», «Прочтя эту книгу, читатель – я надеюсь на это! – примет важнейший ее вывод и признает…»
Книга В. Канторовича, что бы ни говорил о себе автор («Я… сознавал, что не вооружен всеми необходимыми литературоведу знаниями»), – добротное, именно литературоведческое исследование об очерковом жанре. Теоретические споры об очерке (данные, кстати, в диалогах, что облегчает их восприятие) подробно изложены в первой главе, во всех последующих главах идет подлинно профессиональный анализ большого количества очерковых произведений разного класса: эссе Д. Гранина или А. Битова, путевого очерка Ю. Смуула или В. Солоухина, портретного, проблемного очерка или очерка нравов Г. Радова, Б. Полевого, А. Аграновского, Л. Иванова.
«Классификацию очерков, — пишет В. Канторович, – я произвел по «жанровым признакам», хотя не перестаю подчеркивать, что жанр – явление историческое, канонического в нем ничего нет». И далее: «В этой книге я пишу о талантливых, умных, правдивых очерках, характерных для каждого из «поджанров»… В книге подвергнуты художественным разборам десятки очерковых произведений; из каждого я пытался извлечь его художественную – образную и публицистическую – суть. Следовательно, все вместе, художественные очерки… воссоздают в какой-то мере картины живой жизни страны в 50-х и 60-х годах и в то же время важные стороны литературного процесса».
Со всем этим нельзя не согласиться, ибо теоретические посылки автора представляют сегодня исключительный интерес, а материал, подобранный для их обоснования, широк, объемен и в высшей степени характерен для изучаемого периода нашей литературной истории.
Думается, что не без влияния работ и В. Канторовича сегодня уже никто не отлучает очерк от художественной литературы; он стал ее полноправным жанром. И хотя ныне очерк многообразен, подвижен, что затрудняет возможность дать чеканную, всеобъемлющую формулировку, определяющую жанр, В. Канторович, опираясь на понятие жанра вообще, скажет:
«В этой книге читатель еще не раз встретит полемику с некоторыми теоретиками журналистики, отказывающимися признать неразрывную связь очерка с художественной литературой, а также – с теми литературными критиками, приверженцами нормативного мышления, которые отстаивают навсегда очерченные границы, будто бы отделяющие рассказ от очерка. Но самая подвижность границ не отрицает их существования. Они меняются, но в каждый момент существуют. И автор отнюдь не намерен пренебрегать особенностями очерка».
Эти положения выдержаны от начала книги и до ее конца; они во многом помогли автору дать подлинную историю жанра на протяжении едва ли не четверти века. Здесь и животрепещущие проблемы, которые поднимают очеркисты, и выражение своего символа веры. «Заметки писателя» В. Канторовича активны в отстаивании определенных позиций, заинтересованно полемичны, взволнованны.
В книге создано несколько запоминающихся творческих портретов писателей-очеркистов: Б. Агапова, Д. Гранина, А. Аграновского, Д. Данина и др.
Б. Агапов, например, предстает в нескольких измерениях – юношей, сочиняющим стихи и конструктивистские манифесты, зрелым человеком, которого исследователь хорошо знает (оказывается, что печать педантизма и рационализма в первых произведениях Агапова – «в натуре автора»), и в последнем своем качестве «великолепного стилиста», создателя художественных «копий жизни», автора очерка «Взбирается разум», этого «оригинального симбиоза биографии поколения, к которому принадлежит Агапов, очерка нравов, экскурса в предысторию научно-технической революции». А в результате возникает образ писателя, незаурядного мастера.
Иначе строится главка, целиком посвященная А. Аграновскому. Здесь все основывается на идейно-художественном анализе очерков, имеющих большое общественное звучание. Исследователь словно становится рядом с автором и показывает, как «работают» его произведения, как «докапывается» писатель до «сути дела», «до нравственной основы каждого поступка». А вывод все тот же: «И разговор обо всем этом ведет публицист, документалист, но прежде всего – художник!»
На основе анализа одного из очерков А. Аграновского В. Канторович опровергает антисоциологическую теорию А. Уледова, который, «руководствуясь умозрительными соображениями, утверждает, что в социалистическом обществе, где обобществлены все средства производства, складывается всегда и по каждому вопросу единое общественное мнение». Но эти, казалось бы, частные замечания a propos опираются у В. Канторовича на более общие положения, которые по существу определяют пафос всей книги: «Много вреда принесли и литературе, и журналистике, а значит, и всему нашему обществу очерки-оды… Конечно, я имею в виду не взволнованные очерки об отличных людях… писать о них хочется постоянно. Я говорю о порочной установке, что очерк – это «литература, прославляющая наши достижения» – и только! Очеркисту как бы предложили не замечать и не анализировать существующие в нашем обществе – хотя бы и не антагонистические – противоречия». «Сегодняшняя деревня, – продолжает свою мысль В. Канторович, – живет несравнимо лучше, чем двадцать, десять и даже пять лет тому назад, но рисовать благостные картинки, игнорировать новые проблемы, ожидающие своего решения, – такая же вредная бессмыслица!» Естественно, что в такой книге исследователь не обошел и проблему документализма. В. Канторович прежде всего выступает против попыток глашатаев «документализма» приписать факту и документу способность превращаться в эстетическую категорию, в художественный образ «без посредников», то есть писателей и художников. В специальной главе «Документальные жанры и очерк» широко представлены разные точки зрения писателей и критиков, высказывавшихся на эту актуальную тему, дан подробный анализ ряда документальных произведений – «Бездны» Л. Гинзбурга, «Тетрадей из полевой сумки» В Ковалевского и др. Обоснованно прозвучал вывод исследователя: «Именно потому, что Л. Гинзбург работал как документалист-художник, допытываясь, как могло произойти то, чему мы были свидетелями и жертвами, его «Бездна» стала в ряд со многими другими аналитическими произведениями искусства о фашизме». Иначе говоря, автор убежден, что так называемый «голый факт», прежде чем стать художественно значащим фактом, должен быть кем-то увиден, отобран и понят. Что же касается проникновения документализма в структуру многих современных романов, повестей, рассказов, то это явление неоспоримое. Все дело в том, как к нему относиться. Но совершенно понятно, если следовать за В. Канторовичем, что крайние взгляды, связанные с гальванизацией лефовских идей, не помогут в нем разобраться.
В рецензии трудно исчерпать содержание объемной книги; мы, например, не коснулись интересного раздела, посвященного зарубежному очерку, редкого в такого рода исследованиях, но и по тому, что успели сказать, видно: книга В. Канторовича по теории и истории современного очерка – заметный вклад в наше литературоведение.
г. Новосибирск