№7, 1975/Обзоры и рецензии

Облик эпохи

Б. А. Гиленсон, Американская литература 30-х годов XX века. «Высшая школа», М. 1974, 263 стр.

 

В истории каждой страны бывают периоды, когда подспудные течения жизни вырываются на поверхность и скрытые противоречия приобретают небывалую резкость. Для Америки таким периодом были 30-е годы XX века. Отмеченные кризисом, забастовками, стачками, они недаром получили название «грозового десятилетия». Цепь социальных потрясений вывела страну из мнимого равновесия, в котором она находилась. «Процветающая» Америка стала ареной ожесточенных классовых битв. В их ходе росло и крепло революционное сознание народных масс, естественной опорой которого становилось марксистское учение. Его широкая популярность (стимулировавшаяся успехами социалистического строительства в СССР) и поныне вызывает замешательство некоторых буржуазных, историков и критиков, вынужденных искать объяснение этому «идеологическому парадоксу».

Трудно найти период, о котором высказывались бы столь противоречивые, взаимоисключающие суждения, как о 30-х годах. В них видят и «высочайший взлет национального духа», и «отклонение от законов естественного развития страны». И все же со временем становится все более очевидным, что «грозовое десятилетие» заняло видное место в историко-литературном развитии Америки. Полемизируя с консервативной буржуазной критикой, советские исследователи (И. Анисимов, А. Беляев, Я. Засурский, М. Мендельсон, А. Старцев и др.) уже обращались к отдельным фигурам и явлениям этой эпохи. В полемическом ключе написана и книга Б. Гиленсона, сравнительно небольшая по объему, но насыщенная весьма богатым материалом, связанным единой концепцией. Это, в сущности, первое советское исследование, в котором представлена панорама десятилетия с точки зрения главной историко-теоретической проблемы – воздействия социалистических идей на литературный процесс. Притом автор охватывает не только деятельность важнейших литературных, художественных и театральных объединений, творчество ведущих прозаиков и публицистов, критиков и драматургов; он вводит и новый, почти неизученный материал, например, в таких главах и разделах книги, которые посвящены становлению передовой критики, отражению советской темы в американской публицистике 30-х годов, наследию писателей-интербригадовцев, развитию пролетарского романа.

В составе портретной галереи писателей, воссоздаваемой автором, различаются как знакомые, так и полу- или совсем незнакомые лица. Пути популярных художников переплетаются с путями значительно менее известных: Майка Куина, Мери Хитон Ворс, Джозефины Хербст, Роберта Кэнтуэлла, Эдвина Ролфа, Майры Пейдж и т. д. Литературные шедевры анализируются в близком соседстве с такими почти неизученными произведениями, как «Люди дна» Эдуарда Дальберга или «Зовите это сном» Генри Рота.

С особым вниманием исследуются те стороны литературного процесса, в которых наиболее полно раскрываются сдвиги, происшедшие в художественном сознании эпохи. Автор стремится проследить диалектику рождения новых художественных форм и тенденций в переломный момент истории.

Такое направление исследовательских поисков дает возможность Б. Гиленсону воспроизвести литературную жизнь 30-х годов одновременно – в динамике ее становления и в перспективе исторического развития. В поле зрения автора оказываются столь, казалось бы, различные литературные явления, как трансформация жанров, поиски нового героя, тенденции развития критики, расширение тематического диапазона, «срастание» публицистики с художественной прозой и т. д.

В книге Б. Гиленсона получает конкретизацию важная мысль критика-марксиста Д. -Г. Лоусона, писавшего: «Влияние Ленина пронизывает искусство и жизнь 30-х годов сложным, еще не до конца изученным образом. Наверно, его главная заслуга состояла в том, что он вернул нам чувство нашей истории…» И исследователь показывает, что идеями социализма был пропитан воздух эпохи и приобщение к ним, для очень разных художников, было естественным и необходимым. Они не навязывались истории «извне», а были естественным выражением ее внутренних потребностей. Именно так и воспринимали их лучшие художники эпохи. Для Драйзера, Мальца, Лоусона, Одетса истины марксизма были не отвлеченными теоретическими постулатами, а голосом самой жизни, оружием «самозащиты» человека в его борьбе за свои жизненные права. На таком восприятии марксизма основаны крупнейшие достижения американского реализма 30-х годов, что логикой конкретного анализа и доказывает Б. Гиленсон.

«Чувство истории» – это важнейшая черта прогрессивного искусства 30-х годов, оно включило в себя в качестве необходимого компонента и особое лирико-психологическое начало. Его присутствие исследователь обнаруживает в крупнейших произведениях эпохи – романах Хемингуэя, Стейнбека, Вулфа и др. Тем самым открывается выход к одной из важнейших проблем американского и мирового искусства XX века – проблеме нового «коллективистского» сознания. Отводя ей большое место, Б. Гиленсон правомерно видит в ней точку скрещения путей настоящего и прошлого. Это, как показано в монографии на примере творчества Стейнбека и У. Фрэнка, Фицджеральда и Колдуэлла, Вулфа и Андерсона, а также Хемингуэя в пору его пребывания в Испании, связано прежде всего с отчетливо формирующейся в эти годы новой концепцией героя, включенного в широкий исторический поток, судьба которого соотносится с судьбой народной.

Автор связывает новую концепцию личности с гуманистической традицией американской литературы XIX века, проясняя и те качественные сдвиги, которые произошли в ней под воздействием истории,  том числе и рождение новых форм искусства, уже во многом близких социалистическому реализму.

К числу авторских удач следует отнести развернутую и вдумчивую характеристику одного из интереснейших явлений того времени, которое он именует «взрывом документализма». У Б. Гиленсона эта метафорическая формула приобретает особый смысл: здесь имеется в виду не только количественный рост очерковых произведений, в изобилии рождаемых эпохой, но и «документализация» художественной прозы, в ткань которой проникают элементы публицистики. Тенденция эта, общая для столь различных художников, как Синклер Льюис, Эптон Синклер, Теодор Драйзер, Джон Дос Пассос; Джон Стейнбек, Эрскин Колдуэлл, предстает в новом, отчасти неожиданном свете. «Публицистико-документальные вкрапления» становятся важнейшим конструктивным фактором жанрового преобразования литературы, под воздействием которого происходит интенсивный процесс «диффузии жанров». Плодотворность таких наблюдений видна невооруженным глазом.

Тем самым по существу подготавливается и решение основной проблемы книги – проблемы места «красных тридцатых» в историко-литературном процессе США.

Характеризуя круг воздействия социалистических идей на литературу 30-х годов, автор правомерно включает в эту сферу не только писателей открыто революционной, пролетарской ориентации (Драйзер, Голд, Лоусон и др.), но и тех художников, которые, будучи в целом далеки от коммунизма, тем не менее повернули в эти годы «влево», сблизившись с рабочим, общедемократическим и антифашистским движением. Однако процесс их приобщения к передовым идеям современности был сложным, и это требовало более полного и глубокого раскрытия. В сознании некоторых мастеров искусств революционные идеалы и теории нередко принимали форму морально-философских альтернатив («политическое» и «человеческое», «гуманность» и «насилие»). И эти нравственные коллизии дают ключ к пониманию нравственно-психологической проблематики эпохи. Думается, что внимание к этой стороне дела, которой автор касается слишком бегло, помогло бы ему избежать некоторых недочетов и пробелов. Так, в частности, он получил бы возможность представить более выразительно философско-романтическую линию литературы 30-х годов, лишь намеченную в его работе, охарактеризовать более подробно творчество такого писателя, как Торнтон Уайлдер (он оценивается лишь как «пессимист» и «модернист», а это вряд ли правильно), и Хемингуэя, о чьем глубоко трагическом романе «По ком звонит колокол» говорится в несколько «безмятежной» тональности.

Слишком бегло сказано о поэзии (стр. 17 – 22), заслуживающей рассмотрения в специальной главе. Интересная тема соотношения литературы с другими видами прогрессивного искусства 30-х годов фактически лишь заявлена. Глава «Второе рождение «красных тридцатых» перегружена фактическим материалом (множество имен и названий произведений, которые даются «списками»), а введение, важное для уяснения концепции работы, включающее передовую литературу «грозового десятилетия» в социалистическую традицию, явно заслуживает расширения и углубления.

Конечно, от книги, дающей столь широкую панораму, вряд ли можно требовать исчерпывающей полноты анализа. И все же «недосказанность» некоторых положений иногда лишает общую картину необходимой перспективы. Подобная «недоговоренность» более всего свойственна разделам, посвященным мастерам американского критического реализма (Стейнбек, Хемингуэй).

В целом, однако, эта серьезная книга располагает не столько к полемике с нею, сколько к развитию и углублению ее основных положений, тем более что опорные точки для дальнейшего исследования одного из интереснейших периодов американской литературной истории расставлены.

г. Ленинград

Цитировать

Ромм, А. Облик эпохи / А. Ромм // Вопросы литературы. - 1975 - №7. - C. 276-279
Копировать