Об эпиграфе в стихотворении Лермонтова «Смерть поэта»

1

«Вступление к этому сочинению дерзко, а конец – бесстыдное вольнодумство, более чем преступное», – писал Бенкендорф в докладной записке Николаю I о стихотворении Лермонтова «Смерть поэта» ¹.

Вот это «дерзкое» вступление:

Отмщенье, государь, отмщенье!

Паду к ногам твоим:

Будь справедлив и накажи убийцу,

Чтоб казнь его в позднейшие века

Твой правый суд потомству возвестила,

Чтоб видели злодеи в ней пример².

Строки, которые Бенкендорф назвал «вступлением», более столетия (с 1863 года) принятоназывать «эпиграфом». Попутно отметим, что в копии, приложенной к «Делу онепозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии Гусарского полкаЛермонтовым…», они расположены именно как строки стихотворения, а не как эпиграф.

Принято также считать, что отроки эти властями никогда поэту не инкриминировались,что возмущение вызвал лишь финал, направленный против придворных, окружавшихтрон. Однако внимательное рассмотрение фактов, связанных с кругом данных вопросов,убеждает, что дело обстояло не совсем так.

Как уже видно из приведенных выше слов шефа жандармов, Лермонтовуинкриминировался не только «конец», но и «вступление». А из высказываний весьмаавторитетных современников, причем людей противоположных взглядов, явствует, какоебольшое значение придавалось именно началу, строкам, которые принято называтьэпиграфом.

Приведем в доказательство слова Герцена и его идейного врага поэтессы графини Ростопчиной.

Вот что говорит Герцен в своем исследовании «О развитии революционных идей вРоссии».

Лермонтов «написал стихотворение полное энергии, в котором, придавая поруганиюподлые интриги, веденные министрами, литераторами и журналистами-шпионами,воскликнул в порыве юношеского негодования: «отмщенье, государь, отмщенье!» Поэтпоплатился за эту неосторожность ссылкой на Кавказ» ³.

А вот что вспоминала Е. Ростопчина в письме к Александру Дюма, написанномпо-французски: «Лермонтов, возмущенный, как вся русская молодежь, против той дурнойчасти нашего общества, которая восстанавливала двух противников друг против друга,Лермонтов написал стихотворение, по моему мнению, посредственное, но горячее, вкотором он обращался к самому императору с просьбой об отмщеньи. При всеобщемчрезмерном возбуждении умов этот поступок, такой естественный в молодом человеке,получил иное истолкование. Новый поэт, выступивший в защиту умершего поэта, быларестован, посажен на гауптвахту и потом отправлен в полк на Кавказ» ⁴.

В обоих случаях акцент на вступлении.

Как был перетолкован «поступок» молодого человека, поэта, осмелившегося диктоватьсвою волю царю, мы уже видели из докладной записки Бенкендорфа. Совершенноестественно, что он был воспринят как дерзость. В финальных строках заключалосьосуждение тех, кто стоял у трона, шла речь о «жадной толпе» царедворцев, вовступительных был задет сам трон. О троне, иными словами, о самодержце долгое времянельзя было заикнуться в печати. Характерен следующий пример. Вот как выгляделоцитированное выше место из письма Ростопчиной к Дюма в первом русском переводе,сделанном в 1861 году: Лермонтов «написал несколько стихов посредственных, ногорячих… Вскоре новый поэт, вступившийся за умершего поэта, уехал в полк на Кавказ» ⁵, и только. Все, что касалось обращения к царю, выпущено.

Откуда же возникло мнение, что Лермонтову инкриминировались лишь последние заключительные строки?

Источником такого заблуждения явилось принятое буквально показание С. Раевского – «Объяснение губернского секретаря Раевского… о происхождении стихов на смертьПушкина». А между тем нельзя забывать, что перед нами «объяснение», написанноеюристом с целью смягчить наказание другу – автору стихов.

Что это так, известно со слов самого Раевского, который сделал попытку передать свойчерновик Лермонтову, а его камердинеру писал: «Передай тихонько эту записку и бумагиМишелю. Я подал эту записку Министру. Надобно чтобы он отвечал согласно с нею итогда дело кончится ничем. А если он станет говорить иначе, то может быть хуже… Ипотом непременно сжечь ее» ⁶.

В чем же отклонился Раевский от истины, как изменил факты, чтобы смягчить Лермонтову приговор?

Он умолчал о вступлении, все внимание сосредоточив на концовке. Юрист понимал, чтоэто скользкое место, которого лучше не касаться. Что его легко перетолковать, понималаи Ростопчина. «Неосторожностью» назвал его Герцен. Если в последних строчках быловольнодумство, то в начальных можно было усмотреть при желании самое страшноепреступление – дерзость по отношению к «его величеству». Надо было переключитьвнимание судей на более невинное. Умный адвокат так и сделал. Нарисовал яркую сценусоздания заключительных строк, которая потом вошла в «воспоминания» современников,при ней не присутствовавших, писавших с чужих слов, к тому же много лет спустя, азатем и в биографию поэта. «Вступление» же вовсе исчезло из поля зрения»вспоминающих» ⁷.

В своем «объяснении» Раевский наметил антитезу – добрый царь и злые придворные:»…Государь император осыпал семейство Пушкина милостями, след[овательно] дорожилим… стало быть, можно было бранить врагов Пушкина…» ⁸.

Эту антитезу, только намеченную Раевским, развил в своем показании Лермонтов. Хотяон и не получил черновика Раевского (пакет был перехвачен), но давал показаниясоответственно тому, что писал защитник. Друзья одинаково расценивали ситуацию. Неисключена возможность, что Раевский все же нашел способ дать совет другу.

Под угрозой солдатской лямки Лермонтов писал (и кто решится упрекнуть его в лести ):»…После двух дней беспокойного ожидания пришло печальное известие, что Пушкинумер, и вместе с этим известием пришло другое – утешительное для сердца русского:государь император… подал великодушно руку помощи несчастной жене и малымсиротам его. Чудная противоположность его поступка с мнением (как меня уверяли)высшего круга общества увеличила первого в моем воображении и очернила еще болеенесправедливость последнего. Я был твердо уверен, что сановники государственныеразделяли благородные и милостивые чувства императора, Богом данного защитника всемугнетенным; но, тем не менее, я слышал, что некоторые… не переставали омрачать памятьубитого…» ⁹.

Вывод хоть и не был сделан, напрашивался сам собой. Этот вывод сделал биографЛермонтова П. Висковатый. Он развил заложенную в показаниях мысль, что поэт лишьвыразил желание самого царя. Он также стремился перетолковать эпиграф. Но цель была – иная.

В статье о стихах на смерть Пушкина, написанной на основе судебного дела, П.Висковатый писал: «Умы немного утихли, когда разнесся слух, что государь желаетстрогого расследования дела и наказания виновных. Тогда-то эпиграфом к стихам своимЛермонтов поставил:

Отмщенье, государь, отмщенье!

Паду к ногам твоим:

Будь справедлив и накажи убийцу,

Чтоб казнь его в позднейшие века

Твой правый суд потомству возвестила,

Чтоб видели элодеи в ней пример.

(Из трагедии)».

Подпись «(Из трагедии)» давала возможность вступительные строки воспринять какэпиграф. Эпиграф этот был теперь легализован, узаконен для печатания в собранияхсочинений поэта, как прибавленный Лермонтовым для выражения воли царя, иВисковатый возражал издателям, которые, не печатали эпиграф при стихотворении.»Слова эти, очевидно, сочинены самим Лермонтовым, и потому совершеннонеосновательно выброшены издателями из собрания его сочинений, – бросал он в сторонуС. Дудышкина и П. Ефремова. – В экземпляре стихов, приложенном к судному делу надЛермонтовым, они находятся, и в своем показании поэт признает все своимпроизведением» ## Пав. Висковатый, Лермонтов на смерть А. С. Пушкина. По подлиннымдокументам, «Вестник Европы», 1887, кн.

1. »М. Ю. Лермоптов в воспоминаниях современников», «Художественная

   литература», М. 1964, стр. 399. [↩]

2. Пользуемся текстом, принятым в изданиях сочинении Лермонтова с 1889 по 1953 год. В копиях (автограф не сохранился) имеются некоторые разночтения. В 1954 году изменено чтение первой строки (М. Ю. Лермонтов, Сочинения, в 6-ти томах, т. II, Изд. АН СССР, М.-Л. 1954, стр. 329). Мы не имеем возможности принять это новое чтение ввиду того, что в текстологическом комментарии оно не мотивировано и источник текста не указан. [↩]
3. А. Герцен, Историческое развитие рев[олюционных] идей в России.Издание первое в переводе. Посвящается студентам Московского университета.Нелегальное литографированное издание, М. 1861, стр. 69. [↩]
4. Alexandre Dumas, Le Caucase, Journal de voyage et romens, 1850, avril,N 19, p. 147.[↩]
5. »Кавказ. Путешествие Александра Дюма». Перевод с французского П. Робаровского, Тифлис, 1861, вып. 2, стр. 456; ср. второй перевод В. К. Шульца в «Русской старине», 1882, сентябрь, стр. 616.  [↩]
6. П. Е. Щеголев, Книга о Лермонтове, вып. 1, «Прибой», Л. 1929, стр. 261-262. [↩]
7. В. П. Бурнашев, Михаил Юрьевич Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников, «Русский архив», 1872; А. Н. Муравьев, Знакомство с русскими писателями, Киев, 1871. [↩]
8. П. Е. Щеголев, Книга о Лермонтове, стр. 264. [↩]
9. П. Е. Щеголев, Книга о Лермонтове, стр. 266.[↩]