О стихотворении Мандельштама «Сестры – тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…»

Сестры- тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.

Медуницы и осы тяжелую розу сосут.

Человек умирает. Песок остывает согретый,

И вчерашнее солнце на черных носилках несут.

Ах, тяжелые соты и нежные сети!

Легче камень поднять, чем имя твое повторить.

У меня остается одна забота на свете:

Золотая забота, как времени бремя избыть.

Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.

Время вспахано плугом, и роза землею была.

В медленном водовороте тяжелые нежные розы,

Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела.

(1920)¹

Стихотворение Мандельштама чудесно, поистине прекрасно. Оно завораживает, как всякое подлинное искусство. Воздействие этих стихов подобно музыке- никакие объяснения вроде бы не требуются, словесное чудо происходит на наших глазах, точнее, вырастает из самой речи, как цветок из земли, столь же естественно, непреложно и красиво. С.Аверинцев назвал его в числе самых своих любимых у Мандельштама- «хотя стихотворение это представляется мне иногда неровным, но траурный марш в 3-й и 4-й строках первого катрена- как же без него?»²

И в то же время это стихи загадочные, и они провоцируют читателя- понуждают его найти ответ на вопрос: чье имя труднее произнести, чем поднять камень? Этот ушедший из жизни «человек», характеризуемый не больше не меньше как «вчерашнее солнце», должен быть очень близок поэту, необычайно близок- это, во всяком случае, несомненно. Потеря невосполнима- остается лишь избывать время и нести сквозь него память, как золотую драгоценность. В повторяющихся «з» переданы не только однообразие и томительность образовавшейся пустоты (автор благодарит И.Вербловскую за наблюдение, которым она с ним поделилась), но и однотонное гудение, «зудение» насекомых.

Известно, что А.Ахматова склонна была отождествить «вчерашнее солнце» с Пушкиным, чье дорогое имя Мандельштам избегал произносить всуе, «таил» как подлинную святыню: «К Пушкину у Мандельштама было какое-то небывалое, почти грозное отношение- в нем мне чудится какой-то венец сверхчеловеческого целомудрия. Всякий пушкинизм был ему противен. О том, что «Вчерашнее солнце на черных носилках несут»- Пушкин- ни я, ни даже Надя не знали…»³ Очевидно, основанием для такого понимания мандельштамовского образа послужили для Ахматовой в первую очередь знаменитые слова, которыми В.Одоевский откликнулся на смерть Пушкина в написанном им некрологе: «Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался…» Н.Мандельштам не могла не вспомнить в связи со строкой о вчерашнем солнце о не дошедшей до нас в полном виде статье Мандельштама «Скрябин и христианство» (написанной, вероятно, в конце 1916-го или начале 1917 года), где о похоронах Пушкина сказано так: «Пушкина хоронили ночью. Хоронили тайно. Мраморный Исакий- великолепный саркофаг- так и не дождался солнечного тела поэта. Ночью положили солнце в гроб, и в январскую стужу проскрипели полозья саней, увозивших для отпеванья прах поэта. Я вспомнил картину пушкинских похорон, чтобы вызвать в вашей памяти образ ночного Солнца…»##Мандельштам О.Э. Указ.

1. Цит. по: Мандельштам О. Э. Полн. собр. соч. и писем в 3 тт. М.: Прогресс-Плеяда, 2009-2011. Т. 1. Стихотворения.[↩]
2. Ответы С.С.Аверинцева на анкету журнала «Вестник Русского христианского движения»// Аверинцев и Мандельштам. Статьи и материалы. Записки Мандельштамовского общества. Вып. 17. М.: РРГУ, 2011. С.26.[↩]
3. Ахматова А.А. Листки из дневника// Ахматова А.А. Requiem. М.: МПИ, 1989. С.133.[↩]