О шуточном всерьез

Плод… сердца горестных замет

Явление Александра Иванова в культурной жизни страны 60- 90-х годов было заметным, впечатляющим и… противоестественным в социально-историческом контексте. Действительно, властями и компетентными – в вопросах идеологии – организациями был легализован и исправно популяризировался в печати и на телеэкране живой, талантливый, ершистый поэт-пародист, порой откровенно демонстрировавший «нездоровый» скептицизм, затрагивавший даже литературных бонз.

Хотя мои симпатии в жанре поэтической пародии всецело принадлежат пародии стилевой (то есть творчеству Д. Минаева, К. Пруткова, А. Измайлова, А. Архангельского, авторов книг «Парнас дыбом» и «Липовые аллеи», Ю. Левитанского, В. Бахнова, Л. Филатова, В. Рубановича…), представляется несомненной уникальность дарования А. Иванова в жанре пародии эпиграмматической, то есть пародии на отдельные строки, вырванные из поэтического произведения. Здесь А. Иванов был правофланговым не только по росту, он был первым с огромным отрывом от остальных «пародитирующих» авторов.

Почему-то блюстители идеологического – в чем-то пуританского – курса страны высочайше дозволили пышно расцвести разухабистому, безоглядному и часто, как язвительная эпиграмма, несправедливому жанру пародии эпиграмматической. Наверное, очень хотелось в глазах пристрастных наблюдателей всего мира создать иллюзию общества, открытого для гласных и нелицеприятных литературных борений. Подобная конфронтация могла бы увлечь мятущуюся часть интеллигенции. А обычная в эпиграмматической пародии словесная распущенность, приравненная к свободе слова, должна была образумить отечественных и зарубежных страдальцев-правозащитников. Таким образом «вредоносный антипартийный и антисоциалистический» пар преобразовывался в эпиграмматический свист, в склочный трамвайно- коммунальный междусобойчик.

Есть и другое соображение. Рядовые граждане обретались в беспросветном континууме продуктово-промтоварных дефицитов, элиминировать которые было невозможно при утвердившейся системе хозяйствования. Духовных, культурных дефицитов тоже было много. Один из них – дефицит смеха, веселья – руководы, по-видимому, решили устранить, естественно, при неусыпном контроле за получаемым «продуктом». Чего не сделаешь во имя и на благо соотечественника?

В жертву приносилась советская поэзия текущих лет. На понятном русском языке под ликующий «общий смех в зале» поэтов всенародно клеймили и уличали в безграмотности, эпигонстве, непрофессионализме, зазнайстве, отрыве от действительности, снобизме, пройдошливости, корысти, слабоумии, патологической сексуальности, пьянстве и т. п. Претворились в жизнь мудрые, как всегда – исторические, предначертания компетентных органов по дискредитации «питомцев музы вдохновенных».

Итак, открылась охота на поэтов. В образовавшуюся разбойно-литературную нишу, самовыражаясь и самоутверждаясь, ринулись полчища версифицирующих коммунистов и беспартийных. Коммунисты – вперед! Им, руководящей и послушно руководимой части общества, предоставлялись сословные привилегии в публикации, в издании, в соответствующей должностной иерархии. Пятый пункт анкеты тоже кое-что значил. Это нормально для черно- красных лет России.

В унылые застойные годы только в Москве книгами эпиграмматических пародий пытались развеять сумрак действительности и вырвать улыбку радости у самого читающего народа: А. Пьянов, П. Хмара, А. Бобров, М. Владимов, М. Раскатов, Е. Новичихин, Вяч. Орлов, В. Завадский, Б. Брайнин, М. Глазков, А. Иванов… Подобные образцы изящной словесности публиковались и в других городах Союза ССР – Свердловске, Волгограде, Ставрополе, Туле, Ростове-на- Дону, Ленинграде, Фрунзе, Саратове, Воронеже, Владивостоке, Иркутске, Горьком, Чебоксарах, Днепропетровске… Пандемия охватила страну, и провинция давала путевки в большую творческую жизнь своим санитарам литературных рощиц и подлесков.

В обозреваемый период ряду авторов удалось не единожды издать сборники, нашпигованные улыбчато-заискивающими глупостями. Заметим, Ю. Левитанский и В. Бахнов в годы застоя издали лишь по одной книжечке литпародий.

В развитие этого стихийного – но запланированного – ажиотажа появились сборники, в которых авторы – ни разу! – не попытались продемонстрировать читающей публике поэтическую индивидуальность пародируемого поэта, то есть в каком-то смысле появились сборники пародий без пародий.

А сколько эпиграмматических пародий опубликовано в периодике! Имя им – легион легионов.

Маяком, путеводной звездой, творческим ориентиром эпиграмматиков были сочинения А. Иванова. Вскоре выяснилось, что нести вздор и кропать дразнилки на уровне не самых лучших достижений мэтра могут многие ивановские эпигоны. При каждом литобъединении, при некоторых жэковских стенгазетах кучковались рифмующие остроумцы в роли остервенелых блюстителей русского языка и моральных норм. Жить стало лучше, в смысле – жить стало кому-то веселее.

Тревожные суждения по поводу санкционированного глотка пародийной свободы справедливо высказывали А. Раскин, Ст. Рассадин, Вл. Новиков, Б. Сарнов и другие, сведущие в проблеме, литераторы. Благочестивые мысли излагались и в дискуссиях в журнале «Вопросы литературы» (1973-1975) и в «Литературной России» (1982). Отважусь напомнить и о своей публикации «Инфляция жанра» в журнале «Литературное обозрение» (1988, N 12). Усилия по обузданию пародийного урагана оказались тщетны.

Сами поэты, объекты пародирования, на случившееся бедствие реагировали по-разному. Одни кисло улыбались или отрешенно не замечали гомерического ржания, а иные труженики гусиного пера, эксгибиционистски тоскующие по читательскому любопытству, порой облепляли пародиста, как детишки шарманщика, и наперебой канючили: «Дяденька, и меня оскорби! Ублажи душу!» Еще бы, пародия – могучее паблисити.

Деграданс крепчал, эволюционизируя.

Очень широким спектром мнений характеризовалось отношение редакторов издательств и отделов сатиры и юмора печатных СМИ к пародийной напасти: от решительного неприятия любых пародий до раболепного подчинения императиву дня. Именно инерцией отрицания жанра можно объяснить отсутствие в нынешней периодике публикаций одаренных пародистов Виктора Рубановича, Павла Сурова, Евгения Лесина.

Трудно оценить итоговый результат воздействия на общество пронесшегося долговременного пародийного цунами, ибо не только «нам не дано предугадать…», но и осмысление событий и явлений постфактум, увы, всегда тенденциозно, пристрастно. Однако утверждаю: лучшие сочинения А. Иванова и сейчас интересны. И ему я отвожу особое, выдающееся место среди коллег-эпиграмматиков.

Именно в этом кругу А. Иванов был самым-самым: смелым, великолепно версифицирующим, неуемным выдумщиком пародоксальных и смешных сюжетных ходов и реприз, широко эрудированным, творчески плодовитым, прекрасным знатоком писательской кухни, влюбленным, втрескавшимся в жанр пародии.

У него было больше чем чувство юмора – у него было редчайшее чувство сатиры, что определилось твердой гражданской позицией, причастностью к идеалам шестидесятников. Некоторые его отнюдь не писательские качества и характеристики оказались удачным подспорьем в творчестве: артистичность, национальность (русский), аккуратность.