О немецком романе XX века
Н. С. Лейтес, Немецкий роман 1918 – 1945 годов (Эволюция жанра). Учебное пособие по спецкурсу, Пермь, 1975, 324 стр.
Мы не всегда достаточно отчетливо помним о том, что советское литературоведение создается не только в Москве, не только в Ленинграде. В ряде городов нашей страны ведется серьезная научная работа, время от времени выходят книги, которые – даже если они снабжены скромным подзаголовком «Учебное пособие по спецкурсу», – по сути дела, носят исследовательский характер.
Именно такова вышедшая в Перми книга Н. Лейтес «Немецкий роман 1918 – 1945 годов (Эволюция жанра)». По своей проблематике она стоит в ряду книг о французском, американском, английском, испанском, латиноамериканском романе XX века, которые появились за последние годы в столичных издательствах. Богатство конкретного материала сочетается в ней с самостоятельной постановкой вопроса о своеобразии и закономерностях развития немецкого романа в годы от конца первой до конца второй мировой войны.
В истории страны это был период драматических потрясений и катастроф. В истории романа это был период необычайно плодотворный. Крушение вильгельмовской империи и классовые бои в Веймарской республике, восхождение фашизма и его крах, поражение Германии в двух мировых войнах – все это обостряло социальное, историческое зрение многих и разных прозаиков.
В XIX веке немецкий роман, по сути дела, не приобрел мирового значения, развивался заторможено и в национально замкнутых пределах. Выйдя на международную арену еще в начале нового века, благодаря «Будденброкам», потом «Верноподданному», – он во второй четверти нашего столетия обогатил мировую литературу выдающимися произведениями. Общий знаменатель тут не только антиимпериалистический, антифашистский пафос, но и проблемность, аналитичность. И вместе с тем – интенсивность художественных поисков.
В заголовке книги Н. Лейтес слова «немецкий роман» не сопровождаются уточняющим определением типа «прогрессивный» или «реалистический». В рассматриваемые ею десятилетия в немецкой литературе происходила все более отчетливая поляризация сил. Все писатели, заслуживающие называться писателями, более или менее осознанно противостояли литераторам империалистической, профашистской ориентации: противоборство двух культур внутри одной национальной культуры сказывалось тут с большой резкостью. В книге Н. Лейтес говорится о художниках-реалистах, но также и о тех мастерах романа, которые находились как бы на пограничной полосе между реализмом и модернизмом (и не только немецких, но и австрийских – Р. Музиле, Г. Брохе), говорится о писателях реализма критического и социалистического. Исследовательница меньше всего расположена стирать идейные и творческие грани. Но она справедливо отмечает и черты общности не только в идейно-тематическом, но и в конкретно-художественном плане там, где они на самом деле были. И, скажем, ранний роман Иоганнеса Р. Бехера «Люизит» в итоге сопоставительного анализа обнаруживает признаки видовой общности с теми заслуженно прославленными произведениями, где современность осмыслялась как период острого кризиса, распада старых ценностей и рождения нового: с «9 ноября» Б. Келлермана, с «Волшебной горой» Томаса Манна. «Люизит» – вещь художественно неровная, во многом схематичная. Но понятно, что у Бехера тема «рождения нового» выражена с гораздо большей исторической конкретностью, чем у его старших собратьев.
Роман по жанровой сути – своего рода Протей. Оборотная сторона его жизнеспособности – постоянная изменчивость. Очень, очень трудно не только классифицировать роман, но и найти исходный принцип для такой классификации. Н. Лей-тес отвергает абстрактно-вневременные формулы, имеющие хождение в буржуазной науке, – «роман пространства» или «роман действия». Она убеждена, что в XX веке искусство романа успешно развивается в очень различных формах и что для него «стремление к центробежной, или экстенсивной конструкции не менее характерно, чем тяга к центростремительному интенсивному построению». Но она не ограничивается констатацией возрастающего многообразия. Н. Лейтес строит типологию не романа «вообще», а романа именно немецкого и именно за тот исторический период, который рассматривается в книге. Предлагаемые ею типологические рубрики никак не претендуют на универсальность, но применительно к данному материалу, во всяком случае, заслуживают внимания.
Интересны прежде всего соображения автора о различии этапов развития немецкого романа. После 1918 года в художественную прозу вторгаются темы мировой войны и революции, современность осознается как смерть старого и рождение нового мира, в романе сказывается тяга к глобальному мышлению, писатели задумываются над судьбами человечества в целом; и лишь к концу 20-х годов в романе – будь то первые книги Вилли Бределя или «Берлин, Александерплац» Дёблина – встают конкретные картины немецкой современности. В период между 1933 – 1945 годами возникают новые тенденции жанрового развития. Трагический опыт Германии сопоставляется с опытом других народов. С новой глубиной исследуется социальная психология личности, позиция личности в условиях исторического испытания. Усиливается конфликтность, драматизм в построении романического сюжета – будь то конфликтность событийная, прямо отражающая столкновение политических сил, или коллизии, основанные на противоборстве идей.
В западных работах, посвященных немецкой литературе этого периода, мы часто находим термин «литература изгнания» – «Exilliteratur», под которым подразумевается все, что было создано писателями, эмигрировавшими из Германии, безотносительно к содержанию, к идейной значимости отдельных книг, В последнее время к «литературе изгнания» иногда подключаются или с нею сопоставляются так называемые писатели «внутренней эмиграции». В книге Н. Лейтес принцип группировки материала принципиально иной. Она рассматривает произведения наиболее весомые независимо от того, где они были написаны. В ряду писателей, давших правдивое изображение эпохи, серьезно задумавшихся над нею, оказывается и Ганс Фаллада, который создал в гитлеровской Германии социально-психологические романы «Волк среди волков», «Железный Густав»; впервые в нашем литературоведении Н. Лейтес разбирает романы-притчи Вернера Бергенгрюна, заключающие в себе, пусть в абстрагированной и зашифрованной форме, антифашистский подтекст. Но наибольшее место в ее книге, естественно, уделено тем писателям, которые в годы гитлеровской диктатуры покинули страну.
…Недавно мы прочитали мудрые строки Брехта: «Реализм, с которым литература антифашистов связана нерасторжимо, нельзя низводить до вопроса формы» 1. Книга Н. Лейтес самим ходом анализа многократно подтверждает и то, что антифашистская литература по самой сути своей была нерасторжимо связана с реализмом, и то, что реализм этот должен был быть очень разнообразен по способам письма. Спор об экспрессионизме и реализме, развернувшийся в печати антифашистов-эмигрантов перед началом второй мировой войны, был не праздным спором: речь шла о выборе наилучшего художественного оружия. Потребности борьбы с фашизмом, врагом коварным и опасным, диктовали обращение к трезвому, анализирующему разуму несравненно более плодотворное, нежели стихийный протест и взрывы эмоций, Но сам этот анализирующий разум, старающийся докопаться до корней, предостеречь, предвидеть, найти дорогу к действию, мог проявляться и проявлялся в очень различных художественных вариациях.
Романы, созданные немецкими писателями в период «черного двенадцатилетия», с 1933 по 1945 год, делятся в книге Н. Лейтес прежде всего на две большие рубрики: «роман прямого изображения» и «роман непрямого изображения». Во вторую рубрику входят разные модификации интеллектуальной прозы – романы, где острые современные проблемы даны в аспекте притчи, символики, аллегории или исторического сюжета, вызывающего живые ассоциации с событиями современности. Иногда условный характер повествования очевиден, обнажен – и тогда перед нами «роман открытого иносказания», например «Игра в бисер» Германа Гессе. Романами «скрытого иносказания» исследовательница называет, прежде всего, те исторические романы, в которых читатель ощущает второй, актуальный план: такова, например, дилогия Генриха Манна о короле Генрихе IV.
Для Н. Лейтес очевидно, «что даже самая глубокая идея не сделает произведение художественным, если его образы будут только знаками, только иероглифами жизненных явлений. В образе должны сливаться понятие и живое явление, жизнь должна все время питаться мыслью, а мысль – жизнью». Взаимодействие мысли и жизни в каждом романе складывалось по-своему: притчевый сюжет мог обнаруживать известную отвлеченность концепции, как у Г. Гессе, а порой, напротив, безжалостную отчетливость социального анализа, доходящего до самых основ эксплуататорского мира, как в «Трехгрошевом романе» Б. Брехта.
В делении романа на конкретно-исторические и условные формы есть, конечно, своя… условность. За рамками труда Н. Лейтес оказывается такая значительная книга, как «Доктор Фаустус» Т. Манна (вышедшая в 1947 году): тут присутствует и самая доподлинная немецкая реальность, и сложнейшая система символов, и знаменитый диалог с дьяволом-искусителем. Что это – прямое изображение или непрямое? Роман по своей «протеевской» природе сопротивляется слишком определенной классификации, ускользает от нее. И все-таки сама постановка вопроса о расширении привычных рамок реализма в условиях напряженной идеологической борьбы интересна и правомерна.
Говоря о романах «прямого изображения», Н. Лейтес тоже предлагает типологические категории, отвечающие предмету исследования. Здесь возникает термин «роман-ситуация». Во многих антифашистских романах в центре художественного анализа – сама социально-историческая ситуация, сложившаяся в Германии после захвата власти Гитлером. Как реагирует на нее отдельный человек? Целый социальный слой? Нация в целом? «…Само отрицание фашизма, ощущение современности как периода «ненастоящей жизни», как испытания в какой-то степени сближало произведения писателей разных мировоззрений». Коренные нравственные вопросы властно вставали в порядок дня – и становились идейным и сюжетным стержнем многих и разных романов. Перед настоятельной необходимостью выбора пути оказываются, каждый по-своему, и актер Хёфген («Мефистофель» Клауса Манна), и коммунист-подпольщик Крейбель («Испытание» Вилли Бределя). Должны определить свою позицию, свой образ действий и либеральные буржуазные интеллигенты, герои романа Фейхтвангера «Семья Опперман», и те пролетарии, выбитые из колеи затяжной безработицей, о которых говорит Анна Зегерс в романе «Спасение» (в русском переводе «Освобождение»). И той же Анне Зегерс удалось в романе «Седьмой крест» поставить в ситуацию «испытания» не отдельную личность или даже социальную группу, а массу людей, по сути дела, целую страну, олицетворенную во множестве разнообразных персонажей.
И мы снова видим, что роман подчас оказывается «хитрее» литературоведа-аналитика и выламывается из слишком четких жанровых подразделений. В романе Иоганнеса Р. Бехера «Прощание» тема выбора пути развернута как история становления личности немецкого мальчика, подростка, юноши – его судьба прослежена на протяжении четырнадцати лет: можно ли включать этот роман в рубрику «ситуация – личность»? Но и тут стоит помнить, что главный смысл исследования Н. Лейтес совсем не в делении немецкого романа на виды и подвиды. Он скорей в том, чтобы найти схожее в несхожем, выявить магистральные линии, закономерности, управлявшие развитием немецкой художественной прозы в годы ответственных исторических решений.
Проблемный характер книги сказывается не только в общей ее концепции, но и во многих частностях, в отдельных интересных и свежих наблюдениях, сопоставлениях. Избранная автором группировка материала, самостоятельная и в какой-то мере неожиданная, позволяет иногда и на хорошо знакомые нам произведения взглянуть как бы впервые. Работа Н. Лейтес не только обогащает, но и углубляет наше понимание немецкой литературы рассматриваемого ею периода; она дает новые поводы к тому, чтобы задуматься над проблемами романа XX века.
- См.: Бертольт Брехт, К спорам о формализме и реализме, «Вопросы литературы», 1975. N 8, стр. 214.[↩]