О чем бунинские «Темные аллеи»?

После многолетних долгих и жестких споров акценты в буниноведении расставлены достаточно определенно: вершиной мастерства писателя признан поздний, не оцененный при жизни автора цикл рассказов «Темные аллеи»¹. С этим можно согласиться. Но далее…

Далее вот уже более семидесяти лет исследователи сходятся во мнении, что этот цикл объединяет тема любви, драматической, трагической, несбыточной, коварной, убийственной и т. д., но — любви. «Подзаголовком к сборнику, — писал Г. Адамович, — Бунин мог бы взять название одной из бальмонтовских книг: «Только любовь»» [Адамович 1993: 112].

В статье-послесловии к «Темным аллеям» А. Саакянц определила жанр цикла как «энциклопедию любви», по аналогии с «энциклопедией русской жизни» Белинского [Саакянц 1988: 585]. С темой любви связал «Темные аллеи» и Ю. Мальцев, самый обстоятельный исследователь бунинского творчества. Незадолго до Саакянц он тоже назвал цикл «энциклопедией любви» [Мальцев 1994: 332]². Но, очевидно, чувствуя некоторую ущербность всеобъемлющего определения, Мальцев усекает его множеством предикаций, находя в книге, наряду с любовью возвышенной и продажной, любовь-жалость, -дружбу, -опьянение, -функцию, -игру, -вражду, -отчаяние, -колдовство, -самозабвение, -покровительство и т. д.³ При этом естественно возникает вопрос: что же такое в понимании известного ученого есть любовь? «Бунин, — мнение еще одного известного буниноведа о цикле, — напоминал людям о любви, о самом высоком и прекрасном» [Крутикова 2015: 506].

Так в научном, а затем и в обыденном сознании появилась своего рода аксиома: «Темные аллеи» — книга о любви. Такому пониманию способствовал сам Бунин, который писал, что «все рассказы этой книги только о любви, о ее «темных» и чаще всего очень мрачных и жестоких аллеях» [Бабореко 1988: 609].

Бунин сузил тему, а косвенно и значение своей «лучшей» книги. Все то, что автор обобщенно-условно назвал любовью, есть лишь часть поверхностного плана содержания его рассказов, и этот план не обладал бы эстетической ценностью, если бы не было другого плана, не столь очевидного, внутреннего. Налицо прием сопряжения явного и сущего, бытового и бытийного. Этот прием, апробированный классиками-предшественниками, стал особенно востребованным в бунинскую эпоху, в годы активной модернизации искусства. При этом одни рассказы, такие, например, как «Руся», «Генрих», «Натали», «Холодная осень», больше связаны именно с темой любви; другие, включая самые известные, «Темные аллеи» и «Чистый понедельник», с темой любви связаны явно меньше, третьи — с этой темой совсем не связаны. Важно отметить, что «лишних» рассказов в сборнике нет — все функциональны, все «работают» на целостность цикла.

Сомнения относительно заявленной темы возникают уже при формальном обзоре отдельных фабул. Сборник состоит из сорока произведений, композиции шести из них выстраиваются вокруг грубых изнасилований, восьми — вокруг случайных соитий, адюльтеров. «Лики любви» ли, так еще называют этот цикл, представлены в рассказах о проститутках, в рассказах альковных, таких как «Барышня Клара», «Сто рупий», и в таких, как «Степа» или «Дурочка»? Похотливый тип в «Степе» насилует девочку-подростка, в «Дурочке» — еще и умственно отсталую девочку-подростка…

А вот рассказ «Мадрид». Прочитавший его оценит желчь авторской иронии в заглавии. Взрослый господин «снял» на Тверской улице семнадцатилетнюю жрицу любви. Торговать собой эта еще вчера деревенская девушка Поля стала по воле драматических обстоятельств. По-бунински тонко передана трогательная наивность, по сути — чистота этой жалкой труженицы панели. Господин сочувствует девушке, обещает ей найти приличное место работы, но сочувствие не мешает ему использовать несчастную. Судьба другой такой Поли представлена в рассказе «Второй кофейник», и здесь тем же тонким бунинским пером описана та же обескураживающая женская прямота, незлобивость, покорность, доверчивость. Именно в этих описаниях видится смысловой узел названных рассказов, и ни тому, ни другому рассказу не место на полке сочинений о любви.

Показательно, что вышеназванные рассказы исследователи либо лишь вскользь упоминают, либо не упоминают вовсе, как, например, А. Саакянц. Причины понятны: они «мешают» назвать «Темные аллеи» книгой о любви. Мешают, но без них цикл не полон. Поруганность человеческого достоинства передана в них с потрясающей убедительностью. Об этом много было написано, но Бунин нашел свои краски, свою тональность. Ценность этих — равно и других! — рассказов цикла не в том, что автор рисует, а именно в том, как он это рисует.

Вот рассказ «Антигона». Пошлее пошлого звучит изложение его анекдотичной фабулы. Студент по имени Павлик приезжает в имение богатых родственников. За больным дядей там ухаживает молодая красивая особа. Молодой человек влюбляется с первого взгляда. Страсть изводит юношу, он думает только о ней, фантазирует, как, пройдя тернии фамильных проклятий, женится на этой сиделке… На первой случайной встрече красавица без колебаний отдается юноше (близость, заметим, описана с толикой натуралистических подробностей). Старуха-служанка, прознавшая о связи молодых людей, доносит барыне, и девушка вынужденно покидает усадьбу.

Пошлый сюжет под пером Бунина превращается в волнующую драму; благодаря бунинскому умению живописать — в волнующую кинодраму. Бунин — мастер визуализации, поэтому в «Антигоне», как и в других его рассказах, повествование воспринимается как череда движущихся картин. Бунин часто обращается к описаниям динамичных сцен — приездов, отъездов, передвижений героев в пространстве помещения, двора, губернии и т. д. Он внимателен к качеству дороги, к типу повозки, масти лошади, к классу вагона, к звукам и ароматам трехмерного пространства.

1. Причины этих споров понятны. Русская литература XIX века отличалась целомудренностью. Интимная откровенность бунинских рассказов ожидаемо шокировала современников. Сдержанно отнеслись к ним даже друзья писателя, такие как М. Слоним, Ф. Степун; другие, например И. Шмелев, И. Ильин, обвинили автора в порнографии. Многие тогда выразились в том смысле, что русский язык вообще не приспособлен говорить «про это». См.: [Классик… 2010: 922–925].[↩]
2. За семь лет до русского издания монография автора, диссидента-эмигранта, появилась в Италии: [Malcev 1987]. Позже звучное определение — «энциклопедия любви» — повторили многие писавшие о «Темных аллеях». Приходится признаться, что автор этих строк в прошлом тоже опрометчиво именно так назвал этот цикл: [Мескин 2014: 348].[↩]
3. Ученый имел доступ к бунинским архивам, благодаря чему в поле его внимания попали некоторые до сих пор не опубликованные, отчасти по этическим соображениям, рассказы.[↩]