Новые исследования о Бехере.

Horst Haase, Johannes R, Bechers Deutschland-Dichtung. Zu dem Gedichtband «Der Glücksucher und die sieben Lasten» (1938). Rütten & Loening, Berlin, 1964, 401 S.; Erlka Hinckel. Gegenwart und Tradition. Renaissance und Klassik im Weltbild Johannes R. Bechers. Dietz Verlag, Berlin, 1964, 324 S.

Творчество Иоганнеса Р. Бехера — одна из самых ярких вершин в истории немецкой литературы. Архив Бехера в Берлине, возглавляемый вдовой поэта Лилли Бехер, провел за шестилетний период большую работу по изучению и популяризации его наследия. В настоящее время в Берлине готовится восемнадцатитомное собрание сочинений поэта.

Не случайно наследие Бехера находится ныне в центре внимания немецких литературоведов. Они стремятся осветить огромный вклад писателя в создание новой, социалистической немецкой литературы. Недавно в Берлине изданы две монографии о Бехере: «Поэзия Иоганнеса Р. Бехера о Германии. О сборнике стихотворений «Искатель счастья и семь тягот» (1938)» Хорста Хаазе и «Современность и традиция. Возрождение и классика в мировоззрении Иоганнеса Р. Бехера» Эрики Гинкель.

«Поэзией о Германии» («Deutschland-Dichtung») называл сам Бехер свою поэзию периода эмиграции, в которой с исключительной художественной и эмоциональной силой выразил боль и скорбь по родине, порабощенной фашистами, идеи борьбы за освобождение Германии. «Поэзия о Германии», — писал он, — это немецкая поэзия в борьбе за спасение нации». Впервые это глубоко национальное и поистине революционное содержание его поэзии предстало в сборнике стихотворений «Искатель счастья и семь тягот», изучению которого и посвящает свою монографию Хорст Хаазе.

Книга «Искатель счастья и семь тягот», вышедшая в 1938 году одновременно в Москве и Лондоне, явилась выдающимся событием в тогдашней немецкой антифашистской литературе и ознаменовала собой новый период в развитии Бехера — период его идейной и творческой зрелости. Привлекая обширный историко-литературный материал, документы из рукописного архива поэта, автор монографии детально анализирует сборник «Искатель счастья», стремясь раскрыть его идейное и художественное своеобразие. Воскресив в немецкой литературе 30-х годов лучшие традиции национальной и мировой классики, «Искатель счастья» явился вместе с тем произведением глубоко новаторским, воплотившим в себе принципы эстетики социалистического реализма. Свою важнейшую задачу автор монографии усматривает в том, чтобы показать значение этой книги Бехера для современной немецкой литературы.

Х. Хаазе начинает монографию кратким очерком идейного и творческого развития Бехера с начала его литературного пути до середины 30-х годов. Период с конца 1920-х годов до 1935 года, когда Бехер становится ведущим поэтом германского рабочего класса и создает ряд значительных книг, он определяет как «этап, непосредственно предшествовавший зрелой поэзии Бехера» (стр. 26).

Духовная эволюция Бехера, вызвавшая к жизни его новую поэзию, была обусловлена взаимодействием различных общественных и идейных факторов, связанных с его жизнью эмигранта в Советском Союзе. Х. Хаазе подробно рассматривает эстетические взгляды Бехера, изложенные им в ряде статей 30-х годов и предвосхищавшие уже его общую эстетическую концепцию, более подробно разработанную им в послевоенный период. Зрелый период творчества Бехера отличается углублением его эстетических позиция, новым отношением к классическому наследию. Поэт приходит к более широкому пониманию сущности и назначения искусства, которое он считает теперь не только оружием в классовой борьбе, каким расценивал его раньше, в 20-х годах, а мощной духовной силой, призванной охватывать художественно «всего человека», все сферы частной и общественной жизни. В центральной главе книги — «Национальный тип и типический образ эпохи» — автор тщательно разбирает идейное содержание сборника «Искатель счастья и семь тягот» и подчеркивает то новое, что отличало поэзию Бехера от всей антифашистской поэзии 30-х годов и от его собственного творчества прошлого десятилетия.

В эмиграции Бехер преодолевает черты аскетической сухости и абстрактности, которые были свойственны его поэзии 20-х годов при обрисовке человека. Актуальные общественные вопросы современности, проблемы антифашистской борьбы и социалистического строительства в Советском Союзе сочетаются в его поэзии с глубоким и всесторонним изображением человеческой личности, с передачей ее самых тонких, интимных переживаний. Центральный герой поэзии Бехера — это «цельный», борющийся человек, вооруженный революционным пролетарским мировоззрением, представленный во всей полноте своей внутренней, духовной жизни.

Если в 20-е годы Бехер обращался почти исключительно к индустриальному рабочему, к пролетарскому авангарду, то в «Искателе счастья» изображены судьбы самых разнообразных социальных слоев и групп немецкого общества в условиях фашистского режима — рабочих, крестьян, интеллигенции, мелкой городской и сельской буржуазии, ремесленников, христианского населения н др.

В стихотворениях Бехера перед читателем того времени представала вся Германия в ее настоящем и прошлом, во всем национальном своеобразии ее природы, народной жизни, истории, культуры, искусства. Самые острые проблемы антифашистской борьбы, волновавшие тогда передовую немецкую общественность, коммунистов, антифашистов, — вопросы об истоках национальной катастрофы, о причинах «немецкой трагедии», осмыслен перспективах антифашистского движения и т. д. — все это нашло художественное воплощение в новой поэзии Бехера, приобретшей теперь народный, национальный характер.

Автор монографии пишет об использовании Бехером в «Искателе счастья» традиций классического наследия — традиций Гёте, Шиллера, Гёльдерлина, немецких писателей XVII века, художников европейского Возрождения, традиций немецкого народного искусства. Для выражения нового содержания Бехер мог опереться, по мысли Х. Хаазе, только на классику, а не на поэзию буржуазного декаданса, враждебную его творчеству.

В книге глубоко рассматриваются художественные и жанровые особенности сборника, подчеркиваются достижения Бехера как крупнейшего мастера сонета в мировой поэзии.

Как специфическую черту новой поэзии Бехера автор отмечает свойственный ей «балладный», повествовательный элемент, который обнаруживается не только в непосредственно балладных стихотворениях («Человек, который молчал», «Баллада о человеке, которому все лучше жилось» и др.), но и в стихотворениях лирических («Родина», «Неккар у Нюртингена» и др.).

Бехер был, пожалуй, единственным из современных немецких писателей, который не только реализовал лучшие традиции немецкой национальной и мировой классики, но и неустанно стремился также раскрыть в своих теоретических работах непреходящее значение классического наследия для новой, социалистической эстетики и национальной немецкой литературы. Этой проблеме — восприятию Бехером художественного наследия прошлого (эпохи Возрождения, XVII века, периода классического немецкого гуманизма второй половины XVIII и начала XIX века) — и посвятила Эрика Гинкель монографию «Современность и традиция».

В первой части работы автор подробно останавливается на освоении Бехером огромного богатства эпохи Возрождения. Как художник и мыслитель, умевший охватить своим творческим взором грандиозные просторы времени и истории, Бехер ощущал глубокую связь и преемственность между мечтой о гармонической жизни, воплощенной в творениях гуманистов Возрождения, и теми общественными идеалами, за которые борется рабочий класс нашего времени. Поэтому Бехер всегда высоко ценил универсализм гуманистов эпохи Возрождения, их веру во всемогущество человека, в бесконечность и неисчерпаемость его возможностей.

Бехер подчеркивал диалектику процесса отрицания старого и становления нового в культуре Ренессанса, и именно поэтому художественный опыт этой великой эпохи являлся для него школой реалистического искусства. В активном гуманистическом пафосе искусства Ренессанса Бехер находит историческое оправдание боевой партийности социалистического искусства, составляющего важнейшую часть его эстетической концепции. Глубокую научную интерпретацию получают в теоретических работах и поэтическом творчестве Бехера образы великих мастеров немецкого искусства эпохи Возрождения — Дюрера, Грюневальда, Гольбейна Младшего, Кранаха, Рименшнейдера.

Бехер был первым из немецких писателей, оценившим с марксистских позиций демократические и народные тенденции немецкого искусства XVII века, которые буржуазные исследователи до него рассматривали как кульминацию мистики и идеализма, якобы искони присущих «немецкому духу». XVII век был для Бехера «часом рождения немецкой поэзии под знаком гуманизма»¹. Творчество Гриммельсгаузена и Грифиуса, писателей эпохи Тридцатилетней войны, представлялось ему «самым близким» современности, так как оно уже содержало в себе те элементы национального самосознания, которые необходимы сейчас для демократического обновления Германии.

Многие явления немецкой культуры XVII столетия: творчество писателей и историков литературы — Опица, Флеминга, Морхофа и др., протестантская религиозная поэзия, народные и солдатские песни Тридцатилетней войны, философское и литературное наследие писателей-мистиков, деятельность пуристических лингвистических обществ — получают в высказываниях Бехера новую критическую оценку как важные факторы духовной жизни немецкого народа, выражавшие, хотя в сугубо религиозной форме, стремление передовых людей того времени утвердить человеческую личность и освободить ее от оков феодализма и средневекового суеверия.

Последний и самый большой раздел своей книги Эрика Гинкель посвящает связям Бехера с немецкой классической литературой и классической философией, представленными главным образом именами Гёте, Шиллера, Гёльдерлина и Гегеля.

Литературу немецкого классического реализма Бехер расценивал как «возрождение и завершение гуманизма под знаком французской революции². Влиянию французской революции немецкие писатели той поры обязаны глубокой народностью, освобождением от национальной замкнутости, от узкофеодальной ограниченности. Благодаря Гёте и Шиллеру немецкая литература стала осознавать себя частью мирового литературного процесса.

Глубокие связи Бехера с национальным наследием отразили историческую преемственность между классическим реализмом и реализмом социалистическим. Под влиянием эстетических идей классиков, в первую очередь идей Гёте, и сложилась концепция Бехера — «концепция революционной и одновременно подлинно национальной литературы»³.

Эрика Гинкель уделяет особое внимание речи Бехера, произнесенной им в 1949 году в Веймаре в связи с 200-летием со дня рождения Гёте. В жизнеутверждающем реализме Гёте, в гуманистическом и демократическом содержании его эстетического наследия Бехер видел основу для создания новой немецкой литературы. Очень важны в этом смысле слова Бехера о том, что Гёте принадлежит не прошлому, а будущему. «Мы не говорим «назад, к Гёте», — подчеркивал он, — мы говорим «вперед, к Гёте, вперед вместе с Гёте!» ⁴

Взгляд Бехера охватывал всю немецкую классическую литературу. В орбиту его интересов попадали все ведущие деятели немецкой культуры этого периода: Готшед, Клопшток, Винкельман, Лессинг, Гердер, Кант, Фихте, Жан Поль, Клейст, Новалис, Арним, Гофман, Гейне и др.

В книгах обоих исследователей — Хорста Хаазе и Эрики Гинкель — ценны их боевые, партийные позиции при оценке явлений литературы. Анализ творчества Бехера и его отношения к классическому наследию осуществляется ими все время с учетом нынешней литературной обстановки в ГДР и Западной Германии и сопровождается разоблачением антигуманистических и антиреалистических тенденций в современной буржуазной литературе. Достоинством обеих монографий является и то, что, освещая творчество и эстетические воззрения Бехера, авторы ставят и решают актуальнейшие проблемы эстетики социалистического реализма, насущно важные для современной немецкой литературы.

Хотелось бы отметить некоторые упущения авторов рецензируемых работ. Так, в монографии Хорста Хаазе не раскрыт иносказательный, глубоко философский смысл второго компонента заглавия книги Бехера («семь тягот»), крайне важный для понимания ее идейного содержания. Становление положительного героя представлялось Бехеру как постепенное освобождение человека от груза ложных идей и заблуждений буржуазного общества. Бехер выразил это иносказательно, введя образ «семи тягот» — семи отрицательных качеств буржуазного человека. Христианскому учению об абсолютной греховности человеческой плоти как вместилища семи смертных грехов Бехер противопоставил свой взгляд на заблуждения человека, как заблуждения, порожденные общественными условиями. Жаль, что в разделе монографии Эрики Гинкель, касающемся отношения Бехера к классическому наследию, отсутствуют и некоторые другие положения его эстетической концепции, развитые им на основе идей своих предшественников, например: мысль о «конкретной определенности предметного» как сущности реалистического метода отображения действительности, взятую им из переписки Гёте и Шиллера; положение об «определяющей точке» (der prägnante Punkt), то есть о правильной точке зрения на предмет изображения, необходимой писателю для создания емкого и значительного художественного образа, разработанное на основании идей Паскаля и Гёте. На стр. 126 этой же книги кратко упомянута, но не раскрыта мысль Бехера о необходимости для человека «подняться над самим собой», «превзойти самого себя», высказанная впервые в афоризмах Паскаля («Человек бесконечно превосходит человека») и развитая Гёте, считавшим, что человек должен подняться над природой, чтобы не быть ниже ее. Бехер часто возвращался к этим мыслям Паскаля и Гёте, основывая на них свою гуманистическую идею о всемогуществе человека, о его активной сущности, о необходимости деятельного отношения человека к себе и окружающему миру. Бехер перенес эти мысли на искусство, на творческую деятельность художника. Развивая мысль Гёте, Бехер в «возвышении художника над природой» видел защиту против односторонностей натурализма и формализма, одно из условий реалистического художественного метода.

Монографии Хорста Хаазе и Эрики Гинкель — ценные исследования, насыщенные мыслью и материалом. Они существенно обогащают и расширяют знания о Бехере — крупнейшем немецком поэте нашего времени.

г. Ленинград

1. Johannes R. Becher, Über Literatur und Kunst, Aufbau-Verlag, Berlin, 1962, S. 178.[↩]
2. Johannes R. Becher, Deutsche Lehre, «Internationale Literatur», 1943 N 4, S 27[↩]
3. Johannes R. Becher, Über LIteratur und Kunst, Berlin, 1962, S. 741.[↩]
4. Иоганнес Р. Бехер, В защиту поэзии. Перевод с немецкого, Изд. иностранной литературы, М. 1959, стр. 120.[↩]