Неизвестный Николай Гумилев

Трудно представить, что у столь популярного и почитаемого поэта, как Н. С. Гумилев, оказалась книга, практически неизвестная широкому читателю. Вот как это получилось.

Имя Гумилева еще при жизни было окружено легендами, возникновению которых способствовал сам поэт, склонный к многозначительным умалчиваниям, не имевшим под собой других оснований, кроме «игры в тайну». Еще большее их количество стало возникать после его гибели, обстоятельства которой до сих пор выяснены не до конца. Мне приходилось слышать за достоверное, что Гумилев был «офицером Генерального Штаба», «резидентом российской разведки во Франции», «разведчиком международного класса», доставившим в Петербург «завещание абиссинского негуса», по которому Абиссиния отходила к российской короне, и т. п. Что же касается его трагической смерти, то последнюю объясняли столкновениями Гумилева с Зиновьевым на романтической почве, происками контрразведок Запада и тому подобным вздором, в котором не было и доли правды.

Подобные апокрифы возникали и при изучении поэтического наследия Гумилева. Негласный, похоже, никем не санкционированный запрет на его стихи (в то же время продававшиеся в букинистических магазинах), а главное – на имя поэта способствовал путанице и невнятице, тем более что большинство автографов исчезло в частных собраниях. Но есть и другая трудность. С ней сталкивается исследователь и издатель при выборе окончательного варианта того или иного стихотворения, так как на протяжении всей жизни Гумилев не раз возвращался к уже опубликованным текстам, подвергая их радикальной переработке. Поэтическое творчество он считал «ремеслом» и, если работа его не удовлетворяла, относился к уже написанному безо всякого пиетета.

Сравнивая различные варианты одного и того же стихотворения, можно видеть, как поэт менял слова, перестраивал строфы, избавлялся от некоторых эпизодов, менял акценты, добиваясь более отчетливого рисунка стиха, точности эмоционального и образного ряда. Порой это приводило к отказу от целых частей, как то случилось с четвертой песней «Открытия Америки», напечатанной в «Аполлоне», но исключенной при перепечатке в сборнике «Чужое небо». Понятно, что при таком отношении поэта к своим стихам как к живой плоти, способной изменяться во времени, возрастает ответственность составителя и редактора, задача которых, с одной стороны, донести до читателя именно последний авторский вариант стихотворения, а с другой – приоткрыть комментариями и разночтениями творческую мастерскую художника слова. Многочисленные тому примеры мы находим в наиболее полных изданиях Гумилева, начиная с четырехтомного Собрания сочинений под редакцией Г. П. Струве и Б. А. Филиппова (Вашингтон, 1962 – 1968), недавно репринтированного в России, и кончая лучшим – Сочинения в трех томах, – подготовленным и осуществленным в 1991 году Н. А. Богомоловым¹.

Саморедактирование шло и во время публичных выступлений поэта. В этом плане любопытен рассказ С. М. Богомазова о выступлении Гумилева в ноябре 1920 года в Политехническом музее в Москве (в тексте публикации ошибочно указан 1921 год), который приводит в своих воспоминаниях Л. В. Горнунг. Читая «Заблудившийся трамвай», поэт выпустил строфу «Как ты стонала в своей светлице…» ², видимо, не потому, что там упоминался визит к императрице, а ощутив ее лишней в развитии темы очищения и преображения, получавшей главенствующее звучание. И тот факт, что «Заблудившийся трамвай» был напечатан следующим летом в «Огненном столпе» с этой строфой, показывает колебания поэта, признававшего за ней, уже переработанной, необходимость присутствия в сборнике подчеркнуто автобиографического звучания.

Но если для большинства стихотворений Гумилева не встает вопрос о последовательности авторской правки, то совсем иначе обстоит дело с двумя циклами, представленными одноименными сборниками «Шатер». Один из них вышел при жизни поэта в 1921 году в Севастополе³, а другой – в 1922 году в Ревеле⁴ (ныне Таллинн).

Отличие между севастопольским и ревельским сборниками прежде всего в объеме. Если первый заключает в себе 637 строк, то второй – 1050. В севастопольский «Шатер» вошли стихотворения «Вступление», «Красное море», «Египет», «Сахара», «Судан», «Абиссиния», «Галла», «Сомали», «Готтентотская космогония», «Дагомея», «Либерия» и «Экваториальный лес». В ревельском этот список дополнен стихотворениями «Суэцкий канал», «Мадагаскар», «Замбези» и «Нигер». Но даже если исключить эти стихотворения, общий объем ревельского «Шатра» превышает объем севастопольского на 221 строку. Такое приращение текста совершенно не характерно для Гумилева, как я уже заметил, безжалостно сокращавшего свои стихи. Поэтому и в данном случае следовало ожидать такой же направленности работы, то есть видеть в ревельском «Шатре» первоначальный текст, который в 1921 году был переработан для севастопольского издания.

Между тем в «гумилевоведении» установилась обратная точка отсчета, согласно которой севастопольский текст рассматривается как первоначальный, черновой, а ревельский – в качестве окончательной авторской редакции, осуществленной Гумилевым между выходом севастопольского «Шатра» в конце июня 1921 года и арестом поэта 3 августа 1921 года⁵. Поэтому во всех изданиях публикуется текст сборника 1922 года (Ш-22), а из предыдущего (Ш-21) лишь иногда приводятся в комментариях отдельные разночтения. В результате севастопольский сборник, вышедший ничтожным тиражом, остается совершенно неизвестен широкому читателю – не отдельные стихи, а прекрасная книга великолепного поэта.

Почему так получилось?

Начнем с того, что последним прижизненным сборником Гумилева считается даже не севастопольское издание, а «Огненный столп», корректуру которого он держал в июле 1921 года⁶. На этом основании сделан вывод, что работа над «Огненным столпом» велась после издания севастопольского «Шатра». Однако никто из исследователей не задался вопросом, когда поэт передал рукопись «Огненного столпа» в издательство «Петрополис». Последнее обстоятельство немаловажно. Как известно, стихи, составившие «Огненный столп», Гумилев писал на протяжении 1919 – 1920 годов и корректура была дополнена только стихотворением «Мои читатели». Время его написания – начало июля 1921 года- определяется двумя событиями, нашедшими отражение в тексте: знакомством Гумилева в Москве с Я. Г. Блюмкиным, убийцей германского посла Мирбаха («Человек, среди толпы народа застреливший императорского посла…»), и в Севастополе с С. А. Колбасьевым («Лейтенант, водивший канонерки под огнем неприятельских батарей…») ⁷. Положение стихотворения в самом конце сборника перед поэмой «Звездный ужас», законченной в 1920 году, подтверждает эту догадку. Сама же рукопись сборника была принесена в издательство «Петрополис» еще 18 декабря 1920 года⁸, задолго до отъезда Гумилева в Севастополь.

Теперь следует вернуться в 1918 год, когда поэт начал работать над африканским циклом.

Как вспоминала А. А. Ахматова, с самого начала «Шатер» был вовсе не «африканским дневником», а «заказной книгой географии в стихах и никакого отношения к его путешествиям не имеет»⁹. Последнее подтверждается планом такой «географической антологии», сохранившимся в автографе, где африканский раздел оказывается очень близок оглавлению «Шатра» («…Африка: 1) Египет, 2) Триполи, 3) Тунис, 4) Алжир, 5) Марокко, 6) Сахара, 7) Сенегамбия, 8) Западный берег, 9) Трансвааль, 10) Родезия, 11) Лесная область, 12) Мадагаскар, 13) озеро Виктории, 14) Абиссиния, 15) Сомали, 16) Нил, 17) озеро Чад, 18) Красное море…»¹⁰). Об этом свидетельствует и расписка поэта от 24 сентября 1917 года в получении аванса под будущую книгу от издательства «Петербург»¹¹. Однако дата расписки содержит явную ошибку, поскольку в это время Гумилев находился во Франции и вернулся в Россию только в конце апреля 1918 года¹². Следовательно, получение аванса и всю работу над африканским циклом надо отнести к осени 1918 года, когда, согласно «Хронике» жизни поэта, он приходил к Ахматовой и Шилейко и читал им стихи из будущей книги «Шатер»¹³.

Запись об этом П. Н. Лукницкого¹⁴ и указание самого Гумилева на титульном листе севастопольского издания – «Стихи 1918 г.» – позволяют заключить, что весь африканский цикл был им создан в том же году, то есть до тех пор, пока существовала надежда на издание. А это продолжалось недолго, ибо нет никаких данных, что Гумилев работал над другими сюжетами плана, кроме африканских. Подтверждает это и начавшаяся весной следующего года их публикация в журналах Петрограда, Москвы и Харькова. Но книга так и не вышла из-за бумажных и финансовых затруднений. Тяжелая обстановка последующих лет, новые интересы и новые заботы отодвинули от поэта не находившую спроса африканскую экзотику, и рукопись уже готового сборника легла в письменный стол. Примечательно и другое. Изначально рассматривая «Шатер» как отдельную книгу, в следующий поэтический сборник, «Огненный столп», складывавшийся на протяжении 1919 – 1920 годов, Гумилев не включил ни одного «африканского» стихотворения. Причина, как мне представляется, скрывается в разнохарактерности стихов того и другого цикла – «путеводителя по Африке», как не совсем справедливо назвал севастопольский «Шатер» в своей рецензии Э. Ф. Голлербах¹⁵, и глубоко личной книги, каким был «Огненный столп».

Почему же «Шатер» все же успел выйти раньше?

Воспоминания Л. В. Горнунга сохранили рассказ В. А. Павлова, бывшего в то время флаг-секретарем командующего Военно- Морскими Силами России контр-адмирала А. В. Немитца, как с его помощью и по его приглашению в начале июня 1921 года Гумилев совершил в салон-вагоне Немитца путешествие в Крым, имея с собой рукопись «Шатра». Благодаря такой высокой поддержке Гумилеву удалось отпечатать в Севастополе этот сборник на довольно плохой бумаге, в обложке из синей бумаги, «предназначенной для заворачивания сахарных голов». По завершении печатания свою «рукопись Гумилев подарил тут же Павлову, а весь тираж книги увез с собой в Петроград»¹⁶.

Сейчас рассказ этот можно дополнить и уточнить. Знакомством с Павловым Гумилев был обязан О. Э. Мандельштаму, поскольку флаг-секретарь был еще и поэтом. Оно произошло в начале мая. Из Петрограда Гумилев и Павлов выехали в начале июня, сначала в Москву и уже оттуда направились в Крым в салон-вагоне контр- адмирала. Поездка в Крым была наполнена впечатлениями и встречами.

1. Николай Гумилев, Сочинения в трех томах. Вступительная статья, составление, примечания Н. А. Богомолова, М., 1991 (далее – Н. Гумилев, СТГ).[↩]
2. Л. В. Горнунг, Неизвестный портрет Н. С. Гумилева. Из воспоминаний. – В кн.: «Панорама искусств», вып. 11, М., 1988, с. 184.[↩]
3. Н. Гумилев, Шатер. Стихи 1918 г. Издание Цеха Поэтов, Севастополь, 1921 (далее- Ш-21).[↩]
4. Н. Гумилев, Шатер. Стихи, изд. «Библиофил», Ревель, 1922 (далее – Ш-22).[↩]
5. См.: Николай Гумилев, Стихотворения и поэмы. Составление, подготовка текста и примечания М. Д. Эльзона, «Библиотека поэта», Большая серия, Л., 1988 (далее – Н. Гумилев, БПБС), с. 583 – 584; Н. Гумилев, СТТ, т. 1, с. 532 – 533.[↩]
6. Объявление о выходе «Огненного столпа»»на этой неделе» появилось в петроградской газете «Жизнь искусства» в номере от 16 – 21 августа 1921 года. Гумилев был расстрелян 27 августа 1921 года.[↩]
7. »Николай Гумилев. Хроника». – В кн.: Н. Гумилев, СТТ, т. 3 (далее – «Хроника»), с. 424. [↩]
8. »Хроника», с. 420. [↩]
9. См.: Б. И. Лямкина, Вдохновение, мастерство, труд (Записные книжки А. А. Ахматовой). – В кн.: «Встречи с прошлым», вып. 3, М., 1986, с. 390. Об этом же говорил сам Гумилев В. И. Немировичу-Данченко (Василий Немирович- Данченко, Рыцарь на час (Из воспоминаний о Гумилеве). – В кн.: «Николай Гумилев в воспоминаниях современников», М., 1990, с. 230).^[↩]
10. РГАЛИ. Ф. 147. Оп. 1. Ед. хр. 19.^[↩]
11. См.: Н. Гумилев, СТТ, т. 1, с. 532.^[↩]
12. «Хроника», с. 405. ^[↩]
13. «Хроника», с. 407. ^[↩]
14. Вера Лукницкая, Николай Гумилев. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких, Л., 1990, с. 221.^[↩]
15. «Жизнь искусства», Петроград, 30 августа 1921 года.^[↩]
16. Л. В. Горнунг, Неизвестный портрет Н. С. Гумилева, с. 184.^[↩]