№8, 1968/На темы современности

Неиссякаемый источник вдохновения

В острой идейной борьбе, которая развертывается в наши дни в мировом искусстве, огромную и действенную роль играет наследие Горького, его теория революционного, социалистического гуманизма, концепция человека, выдвинутая им в статьях и выступлениях и воплощенная в его художественном творчестве.

Для советской литературы гуманистические идеи Горького являются неумирающей традицией и могучим оружием. Они резко противостоят тем концепциям человека, которые предлагает современная буржуазная мысль. Гуманизм Горького опровергает и тенденцию к отчуждению человека от человечества, и отвлеченный гуманизм, растворяющий человека в абстрактных психолого-этических категориях, и концепцию «биологического» человека, очищенного от идеалов, и примитивный антропоморфизм, и т. п.

Беря человека во всей его многомерности – от инстинкта до высокого сознания, – Горький в качестве главнейшего критерия в определении человеческой личности выдвигает идею революции, социализма, действительности, преобразуемой по их законам.

«В каждом человеке скрыта мудрая сила строителя», – писал Горький в одном из писем к А. Макаренко (т. 29, стр. 468). Только это созидательное начало, заложенное в человеке, способно сделать и делает из него подлинного хозяина жизни. Строитель и Хозяин – эти два понятия сливаются в горьковской концепции человека в нерасторжимое единство. Недаром «самым драматическим героем современности» Горький считал «человека миропонимания», то есть такого человека, который «стремится изучить и понять мир в целях полного освоения его как своего хозяйства» (т. 26, стр. 420).

Строитель, творец жизни, ее революционный преобразователь – вот те определяющие черты, которые образуют «человека нового человечества».

Если в самой основе своей горьковский идеал человека – гордого, свободолюбивого, мятежного; творящего новые формы жизни, – сложился уже на заре литературной деятельности писателя, то это не значит, что этот идеал оставался для него неизменным в своем конкретном наполнении. Концепция человека развивалась и обогащалась у Горького, отражая в своем идейном и теоретическом развитии историческое движение общества.

Главное направление этого пути можно охарактеризовать как путь от абстрактно-романтического человека к человеку социально-историческому. Герой легенды Данко, образы Сокола, Буревестника, герой поэмы «Человек» (она написана в 1903 году, но замысел ее возник в начале 900-х годов) воплощали представление Горького о человеке в формах аллегорической, отвлеченно-романтической поэзии, в плане лирически-декларативном. Этапным для Горького стал образ Нила в «Мещанах», – писатель впервые создал реально-исторический характер нового человека – борца и преобразователя жизни.

Прошло свыше шестидесяти лет с момента опубликования «Мещан» в печати и первой постановки пьесы на сцене Московского Художественного театра. На протяжении всего этого времени не утихают споры о Ниле и сценическом воплощении его роли. Толчком для них служит каждая новая значительная попытка этого воплощения.

Сценическая история «Мещан» знает спектакли, где образ Нила излишне романтизировался, едва ли не приближаясь по своей тональности к традиционным театральным героям, подобным излюбленному Полей дону Сезару де Базану. В иных постановках больше всего подчеркивалась публицистическая, программная природа образа, курсивом выделялись знаменитые афоризмы: «Прав не дают, права берут», «Хозяин тот, кто трудится», «Наша возьмет!» и т. п. Нил становился «рупором авторских идей», а его реплики звучали как политические лозунги, бросаемые прямо в лицо зрителю. Вместе с тем существовала и совсем другая версия роли Нила, заключавшаяся в обытовлении, заземлении этого образа, приглушении его романтического звучания, растворении в повседневном, обыденном остроты и новизны его мыслей и речей.

Однако всякая односторонность, чрезмерное педалирование того или другого начала в образе героя всегда мстят за себя, неизбежно приводя к обеднению авторского замысла.

Создание образа Нила знаменовало полное овладение писателем концепцией социально-исторического человека, отражало представление о новом человеческом характере, творце жизни, рожденном временем. По точному определению Н. Погодина, «Нил принадлежит к числу великих образов художника, если он жив как тип нашего времени. Изучая реплики Нила, приходишь к мысли, что в скупости и ясности его слов и заключена взрывная сила образа для своего времени и неувядаемость его для нас» 1.

Новый человек, как его представляет себе писатель, – частица массы, народа. Только в этом ощущении своего нерасторжимого единства с народом человек и способен реализовать себя как личность, раскрыть все свои духовные возможности, таланты, все богатство своего внутреннего мира. Сила личности расцветает вместе с подъемом народа, человечества, трудящихся масс.

Ни в своих теоретико-эстетических воззрениях, ни в своей творческой практике Горький никогда не знал искусственного противопоставления «принципа личности» и «принципа массы», и масса, историческую роль которой он понимал с такой глубиной и прозорливостью, ни в малой степени не отменяла для него индивидуального человеческого характера.

Горький горячо призывал советских драматургов давать в своих пьесах «большие характеры, которые ведь в действительности-то есть!», отражать героический образ советского человека «с той силой, какой он заслуживает, какой он достоин» (т. 27, стр. 409-410). Он сурово критиковал писателей, которые рассказывают о новом герое «словами казенного, холодного восхищения, а изобразить его – хотя бы таким, каков он есть, – не умеют». Наш реальный герой, живой герой, утверждал Горький, много выше, крупнее, чем его показывают в произведениях советской литературы.

Глубоко несправедливы утверждения итальянского критика В. Страды, упрекающего Горького в том, что он якобы ориентировал писателей на идеализацию советского человека. Утверждения эти лучше всего опровергает сам Горький. Вот характерный пример: считая пьесу «Далекое» лучшим из всего написанного А. Афиногеновым и радуясь его удаче, Горький выражал, однако, неудовлетворенность образом одного из ее главных действующих лиц – старого большевика, видного военного деятеля Малько. Он упрекал Афиногенова: «Малько – так «идеален», что почти бесплотен, на нем – ни пятнышка, ни бородавки». Требование показывать человека социалистического общества крупно, ярко сочетается здесь с призывом избегать приукрашивания и дидактизма.

«Третья действительность – действительность будущего», о которой Горький говорил в своих выступлениях 30-х годов, призывая писателей знать ее, включать в свой обиход, изображать, – отнюдь не предопределяла в глазах Горького идеализации современности, современного человека, – она звала совершенно к другому – к широкому, исторически-перспективному взгляду на мир в его революционном развитии. Она требовала «взглянуть на дело текущего дня с высоты тех прекрасных целей, которые поставил пред собой рабочий класс, родоначальник нового человечества» (т. 26, стр. 412).

Гуманистический идеал, воплощенный в художественном творчестве Горького, в частности в его драматических произведениях, нашедший яркое выражение в его публицистике, эстетике, критике, оказал огромное влияние на драматургию советской эпохи.

Драматургия эта, взятая в масштабах полустолетия, представляет собой сложное и многообразное явление. Драматические писатели шли к воссозданию новой действительности, нового человека индивидуальными путями, определяемыми своеобразием талантов, особенностями своего видения мира. Каждый из них по существу вырабатывал свою собственную, им самим выстраданную, вынесенную из своего личного жизненного и художнического опыта концепцию человека. Было бы большим упрощением думать, что драматурги лишь развивали, варьировали в своем творчестве горьковское понимание человека. Порой они вступали в осознанную или неосознанную полемику с Горьким.

И все же вне влияния Горького нельзя представить себе развитие гуманистических идей в советской драматургии.

Это сказалось уже на самой заре советской драмы и в творчестве поэта, который по своим художественным принципам и эстетическим вкусам, казалось бы, столь отличался от Горького, – в творчестве Маяковского.

Образ Человека просто, Человека будущего всего один раз возникает перед зрителем «героического, эпического и сатирического» представления – «Мистерии-буфф», но он имеет ключевое значение в его идейно-художественном замысле. На этом образе еще лежит густой налет отвлеченного анархического бунтарства, написан он с броской плакатностью, с обнаженным схематизмом; но вслушаемся получше в самый смысл, в существо той «новой проповеди нагорной», с которой этот «самый обыкновенный человек» обращается к «нечистым». В его проповеди ощутимо звучит не только отвержение религиозного утешительства, христианской истины о смирении и покорности («Мой рай для всех, кроме нищих духом»), но и прямой призыв к борьбе за свои права, за свое счастье в «царствии… земном – не небесном» (а во втором варианте пьесы – и к созидательному труду, к победе над природой). В этом образе нельзя не различить черт его могучего предшественника, – за Человеком Маяковского стоит тот новый идеал Человека и человечности, который вот уже четверть века так страстно утверждал в литературе Горький.

Создание образа нового героя – всегда художественное открытие. Но если этот герой олицетворяет собой новую эру в истории человечества, знаменует новый мир, значение открытия вырастает до эпохальных масштабов. Советская драматургия подтвердила это своим примером, когда в героико-революционных драмах середины – второй половины 20-х годов сложился реалистически достоверный и вместе с тем пронизанный романтикой образ человека, рожденного социалистической революцией и вершащего эту революцию.

Неутомимый и бесстрашный предукома в «Шторме» В. Билль-Белоцерковского. Жадно тянущаяся к правде революции беспартийная сельская учительница Любовь Яровая и воплощающий волю и разум партии комиссар Роман Кошкин в драме К. Тренева. Покоряющий своей душевной силой и талантом организатора-большевика председатель Революционного Комитета Пеклеванов и величественный в своей мужественной простоте и суровости вожак сибирских партизан, таежный крестьянин Вершинин («Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова). Живущий одной жизнью с матросской массой, страстный и сдержанный, устремленный к единой цели, к победе народа, революционный моряк Артем Годун в «Разломе» Б. Лавренева… Каждый из этих образов обладает ярко выраженной индивидуальностью, неповторимыми приметами характера. Но есть в них глубокое духовное родство, схожесть в главном, – и это позволяет сказать о каждом из них и обо всех вместе: это – новый человек, созданный новым временем, это – тип эпохи.

Есть историческая закономерность в том, что творческая мысль писателей, закладывавших основы драматургии социалистического реализма, столь часто обращалась к Горькому.

Он представлял в их глазах прежде всего высокий пример художника, умеющего подняться над морем фактов и извлечь философский смысл из явлений и процессов революционной нови, постичь историческую правду, заключенную в ней, взглянуть на настоящее из будущего. Опыт Горького звал к самым высоким эстетическим критериям, к богатству психологического содержания образов, их социально-исторической емкости.

Неплодотворным занятием было бы искать каких-либо прямых характерологических, психологических, социально-бытовых соответствий между героями советской драмы 20-х годов и действующими лицами дореволюционных пьес Горького. Герои, выступающие в пьесах советских писателей, действуют в иное время, в иной исторической обстановке, решают новые задачи. Но «горьковское» живет в них, овевает их своим дыханием. Пафос жизнеутверждения, слиянность с жизнью народа, «пламя веры» – веры в историческую и моральную правоту революции, в дело партии, в торжество коммунизма, воинствующий гуманизм, понимание, что путь к счастью, к справедливости идет через беспощадную борьбу со всеми враждебными силами, – вот что роднит людей, поставленных советскими писателями в центр своих героико-революционных драм, с героями Горького, делает их наследниками Нила и революционных пролетариев из пьесы «Враги».

Нельзя не видеть при этом, что влияние Горького воспринималось пионерами советской драматургии в полном смысле слова творчески, что в воплощении нового человеческого характера они сделали крупный и смелый шаг вперед. Для Горького, открывшего этот характер, на первых порах было важно схватить его стержневые, эпохальные черты. Драматурги 20-х годов насыщают его жизненной конкретностью, почерпнутой из гущи революционной действительности. Богатство индивидуальных красок, щедрая живописность в образах новых людей – партизан, революционных моряков, комиссаров, партийных и советских работников – выступают как новое эстетическое качество, завоеванное советской драматургией на этом этапе ее творческого развития.

Такой же подлинно творческий подход отличал поиски советских писателей в области новых жанровых форм, новых способов драматической композиции, которые бы наиболее соответствовали самому духу и содержанию революционной действительности и создавали бы наиболее благоприятные сценические условия для развертывания новых характеров. О том, что и сам Горький не прошел мимо достижений героико-революционной драмы 20-х годов, с очевидностью свидетельствует его эволюция как драматурга, результатом которой была дилогия «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие».

На путях подлинно творческого освоения опыта Горького, опыта, оплодотворившего начинания молодой драматургии Страны Советов, развивается и современная, сегодняшняя советская драматургия.

Наиболее, быть может, примечательной чертой, способной определить нынешний этап советской драмы, является пристальное и напряженное внимание к проблеме взаимоотношений личности и общества, к моральной проблематике, к вопросам нравственного воспитания человека. Драматические писатели более чем когда-либо видят сегодня свой долг в том, чтобы нести в массы коммунистическую нравственность.

Каким должен быть новый человек, достойный коммунистического общества? Как создается, воспитывается этот человек? Какой должна быть его жизнь в большом и малом? В чем истинный гуманизм этого человека? Его идеал счастья? Его понимание добра и зла? Вот вопросы, основные для драматургии сегодняшнего дня. Развитие личности героя пьесы, формирование его этических принципов чаще всего идет через сложные противоречия, в трудных исканиях, в столкновениях с людьми противоположных взглядов, – эти-то противоречия, искания, столкновения и составляют движущий нерв современной драмы.

В решении коренных вопросов политической и нравственной жизни советского общества немеркнущим маяком служат для нас идеи Ленина, его личность, его биография. Можно ли не видеть, как закономерно для современного этапа нашего искусства новое интенсивное развитие ленинианы в театре и кино – пьесы «Третья, патетическая» Н. Погодина, «Вечный источник» Д. Зорина, «Между ливнями» А. Штейна, «Шестое июля» М. Шатрова, фильмы – «Рассказы о Ленине», «Ленин в Польше» С. Юткевича и Е. Габриловича, «Синяя тетрадь» Л.

  1. Н. Погодин, Перечитывая Горького, в кн.: «Театр и жизнь», «Искусство», М. 1953, стр. 189-190.[]

Цитировать

Богуславский, А. Неиссякаемый источник вдохновения / А. Богуславский // Вопросы литературы. - 1968 - №8. - C. 23-40
Копировать