Не только для учителей

Г. А. Гуковский, Изучение литературного произведения в школе (Методологические очерки о методике), «Просвещение», М. -Л. 1966, 266 стр.
Появление каждой работы Г. Гуковского становится событием в литературной науке. Тем радостнее, что увидела свет еще одна книга покойного исследователя. Законченная двадцать лет назад, она и сейчас производит впечатление остро современной, даже злободневной.
Книга Г. Гуковского посвящена принципам преподавания литературы в средней школе. Но интересна и полезна она не только учителю. Во-первых, содержание школьных программ и учебников, уровень школьного преподавания находятся в тесной зависимости от состояния литературоведения, и в своей книге ученый не раз демонстрирует эту связь. Во-вторых, Г. Гуковский вообще не видит принципиальной разницы между преподавателем школы и вуза, между учителем-словесником и литературоведом. Он глубоко убежден, что «советская школа дает и обязана давать учащимся не фальсификацию науки, не псевдознания, а самую настоящую, советскую, марксистско-ленинскую науку, только изложенную в популярной форме и в отобранных основных и простейших ее элементах, но нимало не искаженную, не вульгаризированную».
Между тем в последние годы стало особенно модным противопоставлять научный, исторический подход к художественному произведению – и отношение к литературе как к «учебнику жизни». Такая постановка вопроса представлялась Г. Гуковскому совершенно абсурдной.
В книге много говорится о целостности и единстве изучения художественной литературы, о «слитности идейно-воспитательных задач этого изучения с элементарно осведомительными», о недопустимости отделять усвоение литературы от ее идейного истолкования. Признавая всю важность и необходимость непосредственного, «свежего» восприятия искусства, ученый в то же время настойчиво подчеркивает ограниченность и недостаточность «простого чтения». Он сравнивает великое художественное творение с кладом и говорит, что «этот клад в значительной своей части не виден глазу учащихся, вследствие уровня их понимания, по их возрастно-культурному уровню. Наша задача – научить их видеть, обучить их настоящему, полноценному, глубокому чтению». Поэтому-то «никакого противопоставления между анализом и живым эмоциональным восприятием искусства нет и не может быть». Только анализ литературного произведения, настойчиво повторяет автор очерков, дает возможность по-настоящему понять и оценить его. Значит, без помощи анализа невозможно достичь воспитательного эффекта. И эффект этот будет тем сильнее, чем глубже осмыслено произведение, чем лучше оно изучено. Вот почему учитель обязан обнаружить методологически правильный подход к явлениям искусства, вот почему он должен быть во всеоружии современных научных знаний.
Важнейшим недостатком школьного преподавания является, по мнению Г. Гуковского, «наивный реализм», при котором литература рассматривается как простая иллюстрация к гражданской истории, а литературные герои уподобляются реально существовавшим лицам. Такого рода поверхностный взгляд рождает грубо прямолинейную «увязку» литературы прошлого с настоящим, «воспитательный» вывод как бы приклеивается извне к произведению и к самому процессу изучения этого произведения в порядке некой обязательной отсылки к современности, и в особенности к жизни и учебе самих учащихся».
В противовес этим ненаучным представлениям в книге утверждается мысль, что образ каждого героя есть воплощение авторской идеи, а произведение в целом – не только отражение действительности, но также и определенное понимание, определенная оценка ее. Осмыслить и оценить эти идеи – вот задача, которая должна быть поставлена перед учащимися. «Ибо необходимо понимать не только мое отношение к данному действующему лицу, но и отношение к нему же автора и, что, пожалуй, важнее всего, мое отношение к отношению автора». Только поняв, какой идеологический заряд вложен в произведение, можно воздействовать на мировоззрение школьников, только таким путем можно выработать у них правильное отношение к художественной концепции писателя, а значит, и к определенным сторонам и проблемам самой жизни.
Может сложиться впечатление, что в пылу полемики ученый забывает о специфичности именно художественной литературы, что он чересчур «идеологизирует» произведение искусства. Однако Г. Гуковский разъясняет, что термин «идея» он применяет в расширенном значении, понимая под, идеей «вовсе не только рационально сформулированное суждение, утверждение, даже вовсе не только интеллектуальное содержание произведения литературы, а всю сумму его содержания, составляющего его социальную функцию, его цель и задачу. В искусстве сумма суждений неотделима от суммы эмоций. В искусстве эмоция – тоже идея, ибо она дана не как самоцель, а как ценность…».
Другой существенный недостаток школьного анализа, полагает автор, – раздельное изучение формы и содержания, при котором так называемые «художественные особенности» произведения выглядят зачастую необязательным привеском. Естественно, учащимся начинает казаться, будто все эти метафоры и эпитеты нужны только для украшения и, следовательно, можно было бы обойтись и без них. С другой стороны, им невольно внушается мысль, что красота есть нечто стоящее вне содержания, что она существует, так сказать, сама по себе, что плохое содержание может быть заключено в «красивую форму». Так коверкается художественный вкус школьников, так прививается им «мещанское эстетство», так любование внешней красивостью вытесняет наслаждение истинной красотой.
Этот порок (присущий также и академической науке) Г. Гуковский связывает с последствиями формализма и вульгарного социологизма. Он разъясняет, что оба противоположных направления в науке представляют, в сущности, две стороны одной медали, ибо (каждое на свой лад) рассматривают форму и содержание как нечто отдельное, не связанное друг с другом, допускают рассмотрение формы вне содержания, а содержания вне формы.
Напротив, одна из центральных идей книги Г. Гуковского – неразрывность содержания и формы. Произведение искусства рассматривается в ней как единая и целостная идейно-эстетическая структура, подлинный смысл которой невозможно постичь без точного учета составляющих ее компонентов. «Понять идею литературного произведения – это значит понять идею каждого из его компонентов в их синтезе, в их системной совокупности, – и в то же время каждого из этих компонентов в частности. Если мы не поняли, что значит любой элемент произведения, – мы не поняли до конца и в полноте, что значит все произведение как система в целом». Правда, ученый подчас несколько увлекается, заявляя, что «в каждом элементе каждого произведения заключено отражение всего мировоззрения в целом». Не совсем понятно, зачем в таком случае нужны все прочие элементы художественной структуры. Зато самого пристального внимания заслуживает другая мысль автора, его утверждение, что рассмотреть и описать все элементы художественной структуры – «дело необъятное и ненужное», ибо «нет предела дроблению произведения и углублению в частные проблемы изучения его текста». Поскольку художественное произведение есть единство структуры, рассуждает Г. Гуковский, необходимо на первый план выдвинуть такие ее компоненты, которые формируют это единство. Словом, не элементы стиля, но принципы стиля («творческого метода», по терминологии автора) должны стать главным предметом литературоведческого анализа.
Изучение художественного произведения как целостной структуры избавляет от унылого «прохождения образов», от засилья характеристик героев, чем, к сожалению, до сих •пор еще грешит практика школьного преподавания. Г. Гуковский -считает характеристики героев законным, подчас необходимым, но отнюдь не единственным средством анализа. Он говорит, во-первых, о необходимости изучать не отдельные образы, но всю систему образов произведения. Во-вторых, он протестует.против чрезмерно узкого истолкования понятия «образ». В произведении, говорит ученый, множество образов. Это и пейзаж, и интерьер, и тропы, и многое другое. Поэтому нелепо противопоставлять «образы»»художественным средствам», как это обычно делается в школьных учебниках. То и другое – «образы» и «средства» одновременно – способы раскрытия художественной идеи писателя.
Надо сказать, что Г. Гуковский не только декларирует свои методологические принципы. В его книгу включены блестящие этюды о произведениях Пушкина и Гоголя: «Евгении Онегине», «Медном всаднике», «Борисе Годунове», «Пиковой даме», «Старосветских помещиках», «Тарасе Бульбе», – демонстрирующие практическое применение основных идей автора. И это придает его выводам еще большую убедительность.
Дать школьнику «ключ, отпирающий все тайны искусства», – такую трудную, но благородную задачу ставит Г. Гуковский перед учителем. Решить эту задачу и помогает его книга, написанная горячо, живо и темпераментно.
Очеркам предпослана статья Н. Громова, в которой подробно охарактеризованы основные идеи и ‘Практическая деятельность Г. Гуковского – методиста. Остается выразить надежду, что публикация трудов Г. Гуковского на этом не закончится. В частности, хотелось бы, чтобы вновь увидели свет его работы о литературе XVIII века, написанные в 30-е годы, но до сих пор не утратившие своей актуальности.