Народные песни – баллады Закарпатья

Народ Закарпатья, веками томившийся под чужеземным владычеством, страдавший от гнета чужих и своих крепостников и капиталистов, создал огромное количество лирических и эпических песен, сотни прекрасных сказок и преданий, в которых воплотил свои задушевные мысли и чувства, чаяния и надежды.

Оккупанты стремились убить в нем сознание нерасторжимого единства с украинским и русским народами, делали все, чтобы изолировать его, оторвать от корней родной восточнославянской культуры и ассимилировать его… Но их усилия были напрасными. Закарпатский крестьянин упорно сопротивлялся всем попыткам денационализации, свято берег свой материнский язык и свою народную культуру.

Одним из неоценимых и нестареющих сокровищ народной культуры является устное народное творчество. Оно всегда служило и теперь служит живым доказательством единства закарпатцев с единокровными братьями на Востоке.

Буржуазные ученые немало потрудились в прошлом, чтобы противопоставить русинов украинцам. Однако их доводы оказываются несостоятельными при первом знакомстве с закарпатским фольклором. Кто знает старинные песни и сказки русинов, кто наблюдал их свадебные, похоронные, колядные обычаи и слушал замечательные обрядовые мелодии, – тот сразу вспомнит пушкинское выражение: «Здесь Русью пахнет…»

Вот почему собирание и изучение устного творчества Закарпатья должны вызывать живейший интерес наших советских историков, этнографов, филологов. Издание текстов и исследование фольклорных материалов Закарпатья составляет не только серьезную научную проблему, но имеет также важное политическое значение. Ведь еще и сегодня встречаются в Западной Европе и за океаном горе – теоретики, противопоставляющие «рутенский» народ восточным славянам.

Закарпатский фольклор своеобразен и богат жанрами. Одной из самых больших культурно-исторических и эстетических его ценностей мы считаем народные песни-баллады.

Как известно, в среднеевропейских странах (Польша, Чехословакия, Венгрия) героический эпос вымер в незапамятные времена. В период национального возрождения, когда устное творчество стало привлекать внимание образованных людей, героические песни не были обнаружены в этих странах. Зато здесь были записаны в значительном количестве другие эпические жанры – баллады. Балладные песни восполняют отсутствие у поляков, чехов, словаков, венгров, румын героического эпоса, поэтому их удельный вес в устном творчестве этих народов очень велик.

В прикарпатских украинских землях до сих пор также не удалось найти героических песен, подобных думам и былинам, но отмечается широкое бытование народной баллады. Последняя занимает чуть ли не доминирующее место в знаменитом монументальном сборнике Я. Головацкого «Народные песни Галицкой и Угорской Руси» ¹. В первом и третьем томах этого сборника баллады напечатаны под рубрикой «Думы о событиях обыкновенных лиц» (т. I, стр. 37 – 91, т. III, стр. 14 – 42). Но и среди «дум былевых, воинских, рекрутских, господарских», как их называет автор, и других нередко можно встретить балладные сюжеты. Я. Головацкий впервые опубликовал и закарпатские народные баллады в записи А. Павловича, А. Духновича и других. В особенности выделяются своей содержательностью и высокой художественной выразительностью записи А. Павловича – «маковицкого соловья», талантливого поэта Пряжевской Руси, знатока народного творчества; они напечатаны в одном разделе – «Песни русского раковицкого люда в Угрии» (т. II, стр. 691 – 712).

Составители сборников закарпатского фольклора, к сожалению, не занимались систематизацией и классификацией собранного материала и печатали его подряд, игнорируя, в частности, жанровые особенности песен.

Не только в сборниках Г. А. Де Волана² и М. Врабеля³, вышедших еще в старой Австро-Венгрии, но и в новейших например, в собрании Исидора Биляка⁴ – баллады приходится искать среди массы других песен.

В годы буржуазно-демократической Чехословакии (1918 – 1938) балладные песни не появлялись отдельным изданием. Публиковались они от поры до времени в некоторых журналах, литературных альманахах, газетах. Академик Ф. Колесса напечатал тексты нескольких баллад в «Наукових збірниках товариства «Просвка» в Ужгород!».

Если у писателей XIX столетия (Павлович, Духнович, Сильвай) и у любителей устного творчества чехословацкого периода (Биляк) замечается тенденция подправлять текст песни, приспосабливая его к литературной форме, то у фольклористов из «Подкарпатского общества наук» ⁵ чувствуется стремление засорять народную речь обилием варваризмов и локализмов. Масса венгерских слов и выражений в сказках и песнях, печатавшихся на страницах «рутенских» журналов и газет и на страницах отдельных сборников, объясняется тем, что прислужники оккупационных властей во что бы то ни стало хотели доказать языковую близость русинов к мадьярам… Сознательно подбирались материалы, пестревшие мадьяризмами, записанные в селах этнографических окраин, где процесс ассимиляции был явно обозначен.

Орган «Подкарпатского общества наук» – «Літературна неділя» поместила целую серию балладных песен, но все они, как и вышедшие в 1944 году в переводе на венгерский язык «Ruszin nepballadak» («Русинские народные баллады») ⁶ «Народні пісні подкарпатських русинов «⁷, страдают русинской тенденцией. Перечисленные издания, далеко не отвечающие требованиям современной науки, сегодня уже составляют библиографическую редкость. Даже в столичных книгохранилищах их не всегда можно найти.

В этой статье наряду с текстами, перепечатанными из старых изданий, впервые фигурируют материалы, записанные нами на протяжении двух десятков лет во всех районах Закарпатья. Подбирая образцы балладных песен, мы руководствовались принципом культурно-исторической и художественной их ценности. Почти каждый сюжет бытует во многих вариантах. Любопытно проследить за «путешествием» песни из округа в округ, из села в село. Например, мотив «Дівка зчерила хлогщя» записан нами в пятнадцати вариантах, мотив «Дівка зчерила брата» – в десяти вариантах, мотив «Свекровь извела невестку» – в десяти вариантах. Все три мотива зафиксированы во всех районах Закарпатья…

Баллада принадлежит к наиболее сложным литературным видам. Русские и западноевропейские ученые положили немало трудов, чтобы раскрыть ее сущность, определить ее жанровые особенности, охарактеризовать основные этапы ее исторического развития. Однако их усилия еще не увенчались полным успехом.

Выдающийся советский фольклорист Н. Андреев, как бы подводя итоги исследования баллады, указывает, что при современном состоянии изучения материалов нет возможности дать окончательную характеристику этого жанра, так как рамки его «довольно расплывчаты и приблизительны» ⁸.

В чем заключается трудность проблемы? Трудность в том, что, по справедливому замечанию того же ученого, «во многих текстах мы имеем дело с переходными случаями». Действительно, некоторые тексты с одинаковым правом можно отнести или к новеллистическим былинам, или к историческим песням, или к духовным стихам, или к бытовым лирическим песням – семейным, любовным, солдатским, разбойничьим и т. д.

Н. Андреев предлагает лишь предварительную, «ориентировочную» дефиницию баллады как песни с повествовательным содержанием, в которой отсутствуют специфические особенности, присущие былине, исторической песне и духовному стиху.

В краткой формуле пока не удается передать сущность баллады, дать ее точное определение. Поэтому мы попытаемся раскрыть ее жанровые особенности способом развернутой характеристики.

Прежде всего баллада повествует о чрезвычайных происшествиях. Сюжет ее строится на эпизодическом событии: «свекровь изводит невестку», «девушка отравляет парня», «муж убивает свою жену по наговору любовницы», «девушка бросает в воду внебрачного ребенка», «помещик казнит слугу, в которого влюбляется его жена», «опришок гибнет, преданный любовницей» и т. д.

Как видим, все это происшествия необыкновенные, поразившие народную память. Это не события общенационального или общегосударственного значения, являющиеся предметом воспевания в героическом эпосе. Здесь отличие баллады от былины и думы.

Характерно, что баллада рассказывает преимущественно о мрачных, трагических случаях, которые притягивают внимание, действуют на воображение, производят сильное впечатление. Отсюда взволнованность, эмоциональность балладной песни. Последняя не ограничивается рассказом о самом происшествии, но стремится передать эмоциональную реакцию действующих лиц. Знаток фольклора, венгерский писатель Арань Янош сущность баллады усматривает в том, что она говорит читателю не о самих фактах, а скорее о влиянии фактов на мир чувств, что она отображает сильнейшие эмоции, душевные потрясения. Следовательно, баллада органически сочетает эпический элемент с лирическим. В этом ее специфика и обаяние. Сочетание эпоса и лирики составляет еще одну (третью, по нашему счету) особенность баллады.

Многим балладам присущ элемент чудесного. В основе их сюжета лежат определенные анимистические верования, пережитки первобытной эпохи (верование в родство женщины со змием, в обращение невестки в дерево вследствие заклятия свекрови; верование в необходимость принесения человеческой жертвы при постройке крепости и т. д.).

Баллада отображает домашний быт и рисует картины преимущественно из частной жизни. Действующие лица баллады, ее «герои» – как правило, люди простые, обыкновенные: «злая свекровь» и «несчастная невестка», «старый муж» и «молодая жена», «влюбленная девушка» и «влюбленный парень, мстящий за измену» и т. д. Это не былинные богатыри или богатыри-казаки из украинских дум, совершающие героические подвиги, и не сказочные герои, обладающие сверхъестественной силой. Действие в балладе развивается чрезвычайно быстро и напряженно. Здесь и намека нет на медлительность, длительные повторения и детальные описания, свойственные героическому эпосу. Отличает балладу от былины и думы не только драматизм и динамизм, но и диалогическая форма изложения (более подробно о стилистических особенностях баллады см. ниже).

По мнению большинства исследователей, балладные песни зародились и стали бытовать в период раннего феодализма и крепостничества.

«Баллада» – литературный термин. В народных массах ее называют просто «длинная песня», в Закарпатье – «довга сшванка».

Слово «баллада» восходит к латинскому ballare-плясать. Отсюда итальянское ballata – танцевальная песня, старопровансальское – ballada и старофранцузское – ballade. Этимологический смысл термина заключается в том, что балладные песни исполняют в сопровождении танцев и хороводов.

В русской дореволюционной науке слово «баллада» не было принято; пользовались термином «низшая эпическая песня» в отличие от «высших эпических песен». Среди буржуазных ученых Запада имеет хождение теория, приписывающая авторство эпических произведений устной словесности придворным певцам, которые якобы выступали носителями высшей аристократической культуры, недоступной широким массам. Народ-де не способен творить великие произведения искусства, он только заимствует их, копирует, «снижает» в идейном и художественном отношении. Сочинители баллад, по их мнению, непременно принадлежали к знати, а исполнялись баллады прежде для избранных и лишь позже проникли в широкие массы.

Конечно, не все зарубежные фольклористы придерживаются этой теории. Значительная часть ученых разделяет взгляд на полулитературное, полународное происхождение баллады. Одним из последователей этого течения является венгерский ученый Шольмоши Шандор. Кстати сказать, венгры серьезно занимались и продолжают заниматься проблемой баллады, так как у них баллада – самый значительный эпический жанр.

Шольмоши пишет⁹, что баллада на своем длительном историческом пути прошла два этапа: первый, когда она, будучи плодом индивидуального творчества, исполнялась странствующими певцами-музыкантами и сохраняла устойчивость текста, и второй – когда с исчезновением сословия певцов она сделалась достоянием всего народа; текст баллады претерпевал изменения, и постепенно она превращалась в коллективное произведение. Если и есть доля правды в том, что некоторые виды баллады могли быть созданы индивидуальными поэтами, то это еще не дает нам права считать их продуктом аристократической культуры. Странствующих и даже некоторых придворных певцов нельзя отрывать от народа. Поскольку они в своих произведениях высказывали передовые идеи, выступали в защиту своего народа, – они были, независимо от своего социального происхождения, народными певцами в широком понимании этого слова. Бонна из «Слова о полку Игореве» мы считаем народным певцом, хотя он, по всей вероятности, принадлежал к привилегированному сословию…

Что касается классификации балладных песен, то здесь наблюдается удивительный разнобой. Разные ученые делят их на категории по-своему. Например, русский исследователь Н. Андреев, придерживаясь тематического принципа, различает следующие три группы: 1) баллады сказочного, новеллистического и анекдотического характера, 2) баллады, примыкающие к былинам, к историческим и военным песням, и 3) баллады, «более четко связанные с определенными социальными группами» (солдатские, разбойничьи, ямщицкие, монастырские).

Словацкий фольклорист К. А. Медвецкий, составитель сборника «Сто словенских баллад» ¹⁰, намечает целых 10 групп: 1) легендарные, 2) исторические, 3) семейные, 4) любовные, 5) «nehody»-«несчастные случаи», то есть песни, рассказывающие о несчастных случаях, 6) «nasilnicke»-«насильственные» (?!), 7) разбойничьи, 8) «Sibenicne» – «виселичные» (?!), 9) военные и 10) элегические.

Составители новейшего венгерского сборника¹¹ Чанади и Вардяш предлагают следующее деление: 1) классические баллады, 2) исторические, 3) лирические, 4) баллады с повторяющейся строфой, 5) разбойничьи – опришковские и 6) новые.

Мы сослались на три попытки классификации, предложенной русским, словацким и венгерскими специалистами потому, что их сборники материалов этнографически соприкасаются с нашими.

Нет сомнения, что самым правильным будет деление, в основу которого положен исторический принцип. Такого принципа придерживается А. Кинсько – автор раздела о балладе в новейшем пособии по украинскому устному народному творчеству, подготовленном Институтом фольклора АН УССР¹².

Идейно-тематический анализ исследуемого материала приводит нас к выделению нескольких исторических слоев.

Как известно, балладные песни передавались из уст в уста, от поколения к поколению на протяжении многих столетий. Первоначальные их тексты неоднократно менялись. Каждая эпоха получала отражение не только во внешней форме, но и в содержании баллад. Так образовались различные пласты.

Самым древним был мифологический пласт. По сравнению с другими он самый незначительный, самый «тоненький», заметный только в некоторых песнях. Н. Андреев¹³ к этим песням относит такие, в которых сюжет строится на мифологических представлениях. Например, «Змей Горыныч и княгиня», «Софьюшка и Ванюшка», «Чурилье – игуменье» и др. В них развиваются мотивы родства женщины со змием, обращения человека в дерево вследствие заклятия, мотивы происхождения от солнца и т. п.

В Западной Украине и в Закарпатье данная группа баллад также немногочисленна. Мы относим к ней такие баллады, как «Оженила мамка сына, привела невістку» (с. Скотарское Воловецкого района), «На самы святы Русаля мати сыночка прокляла», «Плавают рыбачки по тихом Дунаю», «Кедся¹⁴ милый от милой брал» (все три из Прящевщины в записи А. Павловича).

Первая из названных песен рассказывает о трагической судьбе невестки, преследуемой злой свекровью… Однажды молодая женщина, работая в поле, загляделась на дорогу, откуда ждала возвращения любимого мужа. За это свекруха «закляла» ее: «Богдай же ты, невктице, там тополев стала». И случилось чудо – женщина превратилась в дерево… Когда сын вернулся домой, мать заставила его срубить тополь, но дерево проговорило:

Ой не рубай, не обрубуй тоту колодочку,

Бо не знаешь, що рубаешь мою головочку.

Ой не рубай, не обрубуй тото конаричко,

Бо не знаешь, що рубаешь мое волоачко.

Ой не рубай, не обрубуй тоти білі сучки,

Бо не знаешь, що рубаешь мої білі ручки.

 

Потрясенный, сын проклинает свою мать:

А бодай ты, моя мамко, спасіння не мала,

Що ты мою вірну жінку тополев назвала.

 

Перед нами типичное анимистическое верование о переселении человеческой души в растительный мир. В Западной Украине это верование удержалось вплоть до 40-х годов. Отсюда, между прочим, и представление о тополе как символе девичьей красоты.

То же верование лежит в основе песни «На самы святы Русаля мати сыночка прокляла». В древности все славянские племена праздновали языческие «святы Русаля», то есть духов день, когда дома, хозяйственные пристройки, весь двор украшались зелеными ветками липы, березы и орешника. Верили, что в этот праздник души умерших посещают «обыстье», где они провели земную жизнь. На Русаля следует остерегаться «заклятий». Неосторожная мать «закляла» сына:

Иди ты coбi до бical

Жебы ты стал явором,

А твой коничек каменём!

 

Сын отправился в лес и действительно превратился в дерево. Когда мать, проходя мимо прекрасного дерева, вздохнула:

Ей, явор, явор зеленый,

Який ты красный, руменый!

Taбi на тo6i голузки,

Як мого сына волоски.

Taкi на тoбi листочки,

Як мого сына губочки –

 

она услышала голос своего сына, который сказал ей, что он уже никогда не вернется домой.

В песне «Плавают рыбочки по тихом Дунаю» девушка, отданная «за нелюба», обернулась кукушкой и прилетела в отцовский сад:

Во вышневом садку

На голузку сіла,

Почала кукати,

Жалю задавати,

Аж ся яли

С той великой туги

Голузочки сухи

В саді развивати.

Мать узнает голос своей дочки, обливается горькими слезами и расспрашивает ее о горемычной жизни…

Кроме баллад с мифологической основой, к древнейшему пласту примыкают песни, в «которых находим черты дофеодального уклада жизни. Мы имеем в виду песни о кровосмешении: «Была в Даня красна жона» (с. Прислоп Воловецкого района), «В Угелі, Угелі – богатом Угелі и «Ходило д!вчатко коло Визлой воды» (запись А. Павловича) и др.

В песне из Прислопа речь идет о кровосмешении братьев с сестрою: у львовского попа была одна дочь и десять сыновей. Девять «пішло розбивати». Дочь вышла замуж за Дана, жила в каменном доме среди дремучего леса. Однажды напали на дом девять братьев -разбойников, «мужа зарезали, «а з Данихой нічку спали». Младший из братьев «не спав, цілу нічку передумав». Он узнал, что Даниха – его родная сестра… Осознав содеянное, разбойники в отчаянии бросаются с горы в воду:

Biciм впало i пропало,

А девятий бой не пропав,

Все на воду він випливав,

Бо з сестрицев нічку не спав.

Мотив кровосмешения братьев с сестрою широко распространен во всей Украине¹⁵ России и в славянских странах. Толкование его вызвало в свое время немало споров¹⁶.

Древность этого мотива подтверждает и то, что он трактуется и в обрядовой поэзии. Здесь он облечен в форму колядки:

Ей у попаді у Левицкої

Зле в ней, гей, зле в ней } припев

И в домі ei, зле в ней

Мала же она девять сынойков,

Девять сынойков на разбой пошло,

Десяту дівойку за крамаря дала,

За крамаря дала в Вгорскую сторону## Я. Головацкий, Народные песни Галицкой и Угорской Руси, т.

1. «Народные песни Галицкой и Угорской Руси». Собраны Я. Ф. Головацким, т. I-III, Москва, 1878.[↩]
2. Г. А. Де Волан, Угорские народные песни. Записки Русск. геогр. общества, т. 13, вып. 1, 1885.[↩]
3. М. Врабель, Русский соловей, Ужгород, 1890. Его же, Угорски народны спеванки, Будапешт, 1900.[↩]
4. »Жаворонок» – собрание русских песен и пословиц подкарпатского народа. Собрал Исидор Биляк, школьный инспектор. Ужгород, 1926. [↩]
5. Издательская организация венгерских оккупационных властей.[↩]
6. »Ruszin nepballadak, magyarra forditotta Lovassy Andor» («Русинские народные баллады», на венгерский язык перевел Ловоши Андор. Унгвар, 1944). [↩]
7. »Народн_ пісні подкарпатських русинов», ч. I, зобрали: Д. Задор, Ю. Костью, П. Милославский. Унгвар, 1944.[↩]
8. Н. Андреев, Песни-баллады в русском фольклоре, Вступительная статья к сб. «Русская баллада», «Советский писатель», Л. 1936, стр. XVIII.[↩]
9. Solymossy Sundor, Ballada, Magyar neprajz, III.[↩]
10. »Sto slovenskych liidovych ballad», Sosbieral a upravil K. A. Medvecky, Bratislava, 1924. [↩]
11. »Ropuly pava горiily», Magyar nepballadak es balladasdalok («Лети, павлин, лети», мадьярские народные баллады и балладные песни), Будапешт, 1954. [↩]
12. Мы прочитали этот раздел в рукописи.[↩]
13. Н. Андреев, Песни-баллады в русском фольклоре, стр. XX-XXI.[↩]
14. Кед – когда. Тексты баллад здесь и дальше даются в записях собирателей закарпатского фольклора.[↩]
15. Я. Головацкий, Песни Галицкой и Угорской Руси, т. I, стр. 166 – 167, т. II, стр. 45; Чубинский, Труды этнографической экспедиции в Юго-Западный край, вып. V, стр. 888, 921 – 927.[↩]
16. М. Драгоманов, Славянські перерібки Едіпової icтopiї. Розвідки Михайла Драгоманова про українську народну словісність i письменство, т. IV, Львів, 1907.[↩]