Наполеоновские войны в «Дядюшкином сне» Ф. М. Достоевского

…женщины на войну не ходят, и им дела нет до Бонапарта…

А. С. Пушкин. «Рославлев»

Наполеон как создатель Гражданского кодекса, на долгие годы закрепившего юридическое бесправие «прекрасного пола» во Франции, прочно вошел в мировую культуру в образе противника женской самостоятельности и свободомыслия. Недаром легендарный приверженец бонапартизма солдат Николя Шовен стал помимо прочего и символом мужского шовинизма. В романе «Братья Карамазовы» Достоевский вложил в уста подростка-нигилиста Коли Красоткина, известного своими познаниями в области Всемирной истории, следующие слова: «Я признаю, что женщина есть существо подчиненное и должна слушаться. Les femmes tricottent¹, как сказал Наполеон, — усмехнулся почему-то Коля, — и по крайней мере в этом я совершенно разделяю убеждение этого псевдовеликого человека»².

Это знаменитое убеждение Наполеона в творческом сознании писателя было напрямую связано с «псевдовеличием» и пародийностью мужской надменности по отношению к женщинам. Об этом наиболее выразительно свидетельствует Пушкинская речь Достоевского, в которой он заявил, что Татьяна Ларина «глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда…». Пушкинская Татьяна, эта «апофеоза русской женщины» (26;140), по мнению Достоевского, открыла тайну Евгения — пародийность его натуры — по находящимся в его кабинете предметам, среди которых был и «столбик с куклою чугунной» — статуэтка Наполеона. «Вот она в его кабинете, она разглядывает его книги, вещи, предметы, старается угадать по ним душу его, разгадать свою загадку, и «нравственный эмбрион» останавливается наконец в раздумье, со странною улыбкой, с предчувствием разрешения загадки, и губы ее тихо шепчут:

Уж не пародия ли он?

Да, она должна была прошептать это, она разгадала» (26;141).

Чтобы усилить комический эффект, производимый мужским шовинизмом, самомнением и подражательностью, парадоксалист Достоевский использовал прием наделения героинь-женщин гипертрофированными «мужскими» чертами. В художественном мире писателя именно Наполеон, этот гонитель мадам де Сталь, предстает в качестве своеобразного эталона для властолюбивых и деспотичных дам. Женщины-носительницы наполеоновской идеи играют важную роль в повести «Дядюшкин сон» и в романе «Бесы»³. В первом произведении, которое, как давно отмечалось исследователями, напоминает представление народного кукольного театра, в пародийном ключе воссоздается дух наполеоновских войн и сам император Наполеон.

Автор мордасовской летописи, безымянный хроникер, претендующий на звание «верного историка», берет за основу своего труда не достоверные исторические события и факты, а всевозможные домыслы, сплетни и слухи, ярко рисующие жизнь провинциального общества в небольшом городе. Необычайная осведомленность летописца в происходящих скандалах, его глубокая погруженность в мельчайшие подробности самых потаенных чувств героинь заставляет предположить, что автор летописи был женщиной. Достоевский в «Дядюшкином сне» дал образец нарочито сниженной «женской» прозы, отличительной особенностью которой является пародирование женского наполеонизма. В этом он отталкивался от пушкинского наследия.

В романе Пушкина «Рославлев», посвященном событиям 1812 года, женщина является не только главной героиней, но и повествователем. Пушкин построил свое произведение таким образом, что события наполеоновского нашествия в нем дважды преломляются через женское восприятие, ведь о взглядах Полины мы узнаем из рассказа ее безымянной подруги. Схожая структура применена и в «Дядюшкином сне». Однако если у Пушкина в рассказе о войне с Наполеоном преобладает непосредственная серьезность с элементами юмора, то Достоевский, наоборот, творит смеховой мир в духе ироикомических поэм предшествующего столетия: подлинные исторические события и имена профанируются и обыгрываются у него самыми разными способами.

Летописец с первых страниц представляет главную героиню: «Марья Александровна Москалева, конечно, первая дама в Мордасове, и в этом не может быть никакого сомнения. Она держит себя так, как будто ни в ком не нуждается, а напротив, все в ней нуждаются. Правда, ее почти никто не любит и даже очень многие искренно ненавидят; но зато ее все боятся, а этого ей и надобно. Такая потребность есть уже признак высокой политики». Эти слова перекликаются с записью П. Вяземского о Наполеоне в записной книжке 30-х годов: «Дело в том, можно ли в наше время управлять с успехом людьми, имевшими некоторую степень образованности, не заслужив доверенности и любви их? Можно, но тогда нужно быть Наполеоном, который, как деспотическая кокетка, не требовал, чтобы любили, а хотел влюблять в себя, и имел все, что горячит и задорит людей»⁴.

Далее хроникер соотносит свою героиню с Наполеоном: «Марью Александровну сравнивали даже, в некотором отношении, с Наполеоном. Разумеется, это делали в шутку ее враги, более для карикатуры, чем для истины. Но, признавая вполне всю странность такого сравнения, я осмелюсь, однако же, сделать один невинный вопрос: отчего, скажите, у Наполеона закружилась наконец голова, когда он забрался уже слишком высоко? Защитники старого дома приписывали это тому, что Наполеон не только не был из королевского дома, но даже был и не gentilhomme⁵ хорошей породы; а потому, естественно, испугался наконец своей собственной высоты и вспомнил свое настоящее место». Таким образом, повествование, представляющее собой «полную и замечательную историю возвышения, славы и торжественного падения Марьи Александровны и всего ее дома в Мордасове», начинается с принижения настоящего Наполеона, в сравнении с которым Марья Александровна (Мария — «высокая», «превосходная», «славная», «госпожа» — евр.) должна выглядеть более благородной, успешной и гениальной;

1. Дело женщины — вязанье (франц.)[↩]
2. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 тт. Л.: Наука, 1972-1990. Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, произведения Достоевского цитируются по этому изданию. Том и страница указываются в скобках после цитаты. [↩]
3. О Юлии Лембке как о «Наполеоне женского рода» см.: Волгин И. Л. Наполеоновская тема в творчестве Ф. М. Достоевского // Наполеон. Легенда и реальность: Материалы научных конференций и наполеоновских чтений. 1996-1998. М.: Минувшее, 2003. С. 290.[↩]
4. Вяземский П. А. Старая записная книжка. 1813-1877. М.: Захаров, 2003. С. 635.[↩]
5. дворянин (франц.) [↩]