1812 год и наполеоновский миф в романе Ф. М. Достоевского «Идиот»

Отечественная война 1812 года сыграла судьбоносную роль как в истории России XIX столетия, так и в жизни и творчестве Достоевского. Достаточно вспомнить, что отец писателя М. А. Достоевский в эпоху противостояния русской армии и русского народа с Великой армией Наполеона служил военным врачом, в период Заграничного похода 1813 года он поступил в Бородинский пехотный полк¹. Мать, Мария Федоровна Нечаева, согласно воспоминаниям А. М. Достоевского, «бывши девочкой 12 лет, в сопровождении своего отца и всего его семейства, выбрались из Москвы только за несколько дней до занятия ее французами…»². Ее отец, дед писателя, Ф. Т. Нечаев «во время войны <…> потерял все свое состояние»³. Таким образом, эта война являлась поистине Отечественной и для семьи писателя: память о ней была у каждого из его родителей окрашена глубокими интимными переживаниями, тонами личной жизненной истории, трагизмом лишений и радостью побед.

Сам Ф. Достоевский родился в год смерти Наполеона и свой интерес к его личности и эпохе 1812 года вынес еще из детских впечатлений. «Мир был наполнен этим именем; я, так сказать, с молоком всосал»⁴, — говорил один из его героев, генерал Иволгин о французском императоре. Как отмечала Г. Коган, в саду Мариинской больницы для бедных, где служил отец Достоевского, будущий писатель общался и с лекарями, сослуживцами отца, лечившими раненых французских солдат, оставленных при уходе французов из Москвы, и с русскими инвалидами войны 12-го года⁵.

Достоевский с юности был очень начитан и, по свидетельству его младшего брата Андрея Михайловича, «более читал сочинения исторические, серьезные…»⁶. Из «Новой истории» И. Кайданова (а по «Кайдашке», как замечал писатель, учились «все почти европейские дипломаты»; 25; 148), он запомнил «одну из величайших фраз», которая «осталась в <…> памяти на всю жизнь»: «Глубокая тишина царствовала во всей Европе, когда Фридрих Великий закрывал навеки глаза свои: но никогда подобная тишина не предшествовала такой великой буре!» (25; 147). Это начало той главы, когда Кайданов «приступил к изложению французской революции и появлению Наполеона I» (25; 147).

Образ Наполеона, могучего неприятеля России, великого гения и всесильного деспота, ставшего кумиром миллионов людей, неизменно притягивал внимание Достоевского на протяжении всего его творчества. Наполеоновская тема в его произведениях неразрывно связана с темой войны 1812 года, которая, в свою очередь, символизировала для писателя поистине народное единство и самопожертвование. Так, в письме к И. С. Тургеневу от 17 июня 1863 года Достоевский вспомнил о 12-м годе, когда, по его словам, «…вся Россия, войска, общество и даже весь народ [были] настроены патриотически…» (28-2; 35). Эта мысль повторяется многократно в его сочинениях. В «Ряде статей о русской литературе» писатель заметил, что «во время двенадцатого года <…> всe русское занималось только одним спасением отечества…» (18; 75). В апрельском выпуске «Дневника писателя» за 1876 год Достоевский устами вымышленного парадоксалиста воспел войну как мощное воодушевляющее и очистительное явление, способное сплотить все общество: «Помещик и мужик, сражаясь вместе в двенадцатом году, были ближе друг к другу, чем у себя в деревне, в мирной усадьбе. Война есть повод массе уважать себя, а потому народ и любит войну: он слагает про войну песни, он долго потом заслушивается легенд и рассказов о ней <…> пролитая кровь важная вещь!» (22; 126)

В романе «Идиот», который создавался за границей, в эпоху Второй империи во Франции, когда Европа готовилась отмечать столетие со дня рождения Наполеона I, Достоевский дал оригинальный образец наполеоновской легенды в рассказе генерала Иволгина о 1812 годе. Это был совсем другой взгляд на героическую эпоху начала XIX века, отличный от того, который предложил в своем романе-эпопее «Война и мир» приблизительно в то же время Л. Толстой.

И. Волгин обозначил тесную связь между образами Наполеона в романах Толстого «Война и мир» и Достоевского «Идиот»: «Толстой и Достоевский изобразили императора французов вживе. Автор «Войны и мира» сделал это «на полном серьезе», как и положено историческому романисту. Автор «Идиота» — в виде литературной шутки»⁷. Однако историк-наполеоновед В. Сироткин, напротив, полагал, что «Л. Толстой и Ф. Достоевский положили начало двум подходам к личности Наполеона — антибонапартистского («Война и мир») и пробонапартистского («Идиот»)»⁸.

В целом, крайне интересный и необычайно глубокий рассказ генерала Иволгина о Наполеоне до настоящего времени почти не привлекал внимания исследователей. Общим местом стало отношение к нему как к литературной шутке, и только. М. Наринский и вовсе назвал историю генерала «бездарным рассказом», отсвет которого падает и на фигуру Наполеона⁹. «То, что и в «Дядюшкином сне» и в «Идиоте» о Наполеоне рассуждают жалкие старики, — пишет ученый, — не случайно. Их время прошло, его эпоха прошла. Осталась легенда, которую Достоевский превращает в анекдот. Самозабвенное вранье отставного генерала — злая пародия на писания поклонников Наполеона, какая-то аляповатая олеография, словно заимствованная из дешевых изданий: блеск, мундиры, свита, орлиный взгляд, знойный остров. Наполеон предстает в рассказе пустым напыщенным позером…»¹⁰.

Практически все исследователи определяли рассказ генерала Иволгина «фантастическим» (9; 455) и интересовались, прежде всего, его жанровым обозначением, а не конкретным историко-литературным содержанием. Д. Соркина отметила черты мемуарного жанра в «воспоминаниях» Иволгина¹¹. В. Михнюкевич указал на связь рассказа Иволгина с фольклорной легендой о Наполеоне в повести «Честный вор»¹². И. Альми рассмотрела этот рассказ в качестве «вставной новеллы»¹³, отметив ее «безусловную комичность». Исследовательница сформулировала собственный подход к рассмотрению этого героя таким образом: «Нас будет интересовать лишь одна его сторона — наклонность к безудержной лжи»¹⁴. Выводы Альми воспроизвели в статье «Наполеон» для словаря «Достоевский: эстетика и поэтика» Л. Храмова и В. Михнюкевич¹⁵.

Нам же видится, что этот рассказ представляет собой ярчайший образец наполеоновской легенды в художественном произведении, сочиненной от имени героя-наполеониста. Еще более усложняет дело наличие в этой легенде автобиографических элементов. Так, Коган заметила, что маленький Иволгин в рассказе убегает из родительского дома на Старой Басманной «в дни восшествия Наполеона в Москву», и именно на этой улице проходило детство матери писателя¹⁶. Также симптоматично, что в романе «Идиот» поэтическая надпись на памятнике, поставленном, согласно шутливому вымыслу Лебедева, над его «схороненной» в 1812 году ногой, отстреленной одним французским «шассером», в точности повторяла эпитафию на могиле матери Достоевского — стихи Н. Карамзина: «Покойся, милый прах, до радостного утра». Уже одно это не может не говорить о серьезности и подлинности поднимаемых в рассказе тем и сюжетов.

Факты, упоминаемые в рассказе Иволгина, имели для самого рассказчика значение исключительной важности, поскольку в них было скрыто многое из его личной жизненной трагедии. Герой даже родился именно в 1812 году¹⁷. Вероятно, что писатель в построении его рассказа использовал прием иносказания (образы и сцены эпохи 1812 года замещают у Иволгина события современности и его обыденной жизни, дают своеобразный психологический выход стремлениям его наполеонизма), как бы реализуя знаменитый апулеевский принцип: «Внимай, читатель, будешь доволен». За поверхностным смеховым покровом рассказа скрывается его серьезное смысловое ядро, за видимым анекдотом прячется миф.

История Иволгина о Наполеоне является самым впечатляющим примером его творчества в романе, оформленным в виде вымышленных «воспоминаний». Такой художественный рассказ героя о Наполеоне был подготовлен предыдущим литературным опытом писателя. Впервые в творчестве Достоевского легендарная история героя о Наполеоне была включена в первое издание рассказа «Честный вор» (1848), где отставной кавалерист Астафий Иванович делился воспоминаниями о подробностях своей военной службы в разговоре с неизвестным человеком. Этот Неизвестный заинтересовался беседой с ветераном антинаполеоновских кампаний и издал ее в виде своих записок:

Я полюбопытствовал о подробностях его службы и чрезмерно удивился, узнав, что он был почти во всех сражениях незабвенной эпохи тринадцатого и четырнадцатого годов.

Таким образом, еще в конце 40-х годов Достоевский предпринял попытку пародийно описать в художественном произведении механизм рождения и публикации одного из образчиков жанра мемуарной литературы, посвященной войне с Наполеоном.

А. Тартаковский писал, что «для 40-х годов мы можем констатировать падение интереса к этой эпохе и общественно-исторической мысли России в той мере, в какой он проявлял себя открыто прежде всего в повременной печати»¹⁸. На этом фоне ослабления общественного внимания к теме «незабвенного двенадцатого года» Достоевский создает повествование отставного кавалериста, который «на службу пошел сущим мальчишкой, пятнадцати лет; еще в двенадцатом году поступил», позднее участвовал в битве под Лейпцигом и даже находился четыре месяца во вражеском плену.

Астафий Иванович вспоминает о французском императоре дважды: первый раз, когда описывает партизанские похождения А. Фигнера, и второй раз, когда рисует картину триумфального вступления русской армии в Париж. Из пяти имеющихся в рассказе упоминаний имени французского императора лишь один раз он назван Наполеоном и четыре раза Бонапартом, что уже подчеркивает пренебрежительное отношение к нему со стороны рассказчика. Оба обращения Астафия Ивановича к фигуре Наполеона рисуют последнего в сниженном виде и касаются его «тамошней» веры:

Выспросит все, узнает с толком, в службу шпионскую к Бонапарту поступит, ест, пьет с ним, в карты играет, на верность ему присягнет по вере тамошней, католической, деньги за то возьмет, обманет, отведет неприятеля в сторонку, а мы и выйдем благополучно, а Фигнер-то все главнокомандующему опишет, обо всем его предуведомит, и хоть Наполеону во сне что приснись, так главнокомандующий все через Фигнера знает, обо всем мигом известен.

Во втором же описании Астафия Ивановича заметно выделяется мотив раскаяния поверженного Бонапарта:

А сзади всех Бонапарт выступал и тоже: «Ура белому царю!» — кричал. А потом, как пришли во дворец, рапорт государю подал, в котором слезно ему представлял, что во всех прегрешениях раскаивается и вперед больше не будет русский народ обижать, только б за сыном его престол французский оставили. Да государь не согласился; сказал, что рад бы душою (добрый был царь, врага миловал!), да веры больше иметь нельзя — обману было много. А было ему представлено, Бонапарту, чтоб крестился он в русскую веру и по русской вере присягу дал. Да не согласился француз; верой своей не пожертвовал…

В последующие переиздания «Честного вора» этот рассказ о Наполеоне с ярко выраженными фольклорными мотивами не вошел. Как полагает Михнюкевич, Достоевский, возможно, стал ощущать «такой способ фольклорных включений как излишнюю этнографическую картинность»¹⁹. В любом случае можно говорить о том, что писатель рассматривал первую попытку создания специального повествования о наполеоновской эпохе как свою неудачу.

Во второй раз Достоевский изобразил Наполеона в повести «Дядюшкин сон». Старому выжившему из ума герою этой повести князю К. приснился Наполеон, «когда уже на острове сидел».

1. Нечаева В. С. Ранний Достоевский. М.: Наука, 1979. С. 18. [↩]
2. Достоевский А. М. Воспоминания. СПб.: Андреев и сыновья, 1992. С. 29-30. [↩]
3. Там же. С. 29. [↩]
4. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 тт. Л.: Наука, 1972-1990. Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, произведения Достоевского цитируются по этому изданию. Том и страница указываются в скобках после цитаты. [↩]
5. Коган Г. В. Наполеон и великий и теперешний. Отзвуки газетной полемики 1860-х гг. вокруг имени Наполеона в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // Наполеон. Легенда и реальность: Материалы научных конференций и наполеоновских чтений. 1996-1998. М.: Минувшее, 2003. С. 303-304.[↩]
6. Достоевский А. М. Указ. соч. С. 71.[↩]
7. Волгин И. Л. «Родиться в России…» Достоевский и современники: жизнь в документах. М.: Книга, 1991. С. 153. [↩]
8. Сироткин В. Г. Наполеон и Россия. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 305.[↩]
9. Волгин И. Л., Наринский М. М. «Развенчанная тень». Диалог о Достоевском, Наполеоне и наполеоновском мифе // Метаморфозы Европы. М.: Наука, 1993. С. 141. [↩]
10. Там же. С. 140.[↩]
11. Соркина Д. Л. Жанровая структура романа Ф. М. Достоевского «Идиот» // Проблемы метода и жанра. Томск, 1976. Вып. 3. С. 65-66. [↩]
12. Михнюкевич В. А. Русский фольклор в художественной системе Достоевского // Филологические науки. 1987. № 6. С. 24; Михнюкевич В. А. Ф. М. Достоевский и русский фольклор // Творчество Ф. М. Достоевского: Искусство синтеза / Под ред. Г. К. Щенникова, Р. Г. Назирова. Екатеринбург: Урал. ун-т, 1991. С. 95.[↩]
13. Альми И. Л. К интерпретации одного из эпизодов романа «Идиот» (рассказ генерала Иволгина о Наполеоне) // Достоевский: материалы и исследования. Т. 10. СПб.: Наука, 1992. С. 165. [↩]
14. Там же.[↩]
15. Храмова Л. В., Михнюкевич В. А. Наполеон // Достоевский: Эстетика и поэтика: Словарь-справочник / Сост. Г. К. Щенников. Челябинск: ЧелГУ, 1997. С. 101. [↩]
16. Коган Г. В. Указ. соч. C. 303.[↩]
17. См.: Подосокорский Н. Н. Наполеоновский миф в романе «Идиот»: биография генерала Иволгина // Русская литература. 2009. № 1; Подосокорский Н. Н. Наполеоновская биография генерала Иволгина // 1812 год в истории России и русской литературы: материалы Всероссийской научной конференции (Смоленск, 15-17 ноября 2010 года) / Сост. и ред. Л. В. Павлова, И. В. Романова. Смоленск: СмолГУ, 2010.[↩]
18. Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика. Опыт источниковедческого изучения. М.: Наука, 1980. С. 228.[↩]
19. Михнюкевич В. А. Предание // Достоевский: Эстетика и поэтика: Словарь-справочник… С. 203.[↩]