№11, 1971/История литературы

Над бессмертными страницами

1

В этом кратком наброске я не намереваюсь более или менее систематически рассматривать творчество или личность Достоевского. Мне хочется здесь высказать некоторые за годы сложившиеся у меня соображения о том, почему и чем великий русский писатель ныне так волнует весь современный мир.

Достоевский одним из первых великих русских писателей покорил Запад. Дифирамбически писал о нем французский литератор Мельхиор Вогюэ в книге «Русский роман», вышедшей в свет в 1886 году. За это он подвергся жестоким нападкам со стороны некоторых своих соотечественников. Его обвиняли в антипатриотизме; оправдываясь, он заявил, что преувеличил значение Достоевского.

Одновременно с книгой Вогюэ появились книги Фридриха Ницше «Сумерки богов» и «Антихрист», в которых Достоевский провозглашался не просто великим писателем, а таким, который совершил переворот в мировой литературе. Ницше ставил имя Достоевского рядом с именем Христа, называя последнего декадентом. «Можно пожалеть, что вблизи этого интереснейшего декадента не жил какой-нибудь Достоевский, то есть кто-нибудь, кто умел бы ощущать захватывающую прелесть такой смеси возвышенного, больного и детского». В Достоевском Ницше увидел соратника по переоценке всех ценностей, но отверг его искания положительных гуманистических идеалов.

Популярность Достоевского особенно быстро росла в нашем столетии. Едва ли хоть один значительный западный художник нашего времени не испытал его влияния. Тут и Андре Жид, и Стефан Цвейг, и Кафка, и Камю, и Томас Майн, и Фолкнер, и многие другие.

Воздействие Достоевского распространяется на все западноевропейское искусство. По его романам ставят фильмы, их переносят на театральные подмостки, они вдохновляют композиторов на сочинение опер, балетов и симфоний. Отражение его идей, образов и стиля ощутимо и в живописи, – без него ничего но понять, например, в экспрессионизме. Особенно глубоко проник Достоевский в кино. Великолепный фильм сделал знаменитый японский кинорежиссер Куросава по роману «Идиот». Я не видел фильма Висконти, поставленного по «Белым ночам». Но нет сомнения, что, делая фильм «Рокко и его братья», итальянский режиссер читал и перечитывал «Идиота». А в предпоследнем фильме Висконти «Гибель богов» мы обнаруживаем целый эпизод, заимствованный из «Бесов» Достоевского.

Достоевский ныне современен, как никогда.

Всякий гениальный художник во всякое время актуален. Шедевры никогда не умирают. Гений схватывает в частном и временном общезначимое и вечное.

За день до дуэли Пушкин писал: «Гений с одного взгляда открывает истину, а истина сильнее царя, говорит священное писание». Можно добавить к этим мудрым словам, что истина сильнее и времени, ибо, раз открытая, владычествует и над самим временем. Надо полагать, истины, открытые, если называть только русских писателей, гениями Пушкина или Гоголя, не менее значительны, чем те, которыми обязаны мы Достоевскому. Но времени, как и человеку, дано право отдать предпочтение той или другой истине. Наше время заострило свое внимание на истинах Достоевского.

Хотя значение гениального художника вечно и повсеместно, он более понятен как принадлежащий определенной стране и определенной эпохе.

Сам Достоевский лучше, чем кто-либо другой, определил, в чем его значение для будущих времен. «При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я конечно народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народного) – хотя и неизвестен русскому народу теперешнему, но буду известен будущему.

Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т.е., изображаю все глубины души человеческой».

Тут, разумеется, не отказ от психологизма, но установка на новый, более глубокий психологизм, если под психологизмом понимать исследование духа человеческого.

Несмотря на то, что и в свое время Достоевский был общепризнанным великим писателем, жилось ему трудно. В целом его литературная репутация не соответствовала масштабам его гения. Критика, в особенности передовая, находила у него отступления от реализма. И нападала на него за это. Собственные творческие установки в первую очередь отстаивал он сам. Не вы, говорил он другим выдающимся писателям, изображаете «правила», приписывая мне изображение «исключений», – дело обстоит противоположным образом. Имея в виду героев Гончарова, Тургенева, наконец, самого Льва Толстого, Достоевский писал, что это «их жизнь есть жизнь исключений, а моя есть жизнь общего правила. В этом убедятся будущие поколения, которые будут беспристрастнее, правда будет за мною. Я верю в это».

Он был несправедлив, поскольку снижал значение других больших писателей. Это само собой ясно. Он прав целиком, отстаивая Собственную гениальность.

И в этом ощущении правоты – один из Стимулов пророческой направленности гения Достоевского. Прежде всего он пытался прозреть свою судьбу в будущем, не удовлетворяясь настоящим своим положением. Не в том только дело что к нему относились хуже, чем он того заслуживал. Сама природа его дарования не всегда верно истолковывалась. Кто теперь станет говорить о схематичности его образов, надуманности и далекости от жизни сюжетов? А ведь прежде говорили и писали об атом. Он же настаивал, что не менее, а более глубок, чем другие, что наделен даром провидения, умением сквозь настоящее прозревать очертания будущего.

Препирательства с собственной эпохой начались у Достоевского, как только он вступил на путь литературной деятельности. В 1845 году, 24 лет от роду, написал он свой первый роман «Бедные люди», отдав его на суд Белинскому, первейшему тогдашнему авторитету в русской литературе. Белинский, прочитав первое произведение Достоевского, назвал его новым Гоголем, то есть гением. Вслед за «Бедными людьми» появились повести Достоевского «Двойник» и «Хозяйка», разочаровавшие, даже ожесточившие Белинского. Произошел разрыв. От Белинского, однако, Достоевский пошел не куда-либо, а к Петрашевскому, в кружок, занимавшийся пропагандой идей утопического социализма. На заседании кружка Петрашевского Достоевский читал знаменитое письмо Белинского к Гоголю, направленное против деспотизма и рабства. В апреле 1849 года он был арестован, одновременно с остальными петрашевцами; восемь месяцев находился в одиночном заключении в Петропавловской крепости; потом, после прочтения приговора к смертной казни, тут же замененной каторгой и ссылкой, был отправлен в Сибирь.

На целые десять лет Достоевский был оторван от литературного труда. Четыре года провел среди каторжников, в ужасающих условиях. Не падал духом. В Петропавловской крепости был написан рассказ «Маленький герой» – одно из самых оптимистических его произведений. На каторге и в ссылке накапливал в своей душе и памяти материал и силы для новых произведений. Чем более страдал, тем более убеждался, что ему есть что сказать людям. Он возобновил литературную деятельность, едва успев вернуться в Петербург в конце 1859 года. И создал свой журнал «Время». Романом «Униженные и оскорбленные» подтвердил верность прежним гуманистическим идеалам и убеждениям. «Записками из Мертвого дома» заявил, что опыт каторги оставил глубокий след в его уме и душе, дал богатейший материал для разработки темы о тайне человеческого бытия.

2

Коренной вопрос для понимания Достоевского – природа его гуманизма. Перу Н. Михайловского, известного русского демократического критика, принадлежит статья о Достоевском с вызывающим заглавием – «Жестокий талант». Статья появилась после смерти писателя, и этим ей придавался как бы итоговый характер. Она и в самом деле сделалась своего рода вехой в изучении писателя.

Михайловский посеял сомнение в истинности гуманизма Достоевского. Еще и теперь можно встретиться с утверждением, что Достоевский увидел в человеке преимущественно злое начало, его неспособность любить других людей, склонность ненавидеть их и глумиться над ними.

Всякий большой писатель стоит горой за человека. Достоевский не является исключением. Он лишь более, чем кто-либо другой из великих художников, показал, как трудно человеку быть добрым даже но отношению к самому себе. Тут все дело в отличительных чертах как гения Достоевского, так и личной

судьбы. Трагические судьбы великих писателей не так уж редки. Назовем Сервантеса, которого так высоко ставил Достоевский. И все-таки в судьбе Достоевского есть горечь, не испытанная и Сервантесом. Достоевского поднимали на смех Тургенев и Некрасов, люди, которых он только что считал своими верными друзьями. Он фактически был изгнан из их кружка – осмеян и изгнан. Всю жизнь ему пришлось бедствовать, за свои произведения получать гонорары в два или три раза ниже, чем Гончаров, Тургенев, не говоря уже о Льве Толстом. С критикой у него сразу начался разлад. Критика теснила его и «слева» и «справа». Потом – арест, каторга, солдатчина. Наконец, будучи монархистом, он находится на подозрении у царского правительства…

Нигде, собственно, он не чувствовал себя среди своих. Нигде и никогда.

Обида на людей оборачивалась обидой на судьбу. Многие герои Достоевского, начиная с Макара Девушкина, находятся в тяжбе с судьбою. Подозрения насчет неблагожелательности судьбы скрещиваются с подозрениями в своей неспособности справиться с судьбою, а главное – в неверности самому же себе.

Все это укрепляло в Достоевском такие свойства, как замкнутость, недоверчивость, подозрительность. Эти качества накладывались на гениальную натуру, с ее гордостью, сознанием собственного предназначения. Нет более чуждой Достоевскому натуры, чем натура Наполеона, – и, однако, как занимает его мысли наполеонизм. При этом его цели противоположны наполеоновским.

Цитировать

Бурсов, Б. Над бессмертными страницами / Б. Бурсов // Вопросы литературы. - 1971 - №11. - C. 184-195
Копировать