«…Мы все выросли на идейном искусстве, общественном, гражданском…» (О письме Г. В. Чичерина А. В. Луначарскому)

В Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма сохранилось письмо Г. В. Чичерина А. В. Луначарскому от 14 декабря 1930 года, представляющее большой историко-литературный интерес.

Время, в которое оно написано, обстоятельства, его породившие, содержание письма- все примечательно, все достойно пристального внимания.

Довольно широко известно, что Георгий Васильевич Чичерин, народный комиссар иностранных дел СССР, был тонким ценителем музыки, отличным пианистом, страстно, самозабвенно любил творчество Моцарта. Он решил написать исследование о композиторе. Подробно изучить европейскую литературу о Моцарте Чичерину удалось во время пребывания в Германии на длительном лечении в 1928 и 1929 годах. Но болезнь не позволила ему осуществить свой замысел полностью. При огромном напряжении физических и душевных сил ему удалось лишь соединить многочисленные выписки из литературы и других источников на немецком, французском и английском языках первичными комментариями, которые он называл «лирикой». Рукопись (236 страниц) 1 июля 1930 года Чичерин отправил из Москвы проживавшему в Козлове брату, Николаю Васильевичу.

Чичерин считал эту работу незавершенной и публиковать ее не собирался. Но он хотел познакомить со своим этюдом А. Луначарского, музыковеда Е. Брауде, а также Е. Адамова.

Декабрьское (о котором здесь пойдет речь) письмо Луначарскому было «сопроводительным» к одному из экземпляров рукописи¹.

Чичерину было дорого узнать мнение Луначарского о своей работе. Их отношения базировались на взаимном высоком уважении. В не столь частой переписке они обменивались мнениями по вопросам литературы и искусства. 8 февраля 1929 года Луначарский, например, писал Чичерину:

«<…> Дело в том, что, действительно, наступил момент, когда важнейшие явления в области современного искусства требуют всестороннего и авторитетного освещения. Отдельные вопросы, связанные с искусством, спорны, вызывают вполне естественно оживленные дискуссии, а между тем марксистское искусствоведение находится в своей первоначальной стадии и только намечает пути развития отдельных видов искусства.

В то же время чрезвычайно важным является внимательное изучение того культурного богатства, которое мы получили в наследство от старшего художественного поколения, и всего того, что происходит в области искусства на Западе.

Вот эта сложность задач, стоящих перед новым журналом², и трудности, связанные с их выполнением, заставляют меня обратиться к Вам с настойчивой просьбой о сотрудничества, что в значительной степени обеспечат успех этого нового издания <…>»³.

Однако по состоянию здоровья сотрудничать в журнале «Искусство» Чичерин не смог. В середине 1929 года, все еще находясь на лечении в Висбадене, он писал Луначарскому о своих наблюдениях за новыми тенденциями в современном композиторском творчестве. Луначарский живо откликнулся на письмо Чичерина и ответил ему 8 июля 1929 года:

«Дорогой Георгий Васильевич!

С глубоким волнением прочел я Ваше прекраснее, хотя к скорбное письмо. Конечно, не мне уговаривать Вас, чтобы несмотря на боли, которые Вас удручают, Вы занялись бы хотя бы некоторой разработкой вопроса о причинах нынешнего поворота к классицизму, который сказывается не только в культе «мелодии пура» ⁴, но и в живописи, и в скульптуре, и в поэзии (Поль Валери), своеобразно даже в архитектуре, которая хотя и отрицает античную классику, но в смысле культа пропорций и руководимая целесообразностью простоты все же опять-таки близится к тем же типам творчества.

Вопрос этот чрезвычайно важен. Я сам пробовал ломать на нем зубы, но пока только в форме эскизной.

Вы могли бы, в особенности в области музыкальной, несомненно внести ценнейший вклад в разъяснение этого явления, которое, на мой взгляд, имеет как свои положительные, так и сбои отрицательные строфы, равно как положительные, так отрицательные корни⁵.

На это письмо Чичерин смог откликнуться только спустя шесть месяцев, 16 января 1930 года. Он писал: «Многоуважаемый Анатолий Васильевич, я приехал в состоянии полнейшего упадка сил и обостренного полиневрита. Не может быть и речи о том, чтобы я что-либо писал, в чем-либо участвовал и в особенности вел какую-нибудь полемику» ⁶. Второй причиной, кроме болезненного состояния, исключающей возможность выступлений в печати, Чичерин называет нездоровую обстановку в области музыковедения и музыки в целом. Он отмечает сильное влияние вульгаризаторов, «не понимающих ни марксизма, ни музыки» ⁷. В декабрьском письме 1930 года Чичерин вновь обратит внимание на это положение в области музыки.

В начале декабрьского письма было сказано:

«Дорогой Анатолий Васильевич, в «Пролетарском музыканте» N 5, излагая историю оперы и останавливаясь на Глюке и Вагнере, Вы ни словом не упоминаете о Моцарте⁸. <…> Я глубоко обижен за моего Моцарта, и я надеюсь, что Вы не откажете, и я убедительно прошу Вас об этом, – в качестве маленькой компенсации прочесть мое письмо к одному близкому человеку, копию которого прилагаю. Ведь мы с Вами в контакте более 26 лет. Ваш реферат в Берлине в 1904 открыл мне марксистский подход к восточным идеологиям <…>»⁹.

Кроме ситуации и событий в музыкальной жизни страны, в декабрьском письме 1930 года Чичерин затрагивает вопросы советской литературы и литературоведения, говорит о сложностях и трудностях современного ему литературного процесса. Он отмечает и едко критикует ошибки и недостатки в деятельности РАПП, прежде всего административные приемы в обращении с художественной интеллигенцией.

О РАПП, ее плюсах и минусах, теории и практике, ее критических перегибах и заносчивости писали многие, начиная с участников литературных дискуссий 20-х и 30-х годов вплоть до авторов монографий и эссе годов 70-х. Многое в оценке исторической роли РАПП стало достоянием литературной науки. Но до сих пор можно встретить разноголосицу в мнениях литераторов и литературоведов, обращающихся к истории ассоциации. Так, например, в статье Б. Беляева можно прочитать: «развивая свои теоретические положения, рапповцы опирались на передовой опыт художественной литературы и литературной теории прошлого (подчеркнуто мною. – И. С). А. Фадеев и другие руководители РАПП не отрицали значения классического наследия. Этим они отличались как от пролеткультовских теоретиков, так и от формалистов-лефовцев. Более того, они провозгласили учебу у Л. Толстого «столбовой дорогой пролетарской литературы» ¹⁰. А в книге С. Шешукова говорится, что платформа МАПП 1923 года «наряду с этим положительным… содержит серьезные заблуждения пролеткультовского толка… В разной степени и с различными оттенками эти заблуждения будут свойственны почти всем руководителям и теоретикам РАПП, всему этому движению» ¹¹.

Письмо Чичерина является интересным и примечательным документом, написанным ближайшим соратником Ленина, человеком, – подобно Горькому и Луначарскому, – необычайно широких и разносторонних знаний мировой культуры. Немаловажно и то обстоятельство, что Чичерин был профессиональным дипломатом, представителем того участка государственной деятельности, который требует дара и навыков политической стратегии, способности повседневно предусматривать отдаленные последствия текущих действий, способности предугадывать складывающуюся ситуацию.

Чичерин хорошо ориентировался в делах литературного фронта. Еще занятый большой и нелегкой работой на посту народного комиссара иностранных дел СССР, он успевал следить за развитием советской литературы и литературоведения. Он участвовал в работе известного совещания по вопросам литературы, проходившего в ЦК ВКП(б) в мае 1924 года. Оторванный от внешнеполитической деятельности длительной серьезной болезнью, он в течение 1928 – 1930 годов использовал каждую возможность для изучения литературы, искусства, музыки.

Дар широкоэрудированного человека и политика, зрелое понимание теории марксизма позволили Чичерину разглядеть в нескончаемых литературных дискуссиях уязвимые места, понять, что трудные поиски художественного метода сопровождаются большими идеологическими издержками, а в ряде случаев отходом от подлинных марксистских позиций. Чичерин понял, что эти негативные явления могут привести к неблагоприятной ситуации в области культурного строительства в целом.

Как видно из обозреваемого письма, Чичерин считает, что теории и критической деятельности РАПП присуще упростительство, которое дает себя знать в ряде коренных вопросов: в методологии литературоведческих исследований; в трактовке сложных вопросов психологии художественного творчества; в обедненном понимании связи писательского творчества с современностью; в отношении к культурному наследству; в подходе к художественной интеллигенции.

Когда Чичерин касается общего положения в литературоведении (иногда в горечи он называет его «литературоНЕведением»), его внимание не ограничивается одной РАПП. Он затрагивает и критикует также взгляды В. Переверзева, А. Воровского и др.

Из письма видно, что Чичерин хорошо знаком с творческими разногласиями и спорами внутри самой РАПП. Но, как правило, свои замечания он адресует не конкретным авторам, а РАПП как организации, внутри которой имеют хождение упрощенчества разного толка. Больше того, Чичерин обобщает критикуемые упрощения и относит их к символическому упрощению, которому присваивает имя пресловутого литературного героя Кости Рябцева из повести Н. Огнева «Дневник Кости Рябцева».

Чичерин пишет: «Даже, если бы я еще мог работать, все равно не пошел бы в печать. Не связываться лучше будет. Не возиться с псевдомарксистами, присвоившими мнимомарксистские слова, но не мышление, не метод. Будут сыпать своими словечками: эклектизм, эстетизм, эмпиризм, формализм, психологизм, живизм, бытовизм, объективизм и все такое. <…> Все они провозглашали «бороться всеми мерами». Помню, как на литературном совещании 1925 года у конца стола сидели кучкой шесть весьма молодых людей; я спросил, кто это? мне ответили: «это всесоюзная ассоциация пролетарских писателей»; а когда кто-то, споря с ними, сказал – «это свисток городового», они наперерыв закричали: «да, да, свисток городового» (лл. 11 – 12).

Нелегкие и непростые размышления вызывает этот отрывок из письма Чичерина. Прежде всего он говорит о степени накала общественного мнения, накала, вызванного неуместными и неоправданными приемами командования и критических расправ, применявшимися рапповцами в общении с писателями, в оценке их творчества. В развернувшихся спорах литераторов не раз звучал, обращенный к неистовым организаторам журнала «На посту», саркастический вопрос: почему вы применяете окрики и свистки, на каком посту вы стоите? Как известно, после упоминаемого Чичериным совещания¹² и резолюции ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 года «О политике партии в области художественной литературы» журнал «На посту» прекратил свое существование. В заголовке нового журнала, журнала-восприемника – «На литературном посту» – ответ был дан. Но критическая дубинка продолжала разгуливать на страницах и этого журнала.

«Они на все лады повторяют, что всякое искусство вредно, кроме того, которое следует их подробнейшим образом разработанным рецептам (различным у различных групп). Они изготовляют искусство как гомункулуса в реторте, а получается нечто столь же тощее, щупленькое. Апеллирую proletariatum melius informatium¹³, которому когда-нибудь опротивеют ополчившиеся на литературу Прокрусты и который, наконец, прогонит непрошеных <…>, задерживающих его творчество и мешающих наслаждаться всем прекрасным, созданным раньше» (лл. 12 – 13).

«Sunt pueri, pueri, pueri, puerilia tractant» ¹⁴, – замечает по адресу рапповцев Чичерин. «Конечно, – пишет он, – нельзя допускать прославления Деникина или опозоривания революции, но когда в одном лишь упоминании о подсознании моментально усматривается меньшевизм, бергсонизм, белогвардейщина и когда на всякий новый рассказ набрасываются <…>, остается только молчать» (л. 13).

Для Чичерина совершенно ясно, что административный стиль обращения с писателями не имеет ничего общего с партийными методами руководства художественной интеллигенцией. «Ни Маркс, ни Плеханов, ни Ленин, ни партия в резолюции 1925 года не рекомендовали принуждать к заранее выработанным прописям или к условному восторгу из-под палки или из-под скорпионов. Из-под палки писал оды Тредиаковский. Из-под скорпионов мы писали в гимназии сочинения» (л.

1. Труд Чичерина впервые был опубликован в 1970 году. См.: Г. Чичерин, Моцарт. Исследовательский этюд. Общая редакция, вступительная статья, комментарии и перевод иностранного текста Е. Ф. Бронфин, Л., «Музыка», 1970; изд. 2-е вышло в 1971 году, 3-е – в 1973, 4-е – в 1979.

   Автор вступительной статьи сообщает, что «только после увещаний Калинина Чичерин дал согласие на публикацию… но на правах рукописи и в количестве не более 200 экземпляров… Однако по разным, не зависящим от Г. В. Чичерина, причинам книгу опубликовать не удалось» (изд. 4-е, с. 27 – 28).[↩]

2. А. В. Луначарский в этом письме просил Чичерина «принять <…> самое ближайшее участие» в новом журнале «Искусство».[↩]
3. ЦПА ИМЛ, ф. 142, оп. 1, д. 44, л. 31.[↩]
4. Чистой мелодии (итал.).[↩]
5. «Советская музыка», 1975, N 12, с. 99.[↩]
6. ЦПА ИМЛ, ф. 142, оп. 1, д. 774, л. 3.[↩]
7. Там же.[↩]
8. Чичерин имеет в виду статью Луначарского «Новые пути оперы и балета». См.: А. В. Луначарский, В мире музыки. Статьи и речи, изд. 2-е, М., «Советский композитор», 1971.[↩]
9. ЦПА ИМЛ, ф. 142, оп. 1, д. 774, л. 9. (В дальнейшем ссылки на это письмо даются в тексте с указанием листа.)

   У Чичерина были основания сохранить в памяти, а затем вспомнить лекцию Луначарского, прочитанную в Берлине в 1904 году. Из авторизованной биографии Чичерина можно узнать, что 1904 год был для него переломным, переходным на позиции марксизма, «на чалом новой жизни». В юношеском возрасте он пережил страстную любовь к Востоку, изучал восточные культуры. Это влечение к культуре Востока происходило, как сказано в упомянутой биографии, под влиянием «пантеистических настроений». Естественно, что «марксистский подход к восточным идеологиям», выявленный в лекции Луначарского, мог послужить одним из звеньев перехода Чичерина к овладению марксизмом как целостной научной системой. См.: «Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат», т. 41, ч. III, с. 224, 219.[↩]

10. «Проблемы литературной и литературно-общественной деятельности А. А. Фадеева», Изд. Воронежского университета, 1974, с. 15 – 16.[↩]
11. С. Шешуков, Неистовые ревнители, М., «Московский рабочий», 1970, с. 17 – 18.[↩]
12. Совещание, о котором пишет Чичерин, состоялось в мае 1924 года – ЦПА ИМЛ, ф. 142, оп. 1, д. 774, лл. 12 – 13.[↩]
13. К пролетариату, лучше осведомленному (лат.).[↩]
14. Дети, дети, дети, рассуждающие по-ребячески (лат.).[↩]