№11, 1986/Диалоги

Мой друг Сошнин

Чистый лист… Заснул, утихомирился заштатный Вейск со своими ежедневными большими и малыми баталиями, тихо спит за стенкой вновь обретенная семья, и только он, вчерашний «опер», а ныне начинающий литератор Сошнин, потянулся к настольной лампе, «шибко изогнул ее шею с железной чашечкой на конце, поместил в пятно света чистый лист бумаги и надолго замер над ним». Так закончил свой «Печальный детектив» Виктор Астафьев.

Закончил, чтобы начать… Начать с чистого листа. Пока еще чистого. Начать с надеждой, что не он один сегодня «надолго замер над ним».

«Служенье муз не терпит суеты» – это ведь не только про писателей, это и для читателей сказано. Долго, мучительно долго, не одну ночь будет писаться этот первый лист – потому что первый, потому что все неясно (а если ясно, зачем писать?), потому что гений – куда уж нам, грешным, – спотыкался на каждой строчке. «Русь! Куда несешься ты? Дай ответ… Не дает ответа».

Нетерпеливые не согласны: если вышел на всенародную трибуну, изволь отвечать. На то ты и писатель! Тем более – известный, любимый, запомнившийся многим и «Последним поклоном», «Пастухом и пастушкой», «Царь-рыбой», и жестко нацеленной, как выстрел, статьей в «Правде» о военной прозе. Да что далеко ходить, если на последнем съезде писателей нешуточная схватка возникла вокруг одного, наверно не лучшего, рассказа Астафьева. «…Я с глубоким уважением отношусь к тому, что сделано в литературе этим ярким художником, – начинает письмо в редакцию искушенный в чтении современной литературы А. Кучерский. – Но и умолчать о том, что вызвало мое несогласие, я тоже не могу, ибо речь идет о вещах принципиальных». Вывод читателя сомнений не оставляет: «Да уж, «красивенькой неправдой» роман В. Астафьева не назовешь, однако это тоже неправда». Могу добавить: среди множества читательских откликов, хлынувших и в редакции, и прямо к автору романа, подобных несогласий с ним предостаточно.

Итак, снова взыскуем всей правды. Только правды. И обязательно – всей!

Когда в кругу читателей и писателей обостряется разговор о «всей правде»? Нетрудно проследить – на поворотных пунктах литературы и жизни. В привычную формулу «вся правда» мы на историческом переломе начинаем вкладывать новое содержание, и вчерашняя, вполне устраивающая нас правда становится «не всей», а сегодняшняя должна включать в себя и то новое понимание жизни, которое нам открылось. И стало быть, даже в самых горьких упреках любимому авторитету есть своя ценность: начинаем мыслить по-новому…

Ну, а что думает сам серьезный художник, сегодня, как и вчера, надолго замерший над чистым листом? Неужто не думал, не почувствовал вовремя то, что можно прочесть у самых сердитых его оппонентов: антиинтеллигентское, антиэстетика… Сплошные «анти» – таково первое положение в разноголосом несогласии многих. И тонко вникающая в писательскую лабораторию Е. Старикова резонно замечает: «Писатель явно и не хотел нам нравиться, ибо, кажется, мы сами ему не очень нравимся».

Так все-таки «анти-что» написал Астафьев? Чем мы ему не нравимся?

Ближайший ответ: ну конечно же, теми гнусными явлениями и фактами вейской действительности, которые в изобилии сведены под крышу «Печального детектива». Но что в них для нас, читателей, нового? Возьмите подшивку газеты за прошлый год, и вы найдете в ней по крайней мере половину из рассказанных историй. «Обличения В. Астафьева, – подмечает А. Кучерский, – какие-то вторичные, запоздалые, все это было и было – в газетах, по телевидению, во всех наших разговорах. Иногда кажется, что писатель ломится в открытые двери».

Не стану, вслед за Е. Стариковой, ссылаться на изначальное право и пользу «узнавания знакомого» для любого серьезного искусства. Не задержусь надолго и на правде обстоятельств, характерных для биографии героя-милиционера: уж он-то, Сошнин» все эти факты и преступления, страшные именно своей обыденностью, знает не из газет, не по телевидению.

И не только знает, но, как и положено стражу порядка, стремится в каждом случае обнаружить, обезвредить преступников – и тех начинающих, что собрались после пьянки у него под лестницей, и таких, вполне сформировавшихся и законченных, как Венька Фомин. «Не проходите мимо» – для Сошнина не просто лозунг на стенке, а профессиональная обязанность, и младший сотрудник Федя Лебеда (сегодня младший, а завтра, глядишь, «и до майора, а то и до полковника дослужится»), исполняющий опасный милицейский долг по принципу: «Нас не трогай, мы не тронем…», воспринимается им с естественным отвращением. Так в чем же дело: выгоним карьериста Федю, укрепим милицейские кадры – и цвети, благоденствуй Вейск?!

Нет, Сошнин сам уходит из милиции. Уходит не из-за увечий и ран, полученных на службе, не на заслуженный отдых – уходит, чтобы в бессонную ночь сесть за чистый лист бумаги… Не слишком ли скромно, негероично для отважного отличника службы внутренних дел? – подумает иной читатель.

Задержимся, задумаемся над природой такого рода читательской горечи – может, тогда и приблизимся к пониманию сегодняшней «всей правды». Итак, сдетективоммы вроде разобрались: есть в Вейске преступники и преступления – насилие, грабеж, убийства, – страшные сами по себе, но еще более страшные в своей повторяемости, почти привычности, поразительной легкости, с какой, к примеру, загулявший с толстой денежной сумой «орел» с Крайнего Севера может ради куража сесть за руль чужого самосвала и, удирая от милиции, зацепить остановку: «двух человек изувечил, одного об будку убил». И «уже на выезде сшиб двух под руку гулявших старушек. Будто бабочки-боярышницы, взлетели дряхлые старушки в воздух и сложили легкие крылышки на тротуаре». Как буднично, как легко, как между прочим… Или те трое молодцов под лестницей, с ножом на всякий случай: «Все трое вроде из нашего поселка. Из трудовых семей. Все трое ходили в садик и пели: «С голубого ручейка начинается река, ну, а дружба начинается с улыбки…» В вузе или в ПТУ: «Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг…! Втроем на одного в общем-то в добром, в древнем, никогда не знавшем войн и набегов русском городе…»

Есть, есть такая страшная беда, но есть, как и положено в детективе, доблестный лейтенант милиции Сошнин с помощниками и соратниками, он с этой бедой борется, не совсем успешно, но вполне самоотверженно – словом, следствие ведут знатоки, и если все-таки случается, то только «что-то, где-то, почему-то, у кого-то»… Детектив готов, и как сказала бы редакторша Сыроквасова Октябрина Перфильевна: «Злободневно, да и тема-то у вас актуальная – ми-ли-цейс-кая!»

Читатель, менее редакторши знакомый с новыми веяниями в издательствах, может по старинке посетовать: уж больно автор сгущает, одних трупов и насильников сколько, это в маленьком-то Вейске… Ему справедливо возразят: хватит замалчивать, что есть, то есть, открой вчерашний номер «Комсомолки».

Цитировать

Соколов, В. Мой друг Сошнин / В. Соколов // Вопросы литературы. - 1986 - №11. - C. 99-112
Копировать