№1, 2004/Зарубежная литература и искусство

Мое предисловие к Кэтрин Энн Портер. Перевод с английского и вступительная статья Н. Анастасьева

Публикуется с разрешения литературного агентства «Russell & Volkening, Inc.». Цитаты из писем К. Э. Портер публикуются с разрешения Барбары Т. Дэвис, попечителя литературного наследия К. Э. Портер.

Обе героини нижеследующей публикации довольно хорошо у нас известны, так что, предваряя ее, можно ограничиться буквально несколькими словами.

И Кэтрин Энн Портер, и Юдора Уэлти принадлежат к так называемой «южной школе» американской литературы, негласным, однако же бесспорным лидером которой принято считать Уильяма Фолкнера. И действительно, обе писательницы, хотя одна из них была на семь лет старше мастера (другая, правда, на двенадцать моложе), многим ему обязаны, а Юдора Уэлти прямо признавалась, что испытывает непобедимую робость, пребывая вблизи от «горы», каковой ей представлялась могучая фигура земляка – оба они из Миссисипи.

Вопрос состоит в том, чем обязаны. Полагаю, не просто чувством места, обостренной исторической памятью и иными приметами «южной» стилистики, о которых так много написано и которые, собственно, давно сделались безымянными: это просто местная литературная атмосфера, за создание которой никто не несет ответственности персонально.

К тому же Фолкнер писал на таком уровне, когда сомнительным

становится само это понятие – «школа», особенно если она, как в данном случае, имеет столь четкие географические координаты. Что лишний раз свидетельствует о коварстве общих положений. Место действия фолкнеровских романов и новелл – графство Йокнапатофа, штат Миссисипи, время действия охватывает приблизительно двести лет здешней истории, но происходят события повсюду и всегда.

К тому же стремились Кэтрин Энн Портер и Юдора Уэлти, ставшие (наряду с еще одним южанином – Робертом Пенном Уорреном) после ухода Хемингуэя, того же Фолкнера, Стейнбека последними полномочными представителями уже не одной какой-то традиции, но всей литературы США времен ее расцвета в XX веке.

Не скажу, что это им вполне удалось. Не хватает фолкнеровского масштаба, эпической тяжести, беспощадности. Все-таки это чаще всего женская проза, хотя и самой высокой пробы. Впрочем, в «Корабле дураков», единственном своем романе, который давался ей необычайно трудно (больше двадцати лет писала), Кэтрин Энн Портер рискнула как будто отойти от привычной манеры. Тут тоже с полной определенностью задан хронотоп: события происходят между 22 августа и 17 сентября 1931 года на борту пассажирского лайнера, направляющегося из мексиканского порта Веракрус в немецкий порт Бременхафен. В согласии со своим социальным положением и материальными возможностями пассажиры расселены по разным палубам. Помимо того разделяют их перегородки конфессиональные, языковые, мировоззренческие и т. д. Все это не просто условность: повествовательная атмосфера густо насыщена парами своего времени, предчувствием надвигающейся коричневой беды, тем более что, в отличие от пассажиров корабля, которые только догадываются о том, что ждет впереди, читатели твердо это знают. Но это и условность – откровенно заимствуя титул у немецкого классика XV века Себастьяна Бранта, К. Э. Портер вслед за ним, да и многими иными (например, Колриджем, Мелвиллом), изображает корабль как утлую лодчонку – ненадежное вместилище человечества, заблудшего в океане опасного мира. «Корабль дураков» – аллегория жизненного пути, на котором, как говорит автор, «зло действует в тайном сговоре с добром». Точно так же и в богатом творческом наследии Юдоры Уэлти есть книга, в которой привычная интонация драматически усилена и, соответственно, резко укрупнен повествовательный масштаб событий и лиц. Я говорю о романе «Дочь оптимиста», где времена Гражданской войны сомкнуты со временами нынешними, где честь спорит с бесчестьем. Впрочем, тут я отсылаю читателя к другому, столь же лаконичному комментарию, завершающему эту публикацию. Он принадлежит Хантеру Коулу, одному из руководителей крупнейшего университетского издательства штата Миссисипи, с которым Юдора Уэлти была связана долгими годами продуктивного сотрудничества. К тому же Хантер Коул, несмотря на большую разницу в возрасте, тесно с нею дружил.

Я же, продолжая свою тему, хотел бы сказать лишь, что и в лирической новеллистике своей Кэтрин Энн Портер и Юдора Уэлти печальны, но отнюдь не сентиментально-расслаблены, что, по правде говоря, характерно для «южной» прозы и «южной» поэзии, а, оборачиваясь назад, прошлое они, в отличие от правоверных южан, не романтизируют.

«Предисловие» Юдоры Уэлти, как убедится читатель, к творчеству Кэтрин Энн Портер прямого отношения не имеет. Отчасти это эпизод из истории литературных нравов Америки, эпизод, полагаю, не особенно характерный, однако же поучительный, да и попросту приятный. Отчасти – беглый эскиз, психологическая подсветка к личности писателя. А еще больше, быть может, медальон с двойным изображением, я, во всяком случае, узнаю в этом эссе оба почерка.

Решение редакторов журнала «Сазерн ревью» Роберта Пенна Уоррена, Клинта Брукса и Альберта Эрскина – было это в 1937 году – опубликовать два моих рассказа не оставило меня равнодушной. Они сочли, что работы мои стоят того, чтобы дать автору шанс, подбодрить его. Но я была совершенно неготова к тому, что после публикации как с неба на меня свалится письмо от Кэтрин Энн Портер. Она была не редактором, она была писателем, новеллистом и жила в большом мире – в Батон Руж.

961 Америка-стрит, Батон Руж, Луизиана

15 октября 1938 года

Дорогая мисс Уэлти,

Форд Мэдокс Форд 1, которого недавно назначили главой редакции прозы издательства «Дайал пресс», попросил меня помочь ему в поиске авторов. Я прежде всего подумала о Вас, о Ваших чудесных рассказах. Мне кажется, – если только у Вас нет других планов, а с другой стороны, наберется рассказов на книгу, – было бы неплохо написать Форду и дать ему общее представление о рукописи. Не сомневаюсь, что ему захочется ее прочитать.

Помимо того, если хотите, я могла бы поддержать Вашу кандидатуру на получение Гуггенхаймовской стипендии будущего года, точнее говоря, речь идет о заявке, которую надо подать осенью на получение стипендии в 1939 – 1940 годах. Свой выбор на этот год я уже сделала. Гарантировать и даже обещать, разумеется, ничего не могу, но, если Вас это интере

сует, я могла бы написать секретарю Фонда господину Мо, которому всегда нужны подходящие кандидаты.

Позволяю себе обратиться с этим предложением, потому что мне очень нравятся Ваши отличные вещи.

Кэтрин Энн Портер.

Предложение мисс Портер мне весьма польстило – рассказы этой писательницы я ставила весьма высоко. Ее письмо свидетельствовало о вере в меня, и я это оценила. К тому же оно бросало свет на ее характер: она всерьез относилась к тому, что говорит, в этом раньше или позднее убеждались все, кто знал К. Э. П. О написанном слове она всегда говорила, что думала, говорила о самом писании, об акте письма.

Она и впредь будет время от времени поддерживать меня, коль скоро речь идет о серьезном смысле работы – и жизни – молодого писателя; разумеется, я была не единственной, кого она поддерживала.

В общем, я отправила свои рассказы Форду Мэдоксу Форду, которому они, видимо, приглянулись, во всяком случае, он не оставлял попыток пристроить их в Англии до самой своей смерти, которая последовала довольно скоро. С благословения Кэтрин Энн я подала заявку на получение Гуггенхаймовской стипендии. С первого раза ничего не получилось. Но, независимо от результата, сами надежды, которые связывала с моей работой Кэтрин Энн Портер, вызывали у меня чувство признательности.

Это я и попыталась ей объяснить, в ответ на что получила следующее письмо:

 

Дорогая Юдора,

прошу Вас иметь в виду, что, право же, написать рекомендацию не составило никакого труда, напротив, это приятно было, ибо как еще мне выразить веру в Ваш талант и надежду на будущее? Разумеется, то, что Вы считаете себя обязанной за столь малую помощь, свидетельствует о серьезности Вашего характера и намерений; но, поверьте, в данном случае это излишне, не надо ничего придумывать. Забудьте об этом, мне куда дороже была бы Ваша дружба, в самом необременительном смысле этого слова. И мне было бы весьма неприятно, если бы Вы чувствовали себя моей должницей из-за такой безделицы, как слово поддержки.

Надеюсь, в нынешнем году Вам будет сопутствовать удача. А больше и не надо; если в этом году все сложится хорошо, о последующих пока можно не думать…

Кэтрин Энн Портер.

 

А если не сложится, из этого отнюдь не следует, будто и дальше все пойдет не так.

7 марта 1940 года.

 

В сентябре 1940 года, когда я путешествовала по Вермонту, она пригласила меня заехать в Яддо, в колонию художников, где она тогда работала. Потом Кэтрин Энн писала мне:

 

Яддо, Саратога Спрингс, Нью-Йорк

18 сентября 1940 года

Дорогая Юдора,

с огромным удовольствием вспоминаю Ваш приезд, пусть даже такой краткий, и мечтаю, что Вы вернетесь, тем более что я переехала наверх, в куда более удобное помещение, а в доме полно свободных комнат…

Дьярмуд Расселл 2 написал мне, я написала ему, он снова написал, я только что ответила, так что, как видите, все идет как нельзя лучше. Он кое-что мне присоветовал, я прислушалась, и дело выгорело; Вами и Вашими работами он восхищается, и человек это в высшей степени надежный, приятно осознавать, что Вы в хороших руках. К Вашим делам он относится с полной ответственностью, говорит, что все время ловит себя на том, что про себя бранит Ваших редакторов. Что-то в душе моей тихо подсказывает, что все кончится хорошо. Хотя Вам – как и мне – придется вести войну на истощение противника. Однако же продолжайте идти своим путем, и редакторы сдадутся, со временем. А времени у Вас полно, и таланта тоже, может, больше, чем Вы осознаете.

Совершенно неожиданно для себя, хотя нельзя сказать, что вовсе случайно, закончила два рассказа, оба огромные, примерно по восемь тысяч слов каждый. Один отдам в «Сатердей ревью», другой в «Харперз базар», как обычно. Если не ошибаюсь, первый я писала, как раз когда Вы были здесь. А теперь их два: «Пора страха» и «Падающая башня». Таким образом, у меня набирается достаточно вещей для сборника, волей-неволей надо готовить еще одну книгу рассказов, а там уж как получится – издадут, не издадут. Но вообще-то, мы просто должны покончить с этим заговором против сборников рассказов… Война будет долгой, но мы победим.

Кэтрин Энн.

 

В 1941 году Дьярмуду Расселлу, после двух лет беспрерывной борьбы, удалось пристроить мои рассказы в периодике, что позволяло какому-нибудь издателю пойти на риск публикации сборника. И вот Джон Вудберн, редактор издательства «Даблдей», в итоге длительной и терпеливой осады убедил свое начальство выпустить его. Книге было дано название «Зеленый занавес». Дабы закрепить дело, он попросил Кэтрин Энн Портер написать к нему предисловие. Вдобавок к этой замечательной новости я получила от нее письмо:

 

Оливет, Мичиган

19 февраля 1941 года

Дорогая моя Юдора,

все новости, Вас касающиеся, – добрые новости, и я счастлива за Вас – и за себя, – потому что нет ничего лучше, чем видеть, как отлично у Вас все складывается.

Пишу карандашом, потому что лежу в постели с больной шеей, это у меня род простуды, а бумага, перья и все остальное в кабинете, на противоположной стороне студенческого городка, который сейчас весь в снегу 3. Получила чудесное письмо от Дьярмуда, он весь полон Вами и своим новорожденным малышом. Когда будете писать ему, скажите, что его письмо до меня дошло, отвечу, когда поправлюсь.

Ну а пока – перешлите в Яддо сборник, а также – непременно – «Жениха- грабителя». Постараюсь во что бы то ни стало убедить их включить его в книгу 4. И главное – когда и куда отсылать предисловие? Сроки – всегдашняя моя головная боль, но – справлюсь.

Что сказать о Вашей работе, я уже знаю, но надо прочитать рассказы еще раз, это поможет расставить ударения.

Вот пока и все. Альберт Эрскин будет в восторге от новостей. Всего Вам доброго, и пусть у любых Ваших начинаний будет счастливый конец.

Кэтрин Энн.

 

Вскоре пришло еще одно письмо:

 

Яддо, Саратога Спрингс, Нью-Йорк

2 мая 1941 года

Дорогая Юдора,

от Элизабет Эймз мне стало известно, что Вас приглашают сюда в начале июня. Надеюсь, Вам здесь понравится и захочется задержаться подольше… С нетерпением ожидаю встречи. Миссис Эймз сказала, что вроде бы Вы окажетесь здесь еще до начала сезона, но больше на эту тему у нас разговора не заходило.

Письмо Ваше мне пригодилось, держу его вместе с заметками для будущего предисловия, просто из-за самой интонации. Впрочем, обо всем поговорим здесь…

А пока все, роман мой на последнем издыхании, сейчас для меня главное – закончить его, все остальное потом. Но дальше – свобода; пока же я корябаю, по мере того как приходит в голову, нечто касающееся Ваших рассказов, так что стопка карточек растет с каждым днем…

Сегодня получила контракт на покупку Южной Фермы. Так что теперь она и впрямь моя, ремонтные работы начнутся почти сразу… К концу лета перееду. Но, поверьте, фундамент всего – роман, и с ним надо поторапливаться…

  1. Форд Мэдокс Форд (1873 – 1939) – английский критик и романист.[]
  2. Дьярмуд Расселл – основатель агентства в Нью-Йорке, и поныне владеющего правами на литературное наследие Юдоры Уэлти.[]
  3. В это время Кэтрин Энн Портер преподавала в местном колледже.[]
  4. На следующий год эта книга вышла отдельным изданием.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 2004

Цитировать

Уэлти, Ю. Мое предисловие к Кэтрин Энн Портер. Перевод с английского и вступительная статья Н. Анастасьева / Ю. Уэлти, Н. Анастасьев // Вопросы литературы. - 2004 - №1. - C. 242-261
Копировать