Михаил Булгаков. Белая гвардия

Михаил Б у л г а к о в. Белая гвардия / Изд. подготовил Е. А. Яблоков. М.: Ладомир: Наука, 2015. 824 c.

К изданию романа «Белая гвардия» (далее — БГ) в серии «Литературные памятники» исследователи нащупывали путь долго и с разных сторон. Шел к нему и Евгений Александрович Яблоков, издав книгу «Роман Михаила Булгакова «Белая гвардия»» (1997) и уделив БГ значительную часть своего труда «Художественный мир Михаила Булгакова» (2001). Академические издания предусматривают суммирование сделанного на данном поле, и нужно отметить, что упомянуты практически все, изучавшие БГ.

Обратим внимание на «Материалы к творческой истории романа «Белой гвардии»» — тщательно отобранные фрагменты из романа Ю. Слезкина «Столовая гора» (1925), где один из центральных персонажей — тезка главного героя БГ, Алексей Васильевич, врач, заброшенный Гражданской войной во Владикавказ и неоднозначно относящийся к новой действительности; словом, прототип угадывается мгновенно; далее следуют избранные места из «Сентиментального путешествия» (1923) В. Шкловского и воспоминаний Р. Гуля «Киевская эпопея: ноябрь — декабрь 1918 г.» (1921).

История и литературоведение спаяны на этом фоне так же органично, как в самой БГ, текст которой предопределил и множество паратекстов: Киев = Город (в подробностях рельефа и топонимики), Гражданская война на Украине со всеми ее участниками; биографический пласт, раскрывающий, среди прочего, прототипы персонажей. БГ вписана в парадигму русской литературы XIX века и в современный автору литературный процесс. Закономерно и рассмотрение творчества самого Булгакова начиная с владикавказского периода, с пьесы «Братья Турбины». Более подробно, чем до сих пор, в качестве интертекстов представлены украинские народные песни. Попытки комментария БГ предпринимались и раньше, на некоторые из них сегодня стоит оглянуться разве что для понимания работы Яблокова как цельного, объективного исследования, подкрепленного системой неуязвимых доказательств.

Перефразируя В. Набокова, писавшего: «Из всех моих русских книг «Защита Лужина» содержит и излучает наибольшую «теплоту»» [Набоков: 57], Булгаков мог бы сказать то же о БГ. Конечно, и мастер, и Максудов из «Записок покойника», и Мольер числят в прототипах самого Михаила Афанасьевича, но БГ стоит особняком. Неслучайно в удивительном доме-музее писателя в Киеве в одних и тех же комнатах навсегда «прописаны» реальные Булгаковы и виртуальные Турбины, чье присутствие обозначено условным белым цветом мебели, посуды, сундучка. Здесь Булгаков пережил 1918 год, о котором в первой фразе БГ сказал: «Велик был год и страшен год» — и зафиксировал в очерке «Киев-город» пугающие переходы власти, перевороты: «10 из них я лично пережил». Здесь он понял, что рассказать о «великих боях в Киеве» сможет только «новый настоящий Лев Толстой», да и то «лет через 50». Но в том же самом 1923 году, когда написан «Киев-город», Булгаков уже работает над БГ.

Почти 100-страничная статья «Путь Турбиных» и 300-страничный блок примечаний — что здесь особенно интересно? Например, для происходящего в романе «довольно точно определены не только дата, но и время» (с. 506): приуроченность событий к религиозному или языческому календарю, иногда календари сочетаются: Алексей Турбин начинает умирать 22 декабря днем, то есть событие «приурочено к солнцевороту, актуализирует связь христианского Рождества с языческим праздником Коляды» (с. 728).

Некоторые примечания схожи с мини-исследованиями (например, фраза «Гетманское министерство — это глупая и пошлая оперетка» откомментирована ссылкой на хрестоматийный труд М. Петровского [Петровский], цитатами из журнала «Новый Сатирикон», «Записок о революции» И. Наживина, воспоминаний гетмана Скоропадского). То же с примечанием, посвященным самому Скоропадскому. Здесь и его мемуары, и рассказы близких ему людей, но особого внимания заслуживает вывод Яблокова, как бы подтверждающий известный афоризм О. Уайльда «Жизнь подражает Искусству куда более, нежели Искусство следует за Жизнью»: «В российском общественном сознании фигура П. Скоропадского имеет негативно-комичную окраску (в немалой степени именно под влиянием образа, созданного в БГ и особенно в «Днях Турбиных»» (c. 598).

Наиболее значительное из этих исследований посвящено Михаилу Семеновичу Шполянскому (прим. 6 к гл. 9): отсылки к автобиографии прототипа, Виктора Шкловского, к его рецензии «Закрытие сезона» (1926) со знаменитым отзывом: «Успех Михаила Булгакова — успех вовремя приведенной цитаты», с его «Гамбургским счетом», где Булгаков сравнивался «с коверным клоуном на состязании борцов-тяжеловесов» (с. 651). Разработка Шкловского/Шполянского распространилась еще на 8 примечаний к той же 9-й главе. И венчает ее разоблачение диверсии, описанной в «Сентиментальном путешествии»: «Я засахаривал гетманские машины. Делается это так: сахар-песок или кусками бросается в бензиновый бак <…> вследствие холода при испарении, застывает и закупоривает отверстие» (с. 334). Воссозданный в БГ, этот эпизод — один из самых запоминающихся в романе. И ссылка на решительное утверждение киевского историка Ярослава Тинченко — «такого в истории обороны Киева не было» [Тинченко: 5] — с одной стороны, возвращает к парадоксу О. Уайльда о власти литературы над жизнью, а с другой — свидетельствует о том, как бережно и тщательно сплетает Е. Яблоков отдельные нити в красочный и четкий узор (напомним значение слова textus на латыни — ткань, сплетение).

Этот узор возникает в сцеплении БГ с работами предшественников и современников. Всякий раз реминисценции доказываются: если выясняется, что «мортирного дивизиона» в 1918-1919 годах быть уже не могло (место мортиры заняла гаубица), а Булгаков пишет о мортирном дивизионе, то исследователь задумывается о причине (кстати, с редким научным тактом Яблоков не навязывает свои мнения читателю, но подсказывает их, используя магическое слово «возможно»). В данном случае это «возможно, реминисценция из цикла Л. Н. Толстого «Севастопольские рассказы» (1855), прежде всего, рассказа «Севастополь в августе 1855 года» (1855), где в нескольких эпизодах действие происходит на мортирной батарее» (с. 566). К «Войне и миру» восходят сравнения «Как многоярусные соты…» (с. 586) и «третья сила на громадной шахматной доске» (с. 602). Камера № 666, из которой выходит на свободу Петлюра, подводит к поискам Пьером Безуховым «числа зверя» в имени Наполеона, и к «Мертвым душам», где многие открывают в имени Наполеона «апокалипсические цифры», и к «Истории одного города» (с. 606). Многочисленны реминисценции из Достоевского (с. 644; с. 743-744 и др.), Гоголя (с. 724; с. 740-741 и др.). Использованы произведения И. Ильфа, Л. Андреева (с. 724), романы Ю. Слезкина (с. 728), А. Толстого (с. 727), И. Эренбурга (с. 743) и др.

В то же время приведены случаи переклички в произведениях самого Булгакова: броненосец «Пролетарий» — и очерк «Путевые заметки: Скорый № 7 Москва — Одесса» (1923); реакция Шполянского на Ивана Русакова — и эпизод рассказа «Звездная сыпь» из «Записок юного врача» (с. 659). Связана БГ и с романом «Мастер и Маргарита»: разные по цвету глаза Мышлаевского сравниваются с глазами Воланда¹ (с. 528). А сходство описания парада войск Петлюры — «то не серая туча со змеиным брюхом разливается по городу…» (с. 214) с зачином русской былины (с. 713) — можно бы распространить, указав на близость этого фрагмента изображениям туч в «Мастере и Маргарите»².

И все же в значительной работе Е. Яблокова, выступившего как автор статьи о БГ, составитель и организатор контекста (отметим попутно замечательную карту с «Планом г. Кiева», видимо, 1911 года) и как автор примечаний, есть и не вполне проясненные моменты. Один из них неизменен: как определить — что требует комментария, особенно учитывая адресата серии? Критерий «горизонт образованного гуманитария» выявит некоторую избыточность примечаний: едва ли читателю нужно объяснять, что цикл Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» основан на украинском фольклоре (с. 525), Ленский и Онегин — «персонажи романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин»» (с. 631), а Гончаров — русский писатель. Образованный гуманитарий не нуждается в сведениях об Эроте (с. 564), о гимнастерке (с. 627) и обшлаге (с. 642). Ему известно, кто такой апостол Петр (с. 614) и многое другое, что могло бы остаться за пределами книги.

Отметим и несколько сомнительных случаев: неубедительно объяснение реминисценции из «Пира во время чумы» (с. 582); провисает в примечании о Петлюре, якобы встреченном на Малой Бронной, фраза: «Именно на Малой Бронной начинается действие романа Мастер и Маргарита» (с. 609). Рядом с интересным наблюдением — имя Юлия как намек на книгу Шкловского «»ZOO, или Письма не о любви, или Третья Элоиза» <…> в названии которой обыграно заглавие романа <…> Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза»», — приведены еще два спорных объяснения (с. 669).

А рядом — отличная, ценнейшая находка: фраза финала романа «а вот звезды останутся…» представляет собой реминисценцию из книги Цицерона «Сон Сципиона» (с. 747). Мостик к «булгаковскому Риму» и еще одно подтверждение значимости нового издания БГ.

Ирина БЕЛОБРОВЦЕВА

1. Яблоков ссылается на первую главу «Мастера и Маргариты», где «правый черный, левый — почему-то зеленый», однако для полноты картины можно бы добавить и прямо противоположное описание глаз Сатаны в главе 22-й: «правый с золотой искрой на дне, левый — пустой и черный».[↩]
2. Не упомянутая в былине почти физиологическая деталь «брюхо тучи» повторена в «закатном» романе в главах 16-й и 25-й.[↩]