Мифология тождества Пауло Коэльо
Фигура бразильца Пауло Коэльо, проявившаяся в современном культурном пространстве в начале 1990-х годов, до сих пор, по прошествии многих лет, находится в пересечении крайних точек зрения, диаметрально противоположных мнений. К настоящему времени писатель опубликовал полтора десятка книг – среди них романы, комментированные антологии, сборники афоризмов и коротких рассказов-притч, детские сказки. В общей сложности в мире, в 150 странах, в переводах на всевозможные европейские и азиатские языки опубликовано более шестидесяти миллионов экземпляров его творений. По данным разнообразных информационных агентств, Коэльо входит в число самых популярных авторов планеты, вот только статус его книг все еще остается парадоксально неопределенным.
Текстам Коэльо приписывается то уничижительно низкое, то идеально высокое положение в литературной иерархии; подчас им вовсе отказывается в принципиальной соотносимости с художественно ценной продукцией. В магазинах его сочинения можно найти в разделах и «Классика», и «Современная проза», и «Эзотерический роман»; бывает, что книги Коэльо располагаются в рядах «чистой»»эзотерики», дополняя тома Кастанеды и Гурджиева, Блаватской и Холла. Более того, имя Коэльо неизменно упоминается в контексте критики Нью-Эйджа1, среди иных «гуру» соответствующей теософии и идеологии. И действительно, многие факты биографии писателя свидетельствуют о его возможной близости неомистицизму Новой Эры, хотя Коэльо никаким гуру себя не считает, да и нью-эйджевцы не часто поминают его в списке признанных «учителей». Зато романы бразильского прозаика с некоторых пор начали фигурировать в рекомендательных списках по современной художественной литературе ряда европейских гуманитарных вузов (первенствовала, судя по всему, Франция), у нас в стране Коэльо должны изучать студенты-филологи в МГУ…
Пауло Коэльо, естественно, воспринимает себя именно как писателя и желает видеть свои произведения на полках художественной литературы или, в крайнем случае, современной философии. Он называет себя католиком, хотя многие его высказывания весьма и весьма далеки от ортодоксального католицизма, а католическая культурология с большим подозрением относится к тезисам этого писателя. И все же, в 1998 году Коэльо был удостоен личной аудиенции Папы Иоанна Павла II, а за вклад в возрождение традиционного паломничества в Сантьяго-де-Компостела (где, согласно легенде, покоятся мощи святого покровителя Испании Апостола Иакова) он был награжден специальной премией. Вообще, обилие премий и специальных общественных «поручений», которыми за последнее десятилетие был наделен бразильский автор, заслуживает отдельного внимания. Помимо литературных наград, полученных в Германии, Италии, Испании, США и т. д., Коэльо стал Кавалером ордена Почетного Легиона во Франции (1999); его «на равных» принимает современная политическая элита (на протяжении многих лет Коэльо является непременным участником Форумов в Давосе); он стал посланником Юнеско в Африке; он активно участвует в деятельности многочисленных международных организаций, фондов и союзов, занимаясь проблемами гуманитарной помощи, экологии, международной амнистии, антивоенной пропаганды и прочее, и прочее. Обретенный Коэльо на сегодняшний день сугубо позитивный общественный статус формировался благодаря его текстам, противоречивая оценка которых в критике как-то парадоксально не согласуется с глобальным признанием заслуг бразильского «воина света». Единственное, в чем сходятся оценки поклонников и противников, это в признании учительного пафоса его творений. Только первые усматривают в книгах писателя жизнестроительный, обновляющий мир и человека смысл, а вторые видят набор избитых общих мест, истинность которых была заявлена, определена и оформлена задолго до Коэльо. Неправы, как нам кажется, и те, и другие.
Коэльо в качестве первоосновы своего творчества выделяет не столько непосредственно дидактическую функцию, сколько исповедально-автобиографический подтекст: «Я всего лишь рассказываю в своих книгах, что произошло в жизни со мной. Я делюсь тем, что случилось со мной, но не добавляю: сделай и ты то же самое. Нет. Я рассказываю о своей трагедии, о своих ошибках, о том, как преодолевал их, но не утверждаю, что это решение годится для всех, поскольку каждая жизнь – особый, уникальный случай»2.
Из книги в книгу Коэльо неизменно наделяет «уникальным» собственным опытом создаваемых персонажей, вписывая личную, реально пережитую историю в бесконечный пересказ-повтор-воспроизведение сюжетов и образов, апробированных в фольклоре, литературе, искусстве и мистике. Искомый эффект в общем-то достигнут: Коэльо как бы заново вскрывает соответствие всеобщего и личного, обновляя смысл «избитых» истин непосредственным драматизмом своей судьбы.
Более того, логика судьбы автора оправдывает сверхистинность, непогрешимость неизменного хеппи-энда романов Коэльо. «Послание» автора непосредственно адресовано читательской массе, тому потребителю, которого писатель именует «простым человеком». Для него – простого читателя – все содержание книг должно явиться в качестве непреложного закона, подтверждающего возможность счастливого разрешения его – читателя – личных жизненных проблем. «Простой человек» – это своего рода мифологема, с особой тщательностью выстраиваемая Коэльо в интервью и всякого рода раздумьях о целях и задачах современной литературы. «Простой человек» – это кумир для кумира, объект писательского поклонения, любви и заботы3. Коэльо утверждает, что он мог бы писать и как Джойс, и как Пруст, но тогда он не был бы понятен для «своего читателя». Неоднократно декларированная бразильским прозаиком «простота» и «безыскусность» его книг возникает в результате своеобразного «самоочищения» от излишних сложностей, на пути обязательного отождествления авторского «я» с читательским. Писатель как бы постоянно жертвует собой, самоуничижается ради снятия границ между создателем текста и его адресатом. То есть и на этапе сотворения текста, и на этапе его завершения как бы моделируется по-своему мифоутопическая ситуация всеобщего единства, равенства и тождества, идеального взаимопонимания и сотрудничества, ведущая в конечном итоге к фикционалистскому преодолению границ между вымыслом и реальностью: «Благодаря моим читателям я встречаюсь с самим собой, ибо понимаю написанное мною, лишь когда это поняли другие – никак не раньше», – утверждает герой-повествователь (alter ego Коэльо) в романе «Заир». Писатель полностью доверяет своему читателю, а потому, не сомневаясь, полностью вверяет ему свою судьбу, намеренно обнажает всего себя, биографического. Не случайны постоянные отсылки к рассказу о самом себе – к интервью, данному в свое время Хуану Ариасу, к биографическим материалам, собранным на официальном сайте писателя. Биография Коэльо не только соучаствует в создании художественного мира, но во всех подробностях непременно должна предстоять ему, объяснять все, «упущенное» в вымышленном сюжете.
Идиллической паре писателя и читателя в мире прозы и автокомментариев Коэльо противостоит фигура разрушителя доверия – «злого критика» – «неумолимого и беспощадного» врага, завидующего любым проявлениям успеха и таланта, не способного понять суть «простых истин»4. Выставленная напоказ фигура «злого критика», антигероя мифологических построений Коэльо, должна предстоять читательскому восприятию столь же активно, как и биографические материалы, изначально обессмысливая всякую попытку исследования текста, ведь любой анализ разрушителен в силу необходимого расщепления некоего художественного единства на его отдельные элементы. Уже полвека назад Р. Барт прекрасно описал незавидную участь критика, исследователя-мифолога – «разрушителя коллективного языка»5, стремящегося выявить истинный смысл «простых истин», а потому вынужденного принципиально «отказывать в доверии» любому объекту исследования, даже если этот объект – маленькая девочка.
Мы, по сути, находимся в похожей, этически кризисной, ситуации: анализ феномена Коэльо по необходимости связан с его биографией, восприятие которой должно быть сугубо сострадательным. И все же анализ мы начнем именно с биографии: история жизненного пути Пауло Коэльо оказывается отчетливо мифологизированной, она излагается как странным образом осуществленный в реальности инициационный сценарий, как последовательность метаморфоз и авантюр.
Пауло Коэльо родился 24 августа 1947 года в Рио-де-Жанейро, во вполне благополучной семье инженера Педро Кейма ди Соузы. Роды были очень тяжелыми, а новорожденный настолько слаб, что его мать Лижия Арарипе Коэльо решила немедленно крестить своего сына6. В семь лет он был отправлен в иезуитскую коллежию Святого Игнатия Лойолы – одну из старейших в Рио-де-Жанейро. Именно здесь проявилась тяга к писательству, здесь же Коэльо стал обладателем своей первой литературной премии. Однако более чем консервативная система, на которой зиждилась иезуитская педагогика, по сути, ничего кроме отвращения от приобретения знаний, как и от католического мировидения, у юноши не вызывала. А его родители вовсе не были счастливы в связи с открывающейся художественной «одаренностью» сына. Однако юноша был упорен в своих художнических стремлениях. Впрочем, поначалу он моделировал свое будущее не столько в связи с литературной, сколько в связи с артистической карьерой. Однако под давлением семьи он поступил на юридический факультет университета Рио-де-Жанейро, но вскоре оставил учебу, занялся журналистикой. Противоборство с семьей развивалось по нарастающей. Кульминацией стало принудительное помещение семнадцатилетнего Пауло в одну из частных психиатрических клиник. Но ни лекарственная терапия, ни электрошок не сдвинули бунтаря с избранного – творческого – пути, а родители укрепились в желании выправить бунтующее сознание: за первым курсом лечения последовал еще один. На сей раз Коэльо сбежал из клиники, некоторое время скитался, но в конечном итоге вернулся домой, а через год примкнул к движению любительского театра. Бразильский любительский театр, бурно развивавшийся с середины 50-х годов, превратился в 60-е годы в массовое явление; обостренное внимание к национально-художественным началам, использование фольклорных, в том числе лубочных, моделей совмещалось в театральном действе с активным нонконформизмом, с особым социальным пафосом, с открытой политически протестной позицией, декларируемой и после прихода к власти военной диктатуры (1964 год). Театрально-протестная активность для Коэльо закончилась в лечебнице, откуда он снова сбежал, но безденежье вынудило его вновь вернуться домой.
В конечном итоге победил Пауло Коэльо. Третий курс лечения стал последним, семья смирилась, на нормальную (в понимании семьи) стезю будущий писатель так и не стал. Он продолжал заниматься театром и журналистикой, он участвовал в демонстрациях, читал Маркса и вдохновлялся Че Геварой. Примерно в это же время Коэльо увлекается идеями и образом жизни хиппи – со всеми ее атрибутами: длинные волосы, отказ от удостоверения личности сопровождаются приемом наркотиков, длительными странствиями, поисками альтернативного «духовного опыта». Коэльо ездит по США и Латинской Америке, какое-то время живет в одной из североамериканских коммун. Он занимается йогой и изучает Кастанеду, втягивается в оккультизм в духе Алистера Кроули (1875 – 1947), вступив в соответствующую секту7. В Бразилии он пытается издавать собственный журнал, где «исследуются» и пропагандируются всяческие подходы к «неведомому» – статьи о летающих тарелках соседствуют с изложением мистических и герметических учений.
Одна из публикаций привлекла внимание известного рок-музыканта и продюсера Раула Оейшаса (1945 – 1989); в жизни Коэльо наступил новый этап: в начале 1970-х он стал постоянным соавтором Сейшаса, создавал тексты для других исполнителей. Во многих рок-текстах Коэльо продолжалась пропаганда альтернативной «духовности», в том числе оккультизма. В 1973 году Коэльо и Сейшас объявляют об организации «Альтернативного общества» (A Sociedade Alternativa), оглашая его принципы (их основанием служили в основном тезисы Кроули) в соответствующем «Манифесте» и в музыкальной композиции с одноименным названием8. Но «Манифест» содержал и обращение в защиту бразильских артистов, чьи «творения и дела подвергались цензуре, калечились и уничтожались». Несколько позднее, в 1974 году, активное противостояние диктатуре, лозунг свободного самовыражения нашел воплощение в серии комиксов, которую начинают выпускать рок-соавторы. Итогом «подрывной деятельности» стало заключение Коэльо и Сейшаса в тюрьму. Сейшаса ждала высылка из страны, а Коэльо еще один арест; из пыточной камеры Коэльо спасается благодаря своему прошлому: его выпустили на свободу, признав психически больным.
Приобщение к рок-культуре принесло Коэльо не только известность и авторитет в музыкальной сфере, но сделало весьма обеспеченным человеком. Соавторство с Сейшасом оказалось коммерчески чрезвычайно выгодным: их второй альбом разошелся полумиллионным тиражом; заработанные средства Коэльо успешно вложил в недвижимость и приумножил свое состояние, начав, по выходе из тюрьмы, работать на фирме звукозаписи.
- См., например, книгу: Introvigne M. Le New Age des origines a nos jours. Courants, mouvements, personnalites. Paris, 2005.[↩]
- Ариас Х. Пауло Коэльо: Исповедь паломника. К.; М.; СПб.: София, 2003. С. 49. Хуан Ариас – известный испанский журналист, публицист, беседовавший с португальцем Ж. Сарамаго и с Папой Иоанном Павлом II, исследовавший проблемы фашизма и современного католицизма.[↩]
- «К кому я действительно отношусь с любовью и нежностью, так это к простым людям с их искренностью и подлинностью. С ними я себя отождествляю»(Ариас Х. Указ. соч. С. 213).[↩]
- См.: Ариас Х. Указ. соч. С. 195.[↩]
- Барт Р. Мифологии. М.: Изд. имени Сабашниковых, 1996. С. 285.[↩]
- Заметим, что во многих современных исследованиях по проблеме одаренности утверждается, что тяжелые роды статистически связаны с талантливостью. См., например: Юркевич В. С. Одаренный ребенок. Иллюзии и реальность. М.: Просвещение, 1996.[↩]
- См.: Ариас Х. Указ. соч. С. 145 – 168.[↩]
- Заметим, что текст «Манифеста», подробности его создания из «официальной» биографии Коэльо удалены, они содержатся в источниках о Р. Сейшасе.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 2006