Макаров Д. И. Антропология и космология св. Григория Паламы (на примере гомилий)

Фундаментальное исследование Д. И. Макарова описывает встречу культурно- философских традиций эллинизма с христианской доктриной в гомилиях св. Григория Паламы, архиепископа Фессалоникийского (ок. 1294 – 1357), продолжателя святоотеческой традиции в эпоху Палеологов.

Со времен революции в России впервые выходит обширный труд, посвященный жанру храмовой проповеди. Беседы Паламы рассматриваются с точки зрения системы воззрений на человека и духовных принципов жизни в Космосе, Христе, Церкви и обществе. Языковая природа гомилии наглядно продемонстрирована ученым, который исходит из подчеркнутой функциональности этого жанра. Беседа во время литургии призвана просветить, наставить и подвигнуть к действию паству чтением и истолкованием текстов Священного Писания, чтобы каждый присутствующий сознательно воспринял Благую весть. Сегодня на фоне нарастающего интереса к дискурсивным границам, взаимодействию собственно литературных и иных текстов гомилия дает обширный материал для исследования этого феномена. Такого рода словесность оттеняет жанровые доминанты, художественно-эстетическую и речевую установку жанров художественной литературы. В поле внимания исследователя находятся понятия, значимые для мистического богословия Паламы: мир и человек, космос, гармония, время, знание, символ, свобода воли, ум, слово, дух, тело, грех, смерть, добродетель, совесть, страсти, крещение, очищение, искупление, свет, преображение. Центральное место в работе принадлежит антропологии и космографии в гомилиях Паламы, так как неоднократно подчеркивается, что Христоцентризм – универсальная основа учения пастыря. Если Фаворский свет одухотворил разум, сердце и плоть каждого – это залог мира духовного и общественного.

Макаров всматривается в языковые средства и терминологию Паламы, анализирует коннотации, генезис и типологию слова. Кропотливая текстологическая работа вскрывает новые связи с текстами Библии, Платона, Аристотеля, стоиков, Оригена, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Андрея Критского, Григория Синаита и других. Будучи теологом, Палама искусно инкрустировал в свое учение наиболее «безопасные» элементы философии эллинов: «при сохранении средневекового геоцентризма и антропоцентризма у Паламы появляются начатки новых научных представлений <…> об однородности физического пространства и времени <…> закономерности и целесообразности» (с. 182).

Исследователь реконструирует теологическую систему учителя безмолвия, сумевшего соединить созерцательный и практический исихиазм, и приходит к выводам, что «анализ Паламы (речь идет о страстях. – И. М.) покоится на реальном знании человека, а не на книжной теории <…> в этом непреходящая ценность гомилий, как для своего века, так и для последующих времен» (с. 100). На материале текста последовательно опровергается привычная и довольно примитивная оценка средневекового дихотомичного представления о микро- и макрокосме, верхе и низе, душе и теле. Исследователь снимает с архиепископа обвинения в обскурантизме и схоластичности, видя в нем христианского гуманиста и, одновременно, представителя высокого Средневековья.

В главе «Риторико-стилистическое оформление гомилий…» сделана попытка их жанровой классификации. Автор ограничивается анализом лишь некоторых выразительных средств и не претендует на комплексный литературный анализ, мотивируя свою позицию жанровой спецификой: «…мы отказываемся <…> от употребления термина «поэтика», этот термин приложим к тем произведениям, в которых сознательно присутствует установка на поэтичность (в смысле Якобсона) <…> Для Паламы эта установка не является ни самодовлеющей, ни самоценной <…> Непрямая художественность характерна для текстов с такой системой (набором) функций, при которой собственно художественная функция не является доминирующей» (с. 435). Представление о жанровой специфике храмовой проповеди дается бегло и разрозненно на протяжении всей работы.

К сожалению, нет детального анализа архитектоники отдельно взятой гомилии, отражающего единство жанровых, стилистических, философско-теологических и социокультурных составляющих. Это позволило бы более объемно оценить проповеднический дар подвижника с точки зрения эволюции речевого жанра православной проповеди XIV века. Но надо отдать должное Д. Макарову: труд, проделанный им, поистине титанический, монография написана в лучших традициях византийской академической школы, снабжена хорошим научным аппаратом (список литературы – 888 единиц). Цель, поставленная во «Введении», – показать духовно-исторический и социальный срез византийского общества XIV века – реализована. Молодой ученый бережно и внимательно работает с материалом. Концепция изложена органично, так как созвучна духовным исканиям самого автора.

И. МАГОМЕДОВА

г. Тобольск