Дело Сухово-Кобылина

Среди великих русских писателей не было уголовников. Русских писателей казнили за политические выступления, ссылали на каторгу, отправляли на смерть под пули врагов, убивали на дуэлях, отлучали от церкви, арестовывали, отравляли им жизнь клеветой, их даже обвиняли в растратах казенных сумм (как Я. И. Княжнина), – но грабителей и убийц среди них не было. Очевидно, гений и злодейство, действительно, «две вещи несовместные». В истории русской литературы только один человек был отдан под суд по делу об убийстве – Александр Васильевич Сухово-Кобылин. Как и Княжнин, в начале судебного разбирательства он еще не был писателем, а просто являл собой образец великосветского деятельного бездельника, не служил, проводил время в Париже, побеждал на скачках и считался любимцем московских дам. Как и Княжнин, он занялся творчеством только под воздействием судебных мытарств. Отличало их друг от друга одно немаловажное обстоятельство: в виновности Княжнина никто не сомневался, он сам ее не отрицал; виновность Сухово- Кобылина категорически им отрицалась и не была ни доказана, ни опровергнута. Семилетнее жестокое и пристрастное следствие стремилось всеми силами доказать его участие в убийстве собственной любовницы, француженки Луизы Симон-Деманш, оно серьезно изменило молодого человека; открыло ему худшие стороны российского полицейского произвола и дало русской литературе необычную драматическую трилогию: пьесы «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина».

В конечном счете Сухово-Кобылин был оправдан, но оставлен в подозрении. Подозрение это сохраняется до наших дней. Многочисленные попытки пересмотреть в XX веке исход одного из знаменитых и загадочных уголовных процессов середины XIX века не привели ни к какому однозначному результату – слишком ничтожны улики, собранные московской полицией; на них невозможно построить серьезную версию.

Авторы первой полной публикации всех материалов следственного и судебного дела А. В. Сухово-Кобылина, осуществленной в прекрасной серии «Россия в мемуарах», В. М. Селезнев и Е. О. Селезнева, не пытаются предложить новую версию событий, происшедших в ноябре 1850 года. Во вступительной статье В. Селезнев рассказывает о жизни, характере, творчестве и судьбе пьес писателя. Читатели, изучив материалы дела, прочитав отрывки из дневника Сухово- Кобылина и десятки воспоминаний о нем разных лиц, также помещенные в сборнике, смогут непредубежденно прийти к собственным выводам. В наше время детективные романы, в том числе на исторические и литературные сюжеты, пользуются широчайшей популярностью, поэтому самостоятельное разоблачение преступника или оправдание невинно пострадавшего будет привычно и интересно многим читателям. Российская действительность XIX века была небогата событиями, просящимися на страницы классического детектива; возможно, какой-нибудь современный беллетрист заинтересуется делом Сухово-Кобылина и вскоре предложит художественную развязку происшествия.

Публикаторы намеренно стараются остаться беспристрастными. Отчасти это удается. Коротко излагая разноречивые и не очень многочисленные высказывания историков литературы и публицистов, которые как в 1900 году (В. Дорошевич), так и в наши дни (Н. Волкова) высказывали полярные точки зрения, В. Селезнев сводит их к «интереснейшей литературной дуэли». По его мнению, Л. Гроссману (1927), который зачислял, по требованию времени, крепостных, «разумеется, в жертвы царского суда, а дворянина и помещика – в убийцы», аргументированно противостоял в тот же исторический период его однофамилец В. Гроссман (1936), подкрепивший свои выводы результатами судебно-медицинской экспертизы. Вывод Селезнева исчерпывающ: «обе формулы чересчур универсальны: пытаясь объяснить все, они не объясняют ничего в сложной и запутанной механике движения дела» (с. 7).

Рецензируемое издание представляет это движение дела во всех его стадиях: во- первых, сами «Документы следствия и судебного дела об убийстве Луизы Симон-Деманш» (10 ноября 1850 года – 9 декабря 1857 года), «большинство из которых обнародуется впервые»; потом дневник А. В. Сухово-Кобылина за 1851- 1858 годы; и, наконец, отклики на него современников, поскольку эти материалы, «рассеянные в основном по старым журналам и газетам, не перепечатывались и впервые собраны тут вместе» (с. 40).

Среди авторов записок и воспоминаний К. С. Аксаков, дорогой друг молодых лет Сухово-Кобылина, Е. А. Салиас, Б. Н. Чичерин, актер императорских театров Ф. А. Бурдин, московский почт-директор А. Я. Булгаков, которому принадлежит «первый частный отклик на начавшееся следствие» (с. 481), А. М. Рембелинский с его печальным на все времена замечанием: «сколь мелкой кажется в настоящее время мошенническая проделка Кречинского» (с. 382).

Ему же принадлежат слова, в которых коротко выражена сама суть жизни и творчества Сухово-Кобылина: «в нем, в его внешности, в костюме, в говоре, великорусского доброго старого времени, переходившем внезапно на французскую речь с чисто парижским жаргоном, все было двойственно» (с. 370). Двойственным предстает перед читателями облик Сухово-Кобылина: он предстает одновременно «затворником, укрывшимся от политических и общественных бурь в Кобылинке», и человеком, который «постоянно в водовороте политических событий» активно обсуждает «и общественные новости, и вечные беды России – всеобщее воровство и ложь» (с. 35).

Некий налет двойственности отличает и публикацию В. Селезнева: при общем высоком научном уровне издания и всей серии не всегда понятны купюры в дневниках Сухово-Кобылина, несколько странно оправдываемые однообразием содержания и неразборчивостью почерка в пропущенных местах.

Самое главное в том, что публикация «Дела Сухово-Кобылина» не только дает пищу фантазиям детективных писателей. Это прежде всего первоклассный материал к биографии замечательного драматурга. Пьесы Сухово-Кобылина не проходят по школьной программе, они редко появляются на сценических подмостках (кроме «Свадьбы Кречинского»). Исключительное по силе и правдивости разоблачение в них методов полицейского давления на обвиняемых, взяточничества и – по-современному – коррупции высших чиновников сохраняет свое непреходящее значение и может быть отнесено почти к любой стране и любой эпохе. Возможно, поэтому пьесы ставятся нечасто и автор их как-то искусственно предается забвению.

Издание Селезневых возвращает нам писателя в ореоле молодости, красоты, очаровании спортивных и любовных побед, в расцвете таланта – но и в глубоких копаниях в собственной душе, в чрезмерной внимательности к собственному здоровью, подорванному многолетней напряженностью борьбы с полицией. Сухово-Кобылин становится близок читателю, и в этом немалое достоинство публикации.

Наконец, она имеет еще одну, важнейшую, ценность. Процесс по делу об убийстве Симон-Деманш проходил с 1850 по 1857 год. Это было совершенно особенное время в истории России. Годы с 1850 по 1855 приходятся на так называемое «мрачное семилетие» Николая I, когда, напуганный революциями в Европе, император перешел к политике подавления малейшего свободомыслия в империи. Но эти же годы – период назревания кризиса в отношениях России с Францией и Англией, период Крымской войны, столкнувшей эти государства в открытом противоборстве, в котором Россия потерпела полное поражение. С 1855 года начинается новое царствование: эпоха активнейшей борьбы российской общественности за развитие капиталистической промышленности, за демократические преобразования, за отмену крепостного права. В этих условиях судебный процесс, где крепостные люди свидетельствовали против барина, а барин обвинялся в незаконной связи, а потом убийстве французской гражданки, нарочито писавшейся в первых следственных документах как де Манш (то есть якобы дворянка), такой процесс казался взрывоопасным и для внутреннего и для международного положения России. Осуждение либо оправдание и крепостных и барина было равно неприемлемо для правительства и общественности, отсутствие наказания каким-нибудь виновным – нежелательно перед лицом Европы. Недостаток серьезных улик против кого бы то ни было (если не считать уликой собственное, но, может быть, вынужденное признание крепостных в убийстве) ставил следствие в тяжелое положение, да и в любом случае объективность его была никому не нужна, кроме злосчастных подследственных.

Неудивительно, что в таких сложных условиях процесс растянулся на семь лет и два царствования и закончился бесплодным компромиссом: никто не был осужден, никто не был оправдан, крепостные были поручены попечительству властей, а не возвращены хозяину под предлогом, что своими показаниями они «могли возбудить к себе негодование владельца» (с. 232). Как ни мучительно было разбирательство для Сухово-Кобылина и его семьи, для историка оно представляет драгоценный материал. Не только русских писателей, но и вообще дворян уголовные дела затрагивали достаточно редко. Если же это случалось, следствие велось особенно тщательно, с соблюдением всех положенных законом норм. Дело Сухово-Кобылина показательно демонстрирует механизм российской следственной и судебной системы в период ее неколебимого владычества при Николае I и кризиса при Александре II. В 1864 году отжившая система была заменена самой прогрессивной, созданной по образцу английской, однако нововведение просуществовало в России всего несколько десятилетий.

Таким образом, материалы дела Сухово-Кобылина представляют интерес и для литературоведов, которые найдут в документах исторически достоверный источник пьес драматурга, и для его биографов, и для историков, занимающихся одной из переломных эпох в России – эпохой подготовки «великих реформ», и для широкого круга читателей, которых может заинтересовать детективный сюжет и неспешное движение повозки российской Фемиды, издавна подмазываемой золотом, подхлестываемой розгами властей, сдерживаемой родственными узами. Книга не только интересна и поучительна, но и актуальна, ибо совершенное судопроизводство до сих пор едва ли существует хоть где-то в мире.

Е. ЦИМБАЕВА