М. Вайскопф. Между огненных стен: Книга об Исааке Бабеле

Михаил В а й с к о п ф. Между огненных стен: Книга об Исааке Бабеле. М.: Книжники, 2017. 494 с. (Чейсовская коллекция).

Книга названа цитатой из ранних (до 1926 года) редакций рассказа «Смерть Долгушова» («Грищук со своей глупой тачанкой да я — мы остались одни и до вечера мотались между огненных стен»), которая, в свою очередь, является «безотчетной реминисценцией из библейского пророчества об Иерусалиме: «И Я буду для него, говорит Господь, огненной стеною вокруг него… Эй, эй! Бегите из северной страны, говорит Господь; ибо по четырем ветрам небесным Я рассеял вас» (Зах., 2: 5-6)» (с. 118). Название символично в двух аспектах. Во-первых, оно указывает на то, что целый ряд художественных образов, приемов, аллюзий и скрытых смыслов у Бабеля восходит к древним еврейским (и христианским) религиозным текстам; во-вторых, отсылает к трагической судьбе писателя, к тем политическим и житейским тискам, в которые он был зажат на протяжении всей жизни. Однако в строгие рамки религиозной традиции и религиозного интертекста творчество Бабеля не укладывается, и потому книга М. Вайскопфа объективно оказывается шире: она по-новому раскрывает многие особенности поэтической системы писателя на материале большинства его произведений; проводятся аналогии не только с Библией, Устной Торой, Талмудом, учением хасидизма и каббалой, но и с произведениями еврейских классиков, а также Гоголя, Лескова, Блока, Мандельштама, Кузмина, Набокова, Есенина, Маяковского, Рембо, Гамсуна, немецких экспрессионистов.

Предельная сжатость бабелевских текстов отмечается практически во всех работах о нем; на это не раз указывал и сам писатель в своих интервью, выступлениях и даже в рассказах. Вайскопф с блеском резюмирует: «…виртуозный лаконизм Бабеля сводит к минимуму мотивировку либо развернутую подготовку события — чаще всего мы сталкиваемся только с его ошеломляющим результатом. Фабульные зигзаги — это сверхмощные разряды семантического напряжения, исподволь накопленного в тексте. Время настолько спрессовано, что его движение почти незаметно» (с. 242).

Еще одна широко известная черта творческого метода Бабеля — смещение фактов, дат и топографии. В книге Вайскопфа мастерски вскрываются цели, достигаемые этой авторской стратегией. Так, в «Истории моей голубятни» герой отправляется на Охотницкую за голубями 20 октября, в воскресенье, через месяц после поступления в гимназию. Однако 20 октября 1905 года, второй день еврейского погрома в Николаеве, приходился на четверг, а Охотницкая — не николаевский, а одесский топоним. Благодаря «преднамеренной неточности», объясняет исследователь, «день недели, выбранный автором, из пустой и безличной календарной меты переходит в категорию зловещего символа. Избитый мальчик возвращается по тротуарам, «подметенным чисто, как в воскресенье»: мнимый воскресный день уподоблен самому себе — но взят уже в расширительном значении» (с. 398-399). В рассказе «Первая любовь» «дарование царского манифеста, пробудившее погромную стихию», даже «сопоставлено с Пасхой: «Граждане свободной России, с светлым вас Христовым воскресением…»» (с.