Литературоведческие книги в Сибири

В последние годы Сибирь все чаще я чаще заявляет о себе и в области литературоведения. Этот рост, несмотря на препоны, чинимые издательствами и книготоргами, которые литературу такого рода частенько рассматривают только с одной, коммерческой стороны, весьма показателен для развития культуры и науки наших краев и областей.

В Сибири создано уже немало хороших литературоведческих книг. К ним в первую очередь относится новое издание сборника «Горький и Сибирь» ¹.

Книга рассказывает о более чем тридцатилетних связях Алексея Максимовича с различными людьми Сибири – с писателями, учеными, рабочими, колхозниками, учащимися. В ней собраны письма М. Горького и воспоминания о нем – волнующие документы любви писателя к человеку, к родине, документы действенного участия его в духовном раскрепощении огромного края. Эти письма и воспоминания охватывают, кроме того, многие и ныне сохраняющие свое значение проблемы: литературного мастерства, воспитания молодых писателей, развития так называемой областной литературы… Словом, они выходят за рамки обозначенной в заголовке темы.

Это новое (пятое) издание сборника осуществлено с наибольшей – по сравнению с предыдущими – полнотой. В свое время приходилось публиковать некоторые письма писателя без упоминания имени адресата, с различными купюрами или вообще исключая иные ценные материалы, ограничиваясь лишь глухим упоминанием их или выдержкой в предисловии. В новом издании впервые печатается ряд писем, а часть документов и воспоминаний, разбросанных по разным журналам и газетам, ныне становится легко доступной для широкого круга читателей и исследователей. Так, здесь полностью опубликованы письма к В. Зазубрину, М. Басову, Ис. Гольдбергу, значительно пополнилась переписка М. Горького с Г. Вяткиным, В. Анучнным, В. Арсеньевым, А. Семеновым. Рассказ А. Семенова о его встрече с писателем был «апечатан в газете «Якутская окраина» за 1912 год и с тех пор нигде не перепечатывался. «Встречи и беседы» Г. Вяткина появились в «Сибирских огнях» в 1928 году. Все это и многое другое собрано теперь, тщательно прокомментировано я обобщено в хорошем, заново просмотренном предисловии С. Кожевникова, много лет занимающегося темой «Горький и Сибирь». С. Кожевников раскрывает огромное значение работы М. Горького по собиранию и воспитанию литературных сил Сибири, рисует его как блестящего организатора новой, советской литературы.

Следует, однако, сказать, что С. Кожевников, к сожалению, мало останавливается на отношении М. Горького к литературам народов Сибири. Между тем одна переписка с А. Семеновым, ставшая известной совсем недавно, дает для этого любопытнейший материал.

Необходимо отметить, что и новый сборник не является полным. Воспоминания Ис. Гольдберга, М. Ошарова, П. Петрова, Р. Эйхе, Н. Мординова почему-то не вошли в книгу. Хотя воспоминания М. Ошарова известны лишь в записи Е. Владимирова (см. «Сибирские огни», 1960, N 2), это обстоятельство не снижает их ценности. Алексей Максимович, как видно из этой записи, живо интересовался фольклором сибирского Севера, он готов был дать средства на организацию фольклорной экспедиции на Таймыр. Коротенькие воспоминания М. Ошарова, равно как и воспоминания Н. Мординова – еще одни штрих в характеристике отягощения М. Горького к нашей многонациональной литературе, и их следовало бы включить в такого рода издание.

В ряде случаев составители помещают письма М. Горького с ответами их адресатов (В. Анучина, Г. Вяткина). Это хорошо. Ну, а если сохранились только ответы Горькому, разве они не представляют интереса? Восемь писем Вяч. Шишкова к М. Горькому можно найти в книге «В. Я. Шишков. Неопубликованные произведения. Воспоминания о В. Я. Шишкове. Письма» (Л. 1956). Причем одно из них помечено 1911 годом и отправлено из Томска. В архиве М. Горького хранятся письма П. Петрова, автора романов «Борель» и «Золото» и других произведений, к которым М. Горький относился одобрительно. Эти письма – не что иное, как подтверждение горьковских суждений о литературе Сибири, и они, пожалуй, имеют больше оснований находиться в этом сборнике, чем, скажем, часть писем к Вс. Иванову, не связанных непосредственно с Сибирью да к тому же теперь широко известных по горьковскому собранию сочинений.

В примечаниях, в целом, как я уже отмечал, составленных тщательно, следовало бы сообщить, что Г. Вяткина, В. Зазубрина, В. Итина и некоторых других, упоминаемых составителями, деятелей Сибири в живых нет и что время их гибели пока не установлено (впрочем, о В. Зазубрине известно – декабрь 1938 года). Недоумение вызывает характеристика Н. Наумова как «основоположника областной сибирской литературы». Ведь от такого термина мы давно отказались. Но даже если его принять, то все равно Н. Наумов в «основоположники» никак попасть не может, уж скорее П. Ершов с И. Калашниковым!

Удивляют в примечаниях повторы – дважды одно и то Же сообщается о Г. Гребенщикове, Ис. Гольдберге, В. Шишкове, И. Тачадове, дважды перепечатываются письма – сначала в одном отделе, потом в другом (Е. Пермитина, Вс. Иванова).

Той же теме – Горький и Сибирь – посвящена одна статья в книге В. Трушена «Литературные портреты» ². Цель ее – рассмотреть «те стороны взаимоотношений Горького с сибирскими литераторами, которые по тем или иным причинам остались вне поля зрения литературоведов и критиков». В какой-то мере задача эта автором выполнена, хотя после открывшейся возможности пользоваться документами тему эту необходимо ставить и шире и глубже.

Кроме этой статьи и рецензий на три романа иркутских авторов, в книге. В. Трушкина даяо шесть монографических очерков – о П. Петрове, К. Седых, В. Зазубрине, Инн. Луговском, Г. Кунгурове и Ф. Таурине. Наиболее интересны из них статья о П. Петрове, В. Зазубрине и Г. Кунгурове. В. Трушкин выступает как исследователь: сообщает новые факты, сопоставляет их, подробно прослеживает жизненный я творческий путь писателя. Все это обогащает наше представление о литературном процессе 20 – 30-х годов, об отдельных советских писателях, которых наши историки-литературоведы склонны чаще всего не замечать, хотя произведения «незамечаемых» зачастую живут десятилетиями и по сей день благотворно воздействуют на сознание читателей.

Статья о В. Зазубрине сначала появилась в альманахе «Новая Сибирь» (Иркутск, 1957, N 37). Странно, что книжный ее вариант нельзя признать лучшим. Почти исчез конкретный разговор о литературных взглядах В. Зазубрина, опущено все то, что характеризует его как собирателя литературных сил Сибири, «выпали» первые отклика читателей и критиков на выход «Двух миров» – и сразу та атмосфера, в которой рождался и начиная свою жизнь первый советский роман, как-то выветрилась из статьи. Кто в этом виноват, автор или редактор?

Очерки В. Трушкина о К. Седых, Ф. Таурине, Инн. Луговском слабее предыдущих. По существу они не более как обширные рецензии на отдельные произведения этих авторов. Правда, а очерке о Инн. Луговском нет обозрения творческого пути писателя – это развернутое рассмотрение поэтического мастерства зрелого поэта. Но беда в том, что статья о Инн. Луговском «рецензионна» по самому своему характеру: вот достоинства, вот недостатки, мимо которых, разумеется, нельзя пройти. И ни разу автор не поднялся до сколько-нибудь оригинальных обобщений, материал для которых, конечно же, содержится в поэзии Инн. Луговского. «Поэзия немыслима без открытий…», «Поэтическое произведение… всегда живой организм» – таковы в большинстве случаев теоретические «опоры» статьи. Положения эти бесспорны, хорошие стихи Инн. Луговского еще раз их подтверждают, а собственного голоса критика почти не слышно.

Монографических статей о К. Седых написано уже немало. В «их подчас сталкиваются разноречивые мнения. В. Трушкин, к сожалению, не продолжает разговора, он просто еще раз анализирует романы «Даурия» и «Отчий край», объясняет, что, на его взгляд, хорошо, что плохо, и олова не ставит перед собою более «высоких» задач.

О романах Ф. Таурина критика довольно единодушно говорила как о произведениях, актуальных по теме, но художественно слабых. О существенных художественных просчетах в романе «Ангара» убедительно писал, например, Павел Нилин (см. «Новый мир», 1957, N 1). В. Трушкин, напротив, высоко оценивает этот роман. Образ главного героя Гусарова он ставит рядом с Вальганом Г. Николаевой, называет его одной из «несомненных и блестящих удач Таурина как художника». Почему бы в таком случае не «обрушиться» на своих «противников»Я не показать несостоятельность их аргументаций? Невольно критику пришлось бы коснуться и теоретических и методологических вопросов, статья наполнилась бы дыханием современных споров, приобрела свое лицо. Сейчас это-всего лишь стандартная рецензия с обычными «автору удались сцены», «менее удался образ» и тому подобными примелькавшимися оборотами. Самая уязвимая сторона работы В. Трушкина – ее недостаточная теоретическая оснащенность. Этим, вероятно, и объясняется некоторая пассивность авторской позиции, стандартность в выборе, системы доказательств при анализе произведений, подчас безликость языка.

Стандарту в построении и в языке, однообразию в способах развития мысли объявил войну Б. Рясенцев в книге «Когда занавес раскрывается» ³. В ней, собственно, рассказывается о сибирских театрах, преимущественно о театральном Новосибирске. Но так уж построена книга, что читатель найдет в ней и размышления о современной драматургии, и полемику с сегодняшними «отрицателями» искусства, и нередко тонкий анализ поставленной театром пьесы, и характеристику творчества драматурга, за деятельностью которого он следит много лет, и мысли о принципах ‘истолкования классиков на нашей сцене… Непринужденный, живой разговор ведет Б. Рясенцев со своим читателем по самым разнообразным вопросам театра И драматургии. В статье есть тот эмоциональный заряд, та насыщенность мыслями, та убежденность, которые в конечном счете определяют индивидуальное лицо критика.

Книга Б. Рясенцева открывается вступлением, озаглавленным «Юность, пронесенная сквозь тысячелетия». Оно является здесь не простым сообщением «от автора», а своеобразным камертоном, по которому настраиваются все последующие статьи сборника, хотя написаны они в ‘разное время; здесь выражение позиции критика и активная ее защита, здесь же и определение характера всей книги.

Активность и ясность авторской позиции во многом определяет качество работы Б. Рясенцева. Говорит ли он о путях развития театра «Красный факел» или о пьесах В. Лаврентьева и М. Юдалевича, оценивает ли он работу коллектива Томского драматического театра или подводит итоги гастролей театра имени Вл. Маяковского, критик стремится к исчерпывающему доказательству своих положений, к проблемной постановке вопроса, к действенному вмешательству в ход тех процессов, которые у нас совершаются в театре и в драматургии.

В главе «Чудо да Оби» критик касается истории развития культуры Новосибирска. Ее не скучно читать, Больше того, автор отобрал ошеломляющие факты. Но тот, кто хоть сколько-нибудь знаком с историей города, не может удовлетвориться такой эффектно-информационной статьей.

Б. Рясенцев обособляет в специальный раздел так называемых «местных драматургов». Зачем это «местничество» в хорошей книге, лишенной областнической ограниченности в самом содержаний? Не потакаем ли мы тем самым порочной практике некоторых областных издательств, отказывающихся печатать то, что не связано с их областью? Так, Иркутское издательство выбросило из книги В. Трушена «Литературные портреты» все написанное не об иркутянах. Л. Сейфулдина? Нет, она не жила в Иркутске – изъять! Г. Марков? Он теперь прописан в Москве – изъять! И т. д. Выходит, критику, живущему в Иркутске, можно писать только о своих согражданах! Ну не дико ли это?!

В Барнауле, например, все еще размышляют, издавать или не издавать книгу способного барнаульского критика А. Огнева о С. Антонове, но, не задумываясь, издали работы И. Казанцева и А. Ореховского под общей обложкой «Алтайские писатели о современнике» ⁴. И тема местная, и звучит актуально, а качественный уровень ее весьма и весьма низок. Статья И. Казанцева названа «Герои произведений А. М. Демченко». О ее теоретическом уровне, ее литературных качествах можно судить по таким формулировкам: «Чтобы глубже раскрыть чувство любви, переполнявшее душу Карыма, автор вводит и повествование пейзаж»; «Чтобы глубже, выразительнее раскрыть переживания Жигулева, А. Демченко рисует красивые картины природы…»; «Чтобы глубже заглянуть в душу героя, А. Демченко описывает его отношения к природе, это помогает подчеркнуть духовный рост человека». И т. д. и т. п. Нужны ли здесь комментарии? Читая эту обширную монографию, спотыкаешься почти на каждом предложении.

По сравнению с И. Казанцевым А. Ореховский пишет лучше. Но и его статьи не относятся к тем, которые нужно было издавать отдельной книгой. Как критик А. Ореховский делает первые робкие шаги. Его анализ прозы и поэзии избранных авторов предельно элементарен. Приведу только два примера». О стихах И. Фролова: «Индивидуализируя речь героев, умело используя монолог («Продавец»), а также диалог – беседу лирического героя – вопросы, ответы, реплики – с человеком, выступающим от имени народа («Шестаково поле»), поэт успешно справляется со своими задачами». О прозе И. Кожевникова: «Особенность портретных характеристик в повести – их относительная статичность (в течение повествования характерные черты облика повторяются несколько раз), что дает возможность запоминать броские штрихи и постепенно «вживаться» в образ – видеть его».

Я взял те редкие в книге случаи, когда, вместо обычных «автор убедительно показал» или «показал ярко и умело», делается попытка проникнуть в образную ткань произведений, в существо их формальных достоинств. Видно, что А. Ореховский знает, о чем следует говорить в подобных случаях, но как это нужно делать, он ещё не научился. Он весьма невпопад разъясняет, что есть изобретенная им «относительная статичность портретных характеристик», и наивно трогателен в своем желании растолковать, что такое «монолог, а также диалог», каковые умело использует поэт. Фразы получились «ученые», но пустые.

Бесчисленные языковые погрешности в статьях И. Казанцева и А. Ореховского – не просто досадные оговорки, которые можно исправить хорошей редактурой, они связаны с явным отсутствием необходимой для критика культуры языка, с неумением анализировать произведения искусства.

В Томске вышла полезная книга Н. Антропянского И. Тачалов, П. Драверт – поэты-сибиряки»¹ Когда ее автор рассказывает о жизни поэтов, сообщает о том, что ими написано и в какое время, каково содержание их творений, видно, что он подробно изучил немногочисленные источники; Но стоит критику перейти к самостоятельному анализу поэтических произведений, как он начинает изъясняться такими шаблонными фразами, которые не только не позволяют увидеть в творчестве каждого из рассматриваемых им поэтов действительно нечто самобытное, но и попросту отличить их друг от друга. Исследователь называет И. Тачалова «мастером поэтического слова», но в доказательство ничего не может сказать, кроме того, что стихи поэта «ярки» и «образны». Не удивительно, что достоинство стихов другого поэта – П. Драверта – у Н. Антропянского определяется той же многократно упоминаемой «яркой образностью».

Статья о П. Драверте названа «Певец сибирской природы». Критик справедливо пишет, что поэт «горячо, Всем сердцем и на всю жизнь полюбил этот край» и что «эта любовь к Сибири звучит как главный мотив во всех стихах поэта». Объяснив затем, что П. Драверт «любил природу и как ученый-естественник и как поэт», сказав, что цитируемые им стихи «отличаются»»верным описанием деталей» и «яркой эмоциональной окрашенностью», исследователь обобщает: «Вся пейзажная лирика Драверта, как уже сказано, глубоко пронизана чувством неизбывной любви к Сибири. Именно эта любовь делает пейзажи Драверта лиричными». Потом снова, посетовав на то, что некоторые его знакомые не признают Драверта поэтом, он не без пафоса заявляет: «…Такие стихотворения Драверта, какие просто пейзажи, а глубоко лирические пейзажи. Они все… пронизаны настроением поэта, его горячим дыханием, его любовью к родной сибирской природе». Даже правильные мысли при частом их варьировании, причем в одних и тех же выражениях, превращают статью в собрание банальностей.

Литературоведение в Сибири с каждым годом набирает новые силы. Тем решительней необходимо выступать против появления малоквалифицированных и безликих книг. Они только отбивают охоту у массового читателя обращаться к литературоведческой и критической книге за помощью и советом, тормозят развитие нашей науки о литературе.

г. Новосибирск

1. «Горький и Сибирь. Письма, воспоминания». Составители: С. Е. Кожевников, А. Л. Коптелов, Новосибирское книжное издательство, 1961, 463 стр. [↩]
2. В. Трушкин, Литературные портреты. Писатели-сибиряки, Иркутское книжное издательство, 1961, 219 стр.[↩]
3. Борис Рясенцев, Когда занавес раскрывается. Новосибирское книжное издательство, 1961, 274 стр.[↩]
4. И. Казанцев, А. Ореховский, Алтайские писатели о современ нике, Литературно-критические статьи, Барнаул, Алтайское книжное издательство, 1961″ 171 стр.[↩]