Литературное имя (Докторская диссертация)

ВВЕДЕНИЕ

Отличия литературного имени от обычной фамилии, которую имеет каждый, совершенно очевидны. Фамилию, как и родителей, не выбирают и лишь в самых бедственных случаях обменивают в загсе. Напротив, имя часто бывает псевдонимом. Наследственная фамилия, возможно, и нужна обществу, чтобы легче отличать одних граждан от других, но для отдельно взятого человека она сама по себе бесполезна, невесома и почти не ощутима, как милая невинная привычка. Имя – совершенно иное дело. Его надо пестовать и ковать самому. Зато взносы, которые идут в фонд имени, с лихвой окупаются и приносят проценты. Так что полно смысла давнее изречение, будто в первую половину жизни писатель работает на имя, а другую – имя трудится на писателя.

Второе, что хотелось бы подчеркнуть, – имя столь же мало имеет общего и с реальным человеком, которому принадлежит. Имя способно существовать дольше или короче земного срока своего носителя. И даже сгинув, оно может время от времени возрождаться, как феникс из пепла (ср. «забытые имена»), тогда как никому еще не удавалось встать из могилы.

Однако названные отличия являются лишь выражением редких свойств имени. Из них следует назвать еще такие. Имя способно улучшать или ухудшать текст, подталкивать или сдерживать процесс публикации и книгоиздания.

Даже Лев Толстой без имени не мог существовать. Неутомимый исследователь жизни, он всесторонне проверил это на собственном опыте. Будучи уже корифеем, чей малейший исписанный клочок бумаги повсюду заведомо ценился, как ассигнация, Л. Толстой, стремившийся и тут увидеть истину в тумане, послал в редакцию журнала свой рассказ под чужим именем. И редактор не замедлил учинить представшему перед ним незнакомому старичку подлинную распеканцию. Вот как это описано в документальных источниках. «Признаюсь, любезный, когда я читал вашу ерунду… Нет, вы уж бросьте ваше бумагомарание»– в таких выражениях журил редактор озадаченно молчавшее «зеркало русской революции».

Совсем недавно действительность преподнесла нам пример внешне противоположного свойства. Один товарищ, чье имя в каждой газете упоминалось минимум десять тысяч раз, тоже вздумал поставить на себе небольшой научный эксперимент. А что, если он свое прославленное, безбрежно громкое политическое имя обратит также в имя литературное?

В проведении эксперимента имелась, правда, одна крохотная загвоздка: властитель не только не умел писать по-писательски, к тому времени от дряхлости он едва расписывался. Но это мелкое препятствие тотчас было ликвидировано соединенными усилиями кучи энтузиастов.

Остальное всем хорошо известно.

И что же? Восторг и лавры без границ! Успех был так неописуем, что для описаний его в русском языке, пожалуй, не хватит отглагольных слов. Новоиспеченная трилогия была высокотиражирована, сверхпремирована, дифирамбирована, канонизирована, радиотранслирована, инсценирована, экранизирована, телевизирована, мумифицирована и т.